— Суд удаляется на совещание, — еле слышно пробормотал Ломбард.

— И вы ему поверили? — спросила Вера.

Вера и Филипп Ломбард сидели на подоконнике в гостиной. За окном хлестал дождь, ветер с ревом бился в стекла. Филипп наклонил голову к плечу и сказал:

— Вы хотите спросить, верю ли я старику Уоргрейву, что убийца — один из нас?

— Да.

— Трудно сказать. Если рассуждать логически, он, конечно, прав, и все же…

— И все же, — подхватила Вера, — это совершенно невероятно.

Ломбард скорчил гримасу.

— Здесь все совершенно невероятно. Однако после смерти Макартура ни о несчастных случаях, ни о самоубийствах не может быть и речи. Несомненно одно: это убийство. Вернее, три убийства.

Вера вздрогнула:

— Похоже на кошмарный сон. Мне все кажется, что этого просто не может быть.

Филипп понимающе кивнул:

— Ну да, все чудится: вот раздастся стук в дверь и тебе принесут чай в постель.

— Ох, хорошо бы, все кончилось так! — сказала Вера.

Филипп Ломбард помрачнел.

— Нет, на это надеяться не приходится. Мы участвуем в ужасном кошмаре наяву!

Вера понизила голос:

— Если… если это один из нас, как вы думаете; кто это?

Ломбард ухмыльнулся:

— Из ваших слов я понял, — сказал он, — что нас вы исключаете. Вполне с вами согласен. Я отлично знаю, что Я не убийца, да и в вас, Вера, нет ничего ненормального. Девушки нормальней и хладнокровней я не встречал. Поручусь, чем угодно, что вы не сумасшедшая.

— Спасибо, — Вера криво улыбнулась.

Филипп сказал:

— Ну же, мисс Вера Клейторн, неужели вы не ответите комплиментом на комплимент?

Вера чуть замялась.

— Вы сами признали, — сказала она наконец, — что ни во что не ставите жизнь человека, и тем не менее как-то не могу представить, чтобы вы надиктовали эту пластинку.

— Верно, — сказал Ломбард. — Если б я и затеял убийство, так только ради выгоды. Массовое покарание преступников не по моей части. Пошли дальше. Итак, мы исключаем друг друга и сосредоточиваемся на пяти собратьях по заключению. Который из них А. Н. Оним? Интуитивно — и без всяких на то оснований — выбираю Уоргрейва!

— Вот как? — удивилась Вера. Подумала минуты две и спросила: — А почему?

— Трудно сказать. Во-первых, он очень стар, а вовторых, в течение многих лет вершил судьбы людей в суде. А значит, чуть не всю жизнь ощущал себя всемогущим, точно Господь Бог. Это могло вскружить ему голову. Он мог поверить, что властен над жизнью и смертью людей, а от этого можно спятить и пойти еще дальше — решить, например, что ты и Высший судия и палач одновременно.

— Возможно, вы правы, — чуть помедлив, согласилась Вера.

— А кого выберете вы? — спросил Ломбард.

— Доктора Армстронга, — выпалила Вера.

Ломбард присвистнул:

— Доктора? Знаете, а я бы его поставил на последнее место.

Вера покачала головой.

— Вы не правы. Две смерти произошли в результату отравления. И это прямо указывает на доктора. Потом нельзя забывать, снотворное миссис Роджерс дал он.

— Верно, — согласился Ломбард.

— Но если бы сошел с ума доктор, его бы не скоро удалось разоблачить. Потом доктора очень много работают, и помешательство может быть результатом переутомления, — настаивала Вера.

— И все-таки мне не верится, что он убил Макартура, — сказал Ломбард. — Я уходил ненадолго: он бы просто не успел — если только он не мчался туда и обратно стремглав. Но он не спортсмен и не мог совершить такую пробежку и не запыхаться.

— Но он мог убить генерала позже, — возразила Вера.

— Это когда же?

— Когда он пошел звать генерала к ленчу.

Ломбард снова присвистнул:

— Так вы думаете, он убил генерала тогда? Для этого надо обладать железными нервами.

— Посудите сами, чем он рисковал? — перебила его Вера. — Он — единственный медик среди нас. Что ему стоит сказать, будто генерала убили час назад? Ведь никто из нас не может его опровергнуть.

Филипп задумчиво поглядел на нее.

— Умная мысль, — сказал он. — Интересно…

— Кто это, мистер Блор? Вот что я хочу знать. Кто это может быть? — Лицо Роджерса дергалось. Руки нервно теребили кожаный лоскут — он чистил столовое серебро.

— Вот в чем вопрос, приятель, — сказал отставной инспектор.

— Мистер Уоргрейв говорит, что это кто-то из нас. Так вот кто, сэр? Вот что я хочу знать. Кто этот оборотень?

— Мы все хотим это узнать, — сказал Блор.

— Но вы о чем-то догадываетесь, мистер Блор. Я не ошибся?

— Может, я о чем и догадываюсь, — сказал Блор. — Но одно дело догадываться, другое — знать. Что если я попал пальцем в небо? Скажу только: у этого человека должны быть железные нервы.

Роджерс утер пот со лба.

— Кошмар, вот что это такое, — хрипло сказа он.

— А у вас есть какие-нибудь догадки, Роджерс? — поинтересовался Блор.

Дворецкий покачал головой:

— Я ничего не понимаю, сэр, — севшим голосом сказал он. — Совсем ничего. И это-то меня и пугает пуще всего.

— Нам необходимо выбраться отсюда! Необходимо! — выкрикивал доктор Армстронг. — Во что бы то ни стало!

Судья Уоргрейв задумчиво выглянул из окна курительной, поиграл шнурочком пенсне и сказал:

— Я, конечно, не претендую на роль синоптика, и тем не менее рискну предсказать: в ближайшие сутки — а если ветер не утихнет, одними сутками дело не обойдется — даже если бы на материке и знали о нашем положении, лодка не придет.

Армстронг уронил голову на руки.

— А тем временем всех нас перебьют прямо в постелях! — простонал он.

— Надеюсь, нет, — сказал судья. — Я намереваюсь принять все меры предосторожности.

Армстронг неожиданно подумал, что старики сильнее цепляются за жизнь, чем люди молодые. Он не раз удивлялся этому за свою долгую врачебную практику. Вот он, например, моложе судьи, по меньшей мере, лет на двадцать, а насколько слабее у него воля к жизни.

А судья Уоргрейв думал: «Перебьют в постелях! Все доктора одинаковы — думают штампами. И этот тоже глуп».

— Не забывайте, троих уже убили.

— Все так. Но вы, в свою очередь, не забывайте: они не знали, что их жизнь в опасности. А мы знаем.

Армстронг с горечью сказал:

— Что мы можем сделать? Раньше или позже…

— Я думаю, — сказал судья Уоргрейв, — кое-что мы все же можем.

— Ведь мы даже не знаем, кто убийца, — возразил Армстронг.

Судья потрогал подбородок.

— Я бы этого не сказал, — пробормотал он.

— Уж не хотите ли вы сказать, что догадались? — уставился на него Армстронг.

— Я признаю, что у меня нет настоящих доказательств, — уклончиво ответил судья, — таких, которые требуются в суде. Но, когда я вновь перебираю факты, мне кажется, что все нити сходятся к одному человеку.

Армстронг снова уставился на судью.

— Ничего не понимаю, — сказал он.

Мисс Брент — она была в своей спальне наверху — взяла Библию и села у окна. Открыла Библию, но после недолгих колебаний отложила ее и подошла к туалетному столику. Вынула из ящика записную книжку в черной обложке и написала:

Случилось нечто ужасное. Погиб генерал Макартур. (Его двоюродный брат женат на Элси Макферсон). Нет никаких сомнений в том, что его убили. После ленча судья произнес замечательную речь. Он убежден, что убийца — один из нас. Значит, один из нас одержим диаволом. Я давно это подозревала. Но кто это? Теперь все задаются этим вопросом. И только я знаю, что…

Несколько секунд она сидела, не двигаясь, глаза ее потускнели, затуманились. Карандаш в ее руке заходил ходуном. Огромными каракулями она вывела: …убийцу зовут Беатриса Тейлор…

Глаза ее закрылись. Но тут же она вздрогнула и проснулась. Посмотрела на записную книжку и, сердито вскрикнув, пробежала кривые каракули последней фразы.

«Неужели это я написала? — прошептала она. — Я наверное, схожу с ума».

Шторм крепчал. Ветер выл, хлестал по стенам дома. Все собрались в гостиной. Сидели, сбившись в кучку, молчали. Исподтишка следили друг за другом. Когда Роджерс вошел с подносом, гости буквально подскочили.