– Может быть, он вовсе и не дворецкий, вам не показалось? – спросил мистер Саттертуэйт.
– Да нет, служил он исправно, сэр. Делал свое дело, как полагается… И обо всяких знаменитостях много чего знал.
– Ну, например? – осторожно спросил сэр Чарлз. Но миссис Леки решила, видимо, что с нее довольно. Взгляд у нее стал какой-то отсутствующий. Мало ли что служанки болтают, не в ее правилах повторять всякие сплетни. Порядочная женщина никогда не станет этого делать.
– Не могли бы вы описать его наружность? – спросил мистер Саттертуэйт в надежде снова ее разговорить. Миссис Леки и впрямь оживилась:
– Охотно, сэр. Очень почтенный джентльмен, седой, носит бакенбарды, немного сутулый. Видно, недавно начал полнеть, и это его очень заботило. Руки у него вроде немного трясутся, но не думайте, не по той причине. От спиртного он воздерживался.., не в пример многим. Сдается мне, у него что-то неладно с глазами, слезятся, что ли, от света. Он почти всегда ходил в очках.
– А какие-нибудь особые приметы есть? – спросил сэр Чарлз. – Шрам? Родимое пятно? Изуродованные пальцы?
– Нет, ничего такого не было, сэр.
– Насколько проще все в детективных романах, – вздохнул сэр Чарлз. – Уж там-то всегда имеются особые приметы.
– У него не хватает одного зуба, – сказал мистер Саттертуэйт.
– Возможно, сэр. Но сама я этого не замечала.
– А как он вел себя в тот вечер, когда был убит сэр Бартоломью? – спросил мистер Саттертуэйт.
– Право, ничего не могу сказать, сэр. Понимаете, у меня было полно хлопот на кухне. Где уж было мне что-то заметить!
– Да-да, понимаю.
– Когда мы узнали, что хозяин скончался, нас как громом ударило. Мы с Беатрис уж так рыдали, никак не могли успокоиться. Девушки, конечно, тоже были не в себе. Мистер Эллис держался спокойно, он ведь здесь новенький. Он проявил сочувствие и заставил нас с Беатрис выпить немного портвейна, чтобы мы чуток пришли в себя. Подумать только, что все это время он… Негодяй!
Миссис Леки задохнулась от негодования.
– Насколько я понял, он исчез ночью?
– Да, сэр. Ушел в свою комнату, а утром его уже и след простыл. Тут-то его полиция и заподозрила.
– Да, большая глупость с его стороны. А вы не знаете, как ему удалось удрать?
– Понятия не имею. Полицейские всю ночь стерегли дом, и они не видели, чтобы он выходил… Полицейские, конечное дело, тоже люди, хоть и напускают на себя такой вид, что не подступишься. Подумать только, врываются в приличный дом и везде суют свой нос…
– Говорят, здесь есть какой-то подземный ход, – сказал сэр Чарлз.
Миссис Леки фыркнула.
– Кто говорит-то? Полицейские!
– А может быть, и правда есть?
– Да всякое говорят, – неохотно выдавила миссис Леки.
– Где же вход в него, вы не знаете?
– Нет, сэр. Если он и существует, этот самый подземный ход, так от слуг это надо держать в тайне. Чтобы соблазну не было, не то горничные повадятся убегать из дому. Мои-то девушки и входят и выходят только через черный ход. И мы всегда знаем, где они.
– Весьма похвально, миссис Леки. Отдаю должное вашей мудрости, – сказал сэр Чарлз, и миссис Леки вся расцвела от его слов.
– Нельзя ли нам прямо сейчас поговорить с другими слугами?
– Конечно, можно, сэр, но едва ли они смогут что-нибудь добавить к тому, что я рассказала.
– О, конечно, конечно, я понимаю. Но я хотел бы узнать не столько об Эллисе, сколько о самом сэре Бартоломью… Как он держался в тот вечер, ну и так далее. Он ведь был мой друг.
– Как не знать, сэр, как не понимать! Можно поговорить с Беатрис и с Алисой. Алиса как раз прислуживала за столом.
– Да, мне бы хотелось с ней побеседовать.
Миссис Леки, однако, ревностно чтила служебную иерархию и потому первой прислала старшую горничную Беатрис Черч. Это была рослая, худощавая женщина со строго поджатыми губами и выражением воинствующей добродетели на лице.
Задав миссис Черч несколько ничего не значащих вопросов, сэр Чарлз подвел разговор к интересующей его теме. Как держали себя гости? Какое впечатление произвела на них смерть сэра Бартоломью? Что говорили? Что делали?
Беатрис заметно оживилась: люди нередко находят в чужом несчастье некое странное удовольствие.
– Значит, мисс Сатклифф, так на ней просто лица не было. Она, бывало, и раньше у нас гостила. Я ей говорю, может, выпьете, мисс, немного бренди, а то, мол, чаю крепкого принесу, так она, бедняжка, и слышать ничего не хотела. Только таблетку аспирина и приняла. Ни за что, говорит, не усну. Утром приношу ей чай, а она спит себе, как дитя.
– А миссис Дейкерс?
– Ну, эту леди ничем не проймешь! Похоже, Беатрис не питала особой симпатии к Синтии Дейкерс.
– Только и думала, как поскорей отсюда улизнуть. Все боялась, как бы ее дела не пострадали. Как же, известная портниха в Лондоне, мистер Эллис говорил нам.
С точки зрения Беатрис, шитье, пусть даже и для знатных, все равно – ремесло, то есть занятие малопочтенное.
– Что делал ее муж?
Беатрис фыркнула.
– Что делал? На виски налегал, чтобы успокоиться.., или чтобы взбодриться, не знаю.
– А леди Мэри Литтон Гор?
– О, это настоящая леди. – У Беатрис даже голос потеплел. – Моя бабушка служила в доме ее отца. Говорят, в молодости леди Мэри была красавица. Ну и что же, что она теперь небогата, все равно она благородная леди… Всегда такая уважительная, никаких забот-хлопот с ней нет, и говорит всегда так ласково. Дочка у нее тоже славная девушка. Не сказать, чтобы они хорошо знали сэра Бартоломью, но обе очень горевали.
– Что вы думаете о мисс Уиллс?
На лице у Беатрис вновь появилось жесткое выражение.
– Не знаю, что и сказать про нее. Что у нее на уме, не разберешь.
– А о ней самой что вы думаете? – повторил сэр Чарлз. – Ну же, Беатрис, смелее!
Улыбка вдруг вспыхнула на деревянном лице Беатрис.
Сэр Чарлз держался с ней так приветливо, так по-мальчишески открыто, что она не могла противиться его непобедимому обаянию, столь хорошо знакомому зрителям.
– Право, сэр, не знаю, что и сказать.
– Ну, просто расскажите, какие мысли, какие чувства вызывает у вас мисс Уиллс.
– Да никаких, сэр. Она, само собой, будет, как бы это сказать…
Беатрис запнулась.
– Ну-ну, Беатрис, говорите же!
– Она вроде попроще, не такая, как остальные, сэр. Понятно, это не ее вина, – снисходительно сказала Беатрис. – Но она так себя ведет… Настоящей леди не пристало подглядывать и разнюхивать.
Сэр Чарлз настойчиво старался выяснить подробности, но Беатрис уходила от ответа и твердила только, что мисс Уиллс везде совала свой нос. Сэр Чарлз просил привести хоть один пример, но, увы, Беатрис упорно повторяла одно и то же: мисс Уиллс, мол, лезла не в свое дело.
Наконец мистер Саттертуэйт не выдержал и тоже включился в разговор.
– Мистер Мендерс появился неожиданно не так ли? – сказал он.
– Да, сэр. Он врезался в стену почти у самых наших ворот. Мое счастье, говорит, что это случилось здесь, а не где-нибудь еще. В доме, конечное дело, было полно гостей, но мисс Линдон устроила его на ночь в маленьком кабинете.
– Ну и что, все удивились, когда он появился?
– А как же, известное дело, сэр.
От разговора об Эллисе Беатрис уклонилась. Сказала, что она почти не видела его. Раз он сбежал, значит, что-то с ним неладно, хотя зачем бы ему убивать хозяина, она ума не приложит. И никому это не ведомо.
– Не вспомните ли, Беатрис, как вел себя сэр Бартоломью? Предполагал ли он, что может случиться что-либо подобное? Не задумал ли он чего?
– Он был очень веселый, сэр. Все время посмеивался, будто какую шутку с кем сыграл. И даже с Эллисом пошутил, ей-богу, сама слышала, а с Бейкером сроду такого не бывало. Он слуг строго держал, даром что добрый был, но чтобы разговоры разговаривать или там шутки… Нет, такого не было.
– Что же он такого сказал Эллису? – нетерпеливо спросил мистер Саттертуэйт.