Результат визита был крайне неудачен. Оказалось, что Лонгман во время своего пребывания в доме не сказал ничего определенного. Было проведено два сеанса, при каких условиях – я не знаю. Находясь в доме, Лонгман уклонялся от разговоров, но после ухода он написал Филиппу Гарроду письмо. В нем он признавал, что не сумел уличить миссис Спрагг в мошенничестве, тем не менее, по его личному впечатлению, явления были ненастоящими. Он писал, что если мистер Гаррод сочтет уместным, то может показать это письмо своему дяде, а также предложил свести мистера Клоуда с абсолютно честным медиумом.

Филипп Гаррод отнес письмо дяде, но результат оказался не таким, как он ожидал. Старик пришел в неописуемый гнев. Все это интриги, позорящие миссис Спрагг! Это клевета и оскорбление святой! Она уже говорила ему о том, как ей ужасно завидуют. Он заметил, что даже Лонгман был вынужден признать, что не обнаружил мошенничества. Эвридика Спрагг пришла к нему в трудный час его жизни, поддержала его, и он будет защищать ее, даже если бы это привело к ссоре со всеми членами семьи. Она значит для него больше, чем кто бы то ни был в мире.

Филипп Гаррод был выпровожен из дома безо всяких церемоний. Приступ сильного гнева подорвал здоровье Клоуда. Его состояние заметно ухудшилось. Он практически слег, и уже не было сомнений в том, что он так и останется прикованным к постели, пока смерть не облегчит его страдания.

Через два дня после ухода Филиппа я получил срочный вызов от Саймона Клоуда и спешно отправился к нему. Клоуд лежал в постели и, даже на мой неискушенный взгляд, выглядел очень больным. Дыхание у него было прерывистым.

«Мне осталось жить совсем немного, – произнес он. – Не спорьте со мной, Петерик. Я чувствую это. Но перед тем как умру, я собираюсь выполнить свой долг перед единственным человеческим существом, которое сделало для меня больше, чем кто-либо в мире. Я хочу написать новое завещание».

«Как только вы мне поручите это, я сразу же составлю документ и вышлю вам», – ответил я.

«Так не пойдет, дорогой мой, – прохрипел он. – Ведь я могу и до утра не дожить. Я написал вот здесь, чего хочу. – Клоуд пошарил у себя под подушкой. – А вы скажите мне, все ли тут верно».

Он достал лист бумаги с какими-то небрежными каракулями. Все было вполне просто и ясно. Он оставлял по пять тысяч фунтов племянницам и племяннику, а все остальное состояние полностью вверял Эвридике Спрагг «с благодарностью и восхищением».

Мне это было не по нраву, но что же поделаешь. О сумасшествии не могло быть и речи: голова у старика работала не хуже, чем у других.

Клоуд позвонил служанкам. Тут же явились горничная Эмма Гонт – женщина средних лет, которая много лет проработала в доме и теперь самоотверженно ухаживала за Клоудом, – и кухарка Люси Дейвид – светловолосая миловидная женщина лет тридцати. Саймон Клоуд в упор взглянул на них из-под кустистых бровей.

«Я хочу, чтобы вы засвидетельствовали мое завещание. Эмма, передай мне авторучку. Не с этой стороны, – раздраженно заворчал он. – Ты что, не знаешь, что она в правом ящике?»

«Нет, она как раз здесь, сэр», – сказала Эмма и протянула ручку.

«Значит, в прошлый раз ты ее не туда положила, – пробурчал старик. – Терпеть не могу, когда вещи не кладут на место».

Продолжая ворчать, он взял у нее ручку и переписал подправленный мной черновик на новый лист бумаги. Потом расписался. Эмма Гонт и кухарка Люси Дейвид тоже поставили свои подписи. Я сложил завещание и положил его в продолговатый голубой конверт. Как вам известно, оно обязательно должно было быть написано на обыкновенном листе бумаги.

Только служанки собрались выходить из комнаты, как Клоуд с перекошенным от удушья лицом откинулся на подушки. Встревоженный, я наклонился к нему, а Эмма Гонт тут же вернулась. Однако старику полегчало, и он слабо улыбнулся:

«Все в порядке, Петерик, не беспокойтесь. Во всяком случае, теперь я умру с легким сердцем, ведь я сделал, что хотел».

Эмма вопрошающе взглянула на меня, можно ли ей идти. Я кивнул, и она пошла, но вдруг остановилась и подняла голубой конверт, который я от волнения выронил. Она подала его мне в руки, я сунул конверт в карман пальто, и она ушла.

«Вам все это не по нутру, Петерик, – заговорил Саймон Клоуд. – Но вы, как и все, небеспристрастны».

«Дело не в пристрастности, – возразил я. – Вполне возможно, что миссис Спрагг именно тот человек, за которого себя выдает. Я бы не стал возражать, если бы вы оставили ей какую-то небольшую долю в знак благодарности, но, говоря откровенно, Клоуд, лишать наследства свою плоть и кровь в пользу чужого человека – неправильно».

С этими словами я повернулся и ушел. Я сделал все, что мог, высказав свое отрицательное отношение.

Мэри Клоуд встретила меня в холле.

«Выпейте чаю на дорогу. Проходите сюда». И она повела меня в гостиную.

В камине горел огонь, комната выглядела уютно и приветливо. Мэри помогла мне снять пальто. Вошел ее брат – Джордж. Он взял пальто, положил на стул в дальнем конце комнаты и вернулся к камину, где был накрыт стол для чая. Во время чаепития возник какой-то вопрос насчет имения. В свое время Саймон Клоуд сказал, что не хочет им заниматься и предоставляет все решать Джорджу. Джорджа очень беспокоило такое доверие его персоне. По моему предложению, мы после чая прошли в кабинет, и я познакомился с соответствующими бумагами. Мэри Клоуд при сем присутствовала.

Через четверть часа я собрался уходить и пошел в гостиную за пальто. В комнате была миссис Спрагг. Она стояла на коленях возле стула с пальто. Казалось, она делает что-то совершенно ненужное с кретоновым ковром. Увидев нас, она, сильно раскрасневшись, поднялась.

«Этот ковер не укладывается как следует, – пожаловалась она. – Подумать только! Хотелось получше подогнать».

Я взял пальто, оделся. И только тут заметил, что конверт с завещанием выпал из кармана и валяется на полу. Я снова положил его в карман, попрощался и ушел.

Дальше опишу свои действия подробно. Вернувшись к себе в офис, я снял пальто и достал завещание из кармана. Я стоял у стола, держал документ в руке, когда вошел служащий. Кто-то желал говорить со мной по телефону, а мой аппарат на столе не работал. Вместе со служащим я вышел в приемную и пробыл там минут пять, разговаривая по телефону.

Когда я закончил, ко мне опять обратился служащий:

«Мистер Спрагг хочет видеть вас, сэр. Я провел его к вам в офис».

Я отправился к себе. Мистер Спрагг сидел у стола. Он поднялся и с несколько излишним рвением поприветствовал меня. Затем он приступил к длинной сбивчивой речи. По-видимому, это была попытка оправдать себя и свою жену. Он опасается, что люди говорят, и т. д., и т. д. Все знают, что его жена с детства отличалась чутким сердцем и добрыми помыслами, и т. п., и т. п. Боюсь, я с ним не слишком церемонился. Я думаю, в конце концов он понял, что визит его неуместен, и, как-то неожиданно завершив беседу, он ушел. Тогда-то я вспомнил, что оставил завещание на столе. Я взял его, заклеил конверт и убрал в сейф.

И вот я перехожу к сути истории. Два месяца спустя мистер Саймон Клоуд умер. Не буду вдаваться в подробности. Просто констатирую факты. Когда я вскрыл конверт с завещанием, там оказался чистый лист бумаги.

Он сделал паузу, окинул взглядом внимательные лица и с явным удовольствием улыбнулся:

– Вы, конечно, понимаете, о чем речь? Два месяца запечатанный конверт лежал в моем сейфе. К нему никто не имел доступа. С тех пор как завещание подписали и до того момента, когда я спрятал его в сейф, прошло слишком мало времени. Итак, кто же все-таки успел, у кого была возможность и в чьих интересах было это сделать?

Напомню основные моменты: завещание подписано мистером Клоудом и положено мною в конверт – пока все хорошо. Затем оно было положено мною в карман пальто. Пальто с меня сняла Мэри и отдала Джорджу. Пальто было передано ему на моих глазах. Пока я находился в кабинете, у миссис Эвридики Спрагг было достаточно времени, чтобы вытащить конверт из кармана и познакомиться с его содержанием. По-видимому, то, что конверт оказался на полу, а не в кармане, свидетельствует о том, что она именно так и поступила. И тут мы оказываемся перед любопытным фактом: у нее была возможность заменить завещание чистой бумагой, но не было мотива. Завещание было в ее пользу. Заменяя его пустым листком бумаги, она лишала себя наследства, которое так жаждала получить. То же относится и к мистеру Спраггу. У него также была возможность. На две или три минуты он оставался один на один с этим документом у меня в офисе. Но опять-таки он ничего от этого не выигрывал. Итак, перед нами интересная задача: два человека, которые имели возможность вложить чистый лист бумаги, не имели мотива для этого, и двое, у которых был мотив, не имели возможности. Между прочим, не будем исключать из подозреваемых Эмму Гонт. Она души не чаяла в молодых хозяевах и не переносила Спраггов. Я не сомневаюсь, что она попыталась бы совершить подлог, если бы задумала. Но на самом деле она отдала конверт, подняв его с пола. Несомненно, у нее не было возможности открыть конверт. Она не могла ловким движением рук подменить его другим конвертом, потому что конверт, о котором идет речь, был принесен в дом мною и вряд ли у кого-нибудь нашелся бы такой второй.