„Почти два года спустя, в апреле 1515 года, я читал Послание к римлянам и увидел: „праведный верою жив будет“. Поскольку тогда я читал лекцию по Посланию к римлянам, я занялся изучением. Вскоре я встретил почти такие же слова в книге Аввакума 2:4.

Пока я занимался всем этим, слова праведный и праведность Божья ударили меня подобно молнии. Я почувствовал себя так, будто родился снова. В тот же самый момент все Писание открылось мне. Разум мой повторял все стихи, которые я мог вспомнить, проводя аналогии с другими фразами, такими как „работа Божья“, „Бог, работающий в нас“, „мудрость Божья“, „спасение Божье“, „слава Божья“. Слова Павла „праведный верою жив будет“ стали для меня воротами в рай“. Он снова бросил взгляд на часы.

„Я немного опоздал, — продолжал он. — Но мне хочется сказать еще кое-что. В течение следующего года я узнал об открытии Эразма — о том, которое мы обсуждали. Его книга подтвердила мою уверенность в том, что „праведный верою жив будет“. Но, наверное, я утомил вас этими сложными богословскими вопросами, поэтому лучше я вам спою“. Подыгрывая себе на лютне, он запел:

Пока Лютер пел, его прекрасный баритон и слова вернули надежду и ободрили девочек. Бог помог им бежать. Он держит их в Своей руке. Он поможет им решить проблемы. Он будет бороться за них.

Уже переступив порог, Лютер обернулся и сказал: „Я попросил Габриэля Цвиллинга показать вам город…“

„Можно спросить?“ — перебила его Кати.

„Конечно“.

Кати рассказала ему, что сказал старик о Цвиллинге в харчевне. Потом она спросила: „Мы действительно можем чувствовать себя в безопасности в его компании?“

Лютер рассмеялся, потер руки и снова раздался его смех. „Конечно, вы будете в безопасности с братом Цвиллингом! Он просто радикал. Я должен исправить его так же, как Акила и Прискилла поступили с Аполлосом“.

„Но что он сделал?“ — спросил кто-то.

„Это долгая история. Вы не знаете всего, чтобы понять ее. После того как расскажу вам, как я был объявлен вне закона Карлом V, похищен и вынужден скрываться, я объясню вам остальное. А сейчас мне нужно идти“.

Когда Кати вышла на улицу в новой одежде, ей показалось, что все смотрят на нее. Вскоре появился Цвиллинг. На нем был желтый полосатый плащ, а на берете красовалось несколько красных перьев.

Пока они путешествовали по городу, Цвиллинг начал объяснять. „Виттенберг — важный город, — сказал он. — Но он вовсе не велик. Многие относятся к нему пренебрежительно. Герцог Георг как-то заметил: „Немыслимо, чтобы один монах, живущий в такой дыре, мог начать Реформацию“. — Цвиллинг рассмеялся. — Но, как вы знаете, пути Господни неисповедимы. Когда-нибудь Реформация, зародившаяся здесь, охватит весь мир. — Он указал на Эльстерторские ворота на восточной стороне. — От этих ворот до ворот Косвигер Тор на восточной окраине чуть больше тысячи шагов. Любой может обойти весь город за десять минут. Затем от Эльбторских ворот на южной окраине до ворот Францисканеркольстер на севере — всего четыре квартала. Но сначала давайте поговорим о Черном монастыре, где вы остановились. — Он показал на многочисленные трубы от каминов и окна. — Когда-то здесь жили сорок монахов. Если бы вы их видели! Одетые в черное, они являли собой странное зрелище! Идите за мной“. Он подвел их к высокому дереву. „Лютер и его друзья собирались здесь, чтобы обсудить сложные вопросы богословия. Я очень хорошо помню те дни. Именно под этим деревом Иоанн Штаупитц — он был первым деканом Виттенбергского богословского факультета — убедил Мартина готовиться к защите диплома доктора богословия“.

Цвиллинг кивнул в сторону свинарника и курятника. „В этих местах грязно. Нашему другу доктору Мартину нужна жена, чтобы навести везде порядок. Здесь достаточно места, чтобы трудолюбивая женщина смогла разбить большой сад и позаботиться о достаточном количестве бекона и яиц для того, чтобы осчастливить мужчину“. Он вздохнул. „Но доктор Мартин не собирается жениться“.

„А почему нет?“ — спросила Кати, повышая голос.

„Он слишком занят. Он постоянно читает лекции и пишет книги. Кроме того, он боится, что его сожгут на костре“.

„А разве это возможно?“ — спросила Аве фон Шенефельд в задумчивости.

„Конечно! Георг сжег бы его и сегодня, если бы не его кузен Фридрих Мудрый“.

„Почему?“ — спросили несколько человек.

„Потому что Георг ненавидит еретиков. Пойдемте, я проведу вас через Эльстерторские ворота“.

Эти ворота в высокой стене, окружавшей город, были совсем недалеко, всего лишь в квартале от них. Проходя через стены, Цвиллинг сказал: „Многие презирают наш город. Неудивительно, что за прошедшие века целые армии нападали на него. Именно поэтому была построена стена и ров за ней“.

„Насколько большой этот ров?“ — спросил кто-то.

„Он окружает город и местами достигает пятидесяти футов глубины. Стены, насыпь и ров хорошо защищают нас. Давайте перейдем через мост. Я хочу показать вам нечто большее, чем человеческие фортификации“.

Проходя по деревянному мосту, Кати все время подносила руку и затыкала нос. „Откуда этот запах?“ — спрашивала она, не в состоянии переносить эту вонь.

„Здесь жители Виттенберга сжигают зараженную одежду и убивают животных. Посмотрите на кости и куски кожи. Потерпите еще немного, потому что это важное место. Я хочу, чтобы вы видели его. Здесь зародилась история!“ Жестом призвав их собраться вокруг него, он спросил: „Кто из вас слышал о папской булле „Exsurge, Domine“?

Все кивнули, а Ланета фон Гольтц сказала: „Аббатиса в Нимбсхене читала нам отрывки из нее, где говорилось о том, что книги Лютера нужно сжечь“.

„Она читала вам те отрывки, где Его Святейшество угрожал отлучением, если Мартин Лютер не отречется от своих убеждений?“ — Цвиллинг расправил перья на берете, в ожидании ответа.

Девочки шепотом посовещались, и Кати ответила: „Нет, мы не помним этого отрывка“.

„Так вот, — Цвиллинг расправил плечи, будто собирался сделать самое важное заявление в этом мире, — в этой булле, которая вышла 5 июня 1520 года, папа Лев писал:

Это гнусные слова! Как ответил доктор Лютер? В девять часов утра 10 октября 1520 года — запомните эту дату — здесь собрались студенты университета. Книги Лютера сжигались по всей Германии. А теперь настало время, чтобы сжечь папские книги! Вскоре огонь занялся. Многие догматические книги были брошены в огонь. Вы бы видели, как старались студенты!

Мартин Лютер сосредоточенно молчал, наблюдая за дымом. Неожиданно его глаза заблестели. Схватив папскую буллу подолом плаща, будто это была ядовитая змея, он бросил ее в пламя. Когда она сгорела, он торжественно произнес: „Ты исказил истину Божью, за это да покарает тебя Господь огнем“.

„У всех в этот момент по спине побегала мурашки!“ — Глаза Цвиллинга широко раскрылись.

„Когда весь факультет возвращался в университет, один студент, одетый как Лев X, перешел через мост. На его голове даже красовалась папская тиара. Это было слишком! — Цвиллинг захлопал в ладоши. — Студенты содрали с него облачение и сожгли его“.

„Очень интересно, — заметила Кати. — Но, пожалуйста, господин Цвиллинг, что сделал доктор Лютер такого, что вызвало эти волнения?“