– Бандл отлично со всем справится, я уверен.

– Я вот о чем хочу вас спросить. – Ломакса, похоже, осенило. – Помните, о чем я вам только что рассказывал?

– Вы много о чем рассказывали.

– Нет-нет, я имею в виду это несчастное осложнение. – Он понизил голос до таинственного шепота. – Мемуары… мемуары графа Стилптича.

– Мне кажется, тут вы заблуждаетесь, – сказал лорд Катерхэм, подавляя зевок. – Люди любят скандалы. Черт возьми, я сам читаю мемуары… и с удовольствием.

– Дело не в том, прочтут их или нет, – невелика важность, а в том, что их публикация именно сейчас может все разрушить… все. Народ Герцословакии хочет реставрировать монархию и готов предложить корону принцу Михаилу, имеющему поддержку правительства его величества.

– И который готов предоставить мистеру Герману Айзекстайну и компании концессии в обмен на миллионный заем, чтобы сесть на трон…

– Катерхэм, Катерхэм! – мученическим шепотом взмолился Ломакс. – Осторожнее, умоляю, прежде всего осторожнее.

– Дело в том, – с удовольствием продолжил лорд Катерхэм, уступив, однако, просьбе собеседника и понизив голос, – что воспоминания Стилптича могут расстроить чьи-то планы. Тирания и недостойное поведение семьи Оболовичей, а? Эти вопросы обсуждались в парламенте. Зачем заменять нынешнее широко мыслящее и демократическое правительство абсолютной тиранией? Политика, диктуемая кровососами-капиталистами. Правительству грозит опасность. Ну, как вам?

Ломакс кивнул.

– А может быть и хуже, – тихо произнес он. – Предположим… только предположим, что кто-то упомянет об этом досадном исчезновении… вы знаете, что я имею в виду.

Лорд Катерхэм недоуменно посмотрел на него:

– Нет, не знаю, что за исчезновение?

– Как, вы не слышали? Это произошло в Чимнизе. Генри был очень расстроен. Его карьере чуть не пришел конец.

– Вы меня просто заинтриговали, – оживился лорд Катерхэм. – Кто или что исчезло?

Ломакс подался вперед и приложился губами к уху лорда Катерхэма. Тот поспешно отдернулся:

– Ради бога, не шипите!

– Вы слышали, что я сказал?

– Да, слышал, – неохотно ответил лорд Катерхэм. – Теперь кое-что припоминаю. Очень любопытное дело. Интересно, кто же это сделал? Так ничего и не выяснилось?

– Так и не выяснилось. Разумеется, действовать пришлось очень осторожно. Не должно было просочиться ни намека на потерю. Но Стилптич тогда был там. Он что-то знал, не все, но что-то. Мы с ним один или два раза ссорились по турецкому вопросу. Предположим, в порыве безумной злобы он изложил это в своих мемуарах. Подумайте о скандале и далекоидущих последствиях. Все бы недоумевали: почему это замалчивалось?

– Конечно, – с явным удовольствием согласился лорд Катерхэм.

Ломакс, говоривший совсем тихо, взял себя в руки.

– Я должен сохранять спокойствие, – пробормотал он. – Спокойствие и еще раз спокойствие. Но я вот о чем хочу вас спросить, мой друг. Если у него не было злого умысла, почему он послал рукопись в Лондон таким окольным путем?

– Это, конечно, странно. Вы уверены в фактах?

– Абсолютно. У нас… э… есть агенты в Париже. Мемуары были тайно отправлены за несколько недель до его смерти.

– Да, тут что-то есть, – произнес лорд Катерхэм с тем же удовольствием, что и раньше.

– Мы выяснили, что они были посланы человеку по имени Джимми, или Джеймс, Макграт, канадцу, живущему сейчас в Африке.

– Дело касается империи, не так ли? – весело спросил лорд Катерхэм.

– Завтра, в четверг, Джеймс Макграт прибудет на «Грэнарт Касл».

– И что же нам делать?

– Мы, разумеется, встретимся с ним, обрисуем ему, какими серьезными последствиями чревата публикация мемуаров, и попросим его хотя бы в течение месяца ничего не предпринимать, и, во всяком случае, позаботимся о том, чтобы они были тщательно отредактированы.

– А если он откажется или пошлет вас к черту или еще куда-нибудь? – предположил лорд Катерхэм.

– Этого-то я и боюсь, – признал Ломакс. – Вот почему мне вдруг пришло в голову, что хорошо бы его тоже пригласить в Чимниз. Естественно, он будет польщен знакомством с принцем Михаилом, и с ним, может быть, будет легче справиться.

– Я не буду его приглашать, – поспешно возразил лорд Катерхэм. – Я не люблю канадцев, и никогда не любил, особенно тех, кто долго живет в Африке!

– А может быть, он окажется отличным малым, этаким неотшлифованным алмазом?

– Нет, Ломакс. Мое слово твердо. Пусть с ним возится кто-нибудь другой.

– По-моему, – сказал Ломакс, – здесь бы очень пригодилась женщина, которой можно рассказать достаточно, но не слишком много. Женщина могла бы деликатно и тактично уломать его. Не то чтобы мне нравилось участие женщин в политике, здесь лучше обойтись без них. Но в своей области женщина может творить чудеса. Только вспомните, как жена Генри влияла на него. Марсия была необыкновенной, уникальной женщиной, блестящей хозяйкой политического салона!

– Уж не хотите ли вы пригласить Марсию на этот прием? – слабым голосом спросил лорд Катерхэм, побледнев при одном упоминании о ненавистной невестке.

– Нет-нет, вы меня не так поняли. Я говорил о влиянии женщины вообще. Нет, я предлагаю пригласить молодую женщину, очаровательную, красивую, умную.

– Не Бандл же? Бандл тут вовсе не годится. Она прожженная социалистка и просто рассмеется над подобным предложением.

– Я говорю не о леди Эйлин. Ваша дочь, Катерхэм, очаровательна, просто очаровательна, но она совсем ребенок. Нам нужна женщина опытная, уравновешенная, знающая жизнь. Ах, ну, конечно, тут пригодится только один человек: моя кузина Вирджиния.

– Миссис Ревел?

Лорд Катерхэм оживился, почувствовав, что, возможно, прием все же будет не так уж скучен.

– Мне нравится ваше предложение, Ломакс. Самая очаровательная женщина Лондона.

– К тому же она в курсе всех дел Герцословакии. Ее муж, напомню вам, служил там в посольстве. И согласен с вами, она обладает огромным обаянием.

– Чудесное создание, – охотно подтвердил лорд Катерхэм.

– Что ж, тогда договорились.

Мистер Ломакс ослабил свою хватку, и лорд Катерхэм не преминул освободить лацкан пиджака.

– До свидания, Ломакс, вы все устроите, не так ли?

Он быстро шмыгнул в проходящее такси. Лорд Катерхэм не любил достопочтенного Джорджа Ломакса, как только может один добропорядочный христианин не любить другого добропорядочного христианина. Он не любил его одутловатое красное лицо, тяжелое дыхание и назойливый взгляд выпуклых голубых глаз. Подумав о ближайшем уик-энде, он вздохнул. Досада, ах какая досада! Однако при мысли о Вирджинии Ревел он несколько приободрился.

– Чудесное создание, – пробормотал он себе под нос. – Чудесное!

Джордж Ломакс вернулся в Уайтхолл. Войдя в роскошные апартаменты, где вершились государственные дела, он услышал какое-то шуршание.

Мистер Билл Эверсли усердно писал письма, но огромное кресло возле окна еще хранило тепло человеческого тела.

Билл Эверсли был очень симпатичным молодым человеком. Лет двадцати пяти, крупный и довольно неуклюжий, с приятным, но некрасивым лицом, белоснежными зубами и честными карими глазами.

– Ричардсон еще не прислал отчет?

– Нет, сэр. Напомнить ему об этом?

– Необязательно. Были какие-нибудь телефонные сообщения?

– Ими в основном занимается мисс Оскар. Мистер Айзекстайн хочет знать, не согласитесь ли вы пообедать с ним завтра в «Савое».

– Попросите мисс Оскар заглянуть в мой ежедневник. Если у меня ничего не назначено, пусть позвонит ему и примет приглашение.

– Да, сэр.

– Кстати, Эверсли, не позвоните ли для меня в одно место? Посмотрите номер в книжке. Миссис Ревел, Понт-стрит, 487.

– Да, сэр.

Билл взял телефонную книгу, пробежал невидящими глазами нужную колонку, громко захлопнул книгу и подошел к телефону. Прикоснувшись к трубке, он остановился, словно вдруг что-то вспомнив: