– Какого молодого джентльмена?

– Джентльмена, с которым вы ходите, мисс.

Эмили изумленно посмотрела на нее.

– Спрашивали у Тома, – продолжала миссис Эванс. – Том мне потом и рассказал. Он все замечает, Том. Он помнил, что на багаже молодого человека были две наклейки: одна в Эксетер и одна в Экземптон.

Невольная улыбка появилась на лице Эмили, когда она представила себе, как Чарлз совершает преступление, чтобы отхватить свой кусок. Можно бы даже, решила она, написать страшный рассказ на эту тему. Вместе с тем она подивилась тщательности, с которой инспектор Нарракот проверяет каждую деталь, к кому бы она ни относилась, как бы далека она ни была от преступления. Инспектор, должно быть, выехал из Эксетера сразу после беседы с ней. Машина, конечно, быстрее поезда, и потом у нее еще был ленч в Эксетере.

– Куда же отправился инспектор потом? – спросила она.

– В Ситтафорд, мисс. Том слышал, как он сказал шоферу.

– В Ситтафорд-хаус? (Брайан Пирсон, она знала это, еще гостил там.)

– Нет, мисс, к мистеру Дюку.

Снова Дюк. Эмили чувствовала раздражение и бессилие. Опять Дюк – этот неизвестный фактор. Нет, ей надо попытаться выяснить его прошлое, а так ведь он для всех обычный, заурядный, приятный человек.

«Я должна увидеть его, – сказала себе Эмили. – Как только вернусь в Ситтафорд, сразу пойду к нему».

И вот, поблагодарив миссис Эванс и сходив за ключом к мистеру Кирквуду, она стояла теперь в прихожей «Орешников» и соображала, как же это ей почувствовать здесь атмосферу совершения преступления.

Она медленно поднялась по лестнице и вошла в первую комнату на втором этаже. Это, несомненно, была спальня капитана Тревильяна. Одеяла были сложены в аккуратную кипу, ящики опустошены, в шкафу не оставалось даже такой мелочи, как вешалки. В шкафу для обуви – пустые полки.

Эмили вздохнула, повернулась и пошла вниз. Тут была гостиная, где лежал покойник, а в открытое окно задувал снег.

Чья рука поднялась на капитана Тревильяна? Ради чего?

Убили его, как считают все, в пять – пять двадцать. А если у Джима сдали нервы и он солгал, а на самом деле, не дозвонившись, он заглянул в окно и увидел дядюшку уже мертвым?.. Если бы она знала! Мистер Дакрс говорит, что Джим придерживается своего рассказа. Да, но у него могли сдать нервы. Нельзя быть уверенной.

Не был ли, как предполагает мистер Рикрофт, в доме еще кто-нибудь, кто услышал ссору и воспользовался случаем?

Если да, проливает ли это свет на проблему с ботинками? Был ли этот кто-то наверху, может быть, в спальне капитана? Эмили снова прошла через прихожую, заглянула в столовую. Там стояли два сундука, перевязанные и запечатанные. Сервант был пуст: серебряные кубки перекочевали в бунгало майора Барнэби.

Она отметила, однако, что полученные в качестве приза три новых романа, о которых Чарлз слышал от Эванса, забытые, сиротливо лежат на стуле.

Она еще раз осмотрелась и покачала головой. Здесь ничего не было.

Она снова пошла наверх и еще раз зашла в спальню.

Надо узнать, почему не оказалось ботинок! Пока она не сумеет сочинить какую-нибудь удовлетворяющую ее теорию на этот счет, она не сможет их выкинуть из головы. Ботинки вдруг словно выросли до гигантских размеров и заслонили собой все остальное, относящееся к делу. Неужели ничто уже не может ей помочь?

Она повытаскивала все ящики, обшарила все позади них. В детективной истории там бы обязательно оказался клочок какой-нибудь важной бумаги. Но, видно, в реальной жизни такого не бывает, или же инспектор Нарракот и его люди оказались очень дотошными. Она обшарила пустые полки, ощупала края ковра, исследовала пружины матраса. Что она ожидала тут найти, она и сама не знала, но с упорством продолжала поиск.

А потом, когда она поднялась с коленок и разогнулась, взгляд ее остановился на штрихе, несовместимом с образцовым порядком в комнате, – на кучке сажи в камине.

Не спуская с нее глаз, Эмили подошла поближе. Она не совершала никаких логических умозаключений, не рассуждала о причине и следствии. Тут перед ней не было никаких головоломок – кучка сажи свидетельствовала об определенном действии. И Эмили, закатав рукава, запустила руку вверх по трубе.

Через минуту она разглядывала небрежно завернутый в газету пакет. Еще мгновение – и газета сброшена. Перед ней недостающая пара ботинок.

«Но зачем? – спрашивала себя Эмили. – Вот они, тут, но зачем? Зачем? Зачем?»

Ну, скажем, кто-то забрал ботинки капитана Тревильяна и спрятал их в трубу. Зачем это сделано?

– О-о! – закричала Эмили. – Я с ума сойду!

Она осторожно поставила ботинки посреди пола и, подтащив стул, уселась напротив. Она невольно принялась обдумывать все известные ей факты, все детали. Она мысленно перебрала всех имеющих какое-то отношение к драме людей.

И вдруг странная, неясная еще мысль пришла ей в голову, начала принимать определенные очертания. И мысль эта была продиктована парой ботинок, безмолвно стоящих перед ней на полу.

– Но если так… – сказала Эмили себе, – если так…

Она схватила ботинки и поспешила вниз. Она распахнула дверь столовой и подошла к шкафу. Здесь хранились самые разнообразные спортивные трофеи и спортивное снаряжение, все то, что хозяин не решился оставить в доме, где поселились женщины. Лыжи, черепа, слоновья нога, бивни, рыболовные снасти все еще ждали господ «Янга и Пибоди», чтобы те их умело упаковали для хранения.

Эмили нагнулась с ботинками в руках.

Через минуту она выпрямилась, раскраснелась, на лице ее появилось скептическое выражение.

– Так вот оно что! – сказала она. – Вот оно что…

Она опустилась на стул; многого, еще очень многого она не понимала.

Через несколько минут она поднялась на ноги и объявила:

– Я знаю, кто убил капитана Тревильяна. Только не знаю зачем. Я еще не могу сообразить зачем. Но мне нельзя терять времени.

Она поспешила из «Орешников». Найти машину, чтобы доехать до Ситтафорда, было делом пяти минут.

Она попросила остановиться у бунгало мистера Дюка. Расплатившись с водителем, она пошла вверх по тропке.

Дверь ей отворил большой плотный мужчина с невозмутимым лицом. Эмили впервые видела его.

– Мистер Дюк? – спросила она.

– Да.

– Я мисс Трефусис. Вы мне позволите войти?

Минуту поколебавшись, он отступил в сторону, чтобы пропустить ее. Эмили вошла в комнату. Он закрыл дверь и последовал за ней.

– Я хочу видеть инспектора Нарракота, – сказала Эмили. – Он здесь?

Опять наступила пауза. Казалось, мистер Дюк в затруднении. Наконец он, по-видимому, принял решение. Он улыбнулся. Довольно загадочна была эта улыбка.

– Инспектор Нарракот здесь, – сказал он. – Вы по какому поводу хотите его видеть?

Эмили взяла сверток, привезенный с собой, развернула, поставила ботинки перед ним на стол.

– Я хочу видеть его по поводу этих ботинок.

– Привет! Привет! – крикнул Ронни Гарфилд.

Мистер Рикрофт, медленно поднимавшийся по крутой дороге от почты, остановился, подождал, пока Ронни не догнал его.

– Побывали у Гарродзов? – спросил Ронни. – У мамы Хибберт?

– Нет, – сказал мистер Рикрофт. – Я просто прогулялся мимо кузницы. Замечательная сегодня погода.

Ронни взглянул на голубое небо.

– Да, совсем не то, что на прошлой неделе. Между прочим, мне кажется, вы направляетесь в Ситтафорд-хаус?

– Да. Вы тоже?

– И я – тоже. Наше спасение здесь – эти милые женщины. «Не падать духом!» – вот их девиз! Не распускаться, держаться как ни в чем не бывало. Моя тетя говорит, что с их стороны бесчувственно приглашать людей на чай так скоро после похорон, но все это болтовня, на самом деле тетушка очень расстроена из-за Императора Перу.

– Императора Перу? – удивился мистер Рикрофт.

– Ну да. Это одна из ее чертовых кошек. Император-то оказался императрицей, и тете Каролине, естественно, это неприятно. Не любит она эти половые проблемы. Так вот, я и говорю, что она отводит душу, отпуская колкости в адрес Уиллет. Отчего бы им не пригласить людей на чай? Тревильян ведь не был их родственником.