— Значит, так! Первое — это ее дело, а не твое! Второе — когда ты выходила за меня замуж, я был никем и звать меня было никак! В отличие от твоего перспективного Ванечки! Забыла?! Кто сегодня твой Ванечка? Подзаборный пьяница! Третье…

Тут отец не нашел, что сказать, так как третьего аргумента не припас. Пришлось привести последний и главный:

— Все! Разговор окончен!

Лена настояла — никаких машин с куколками, мишками и ленточками, никакой толпы, А Вадим, собственно, и не спорил. Вместе со свидетелями, Димой и Аней, в ЗАГС поехали на троллейбусе. Димка всю дорогу делился с входившими-выходившими информацией о том, что везет друзей под «коммунистический венец». Пассажиры серьезно поздравляли нетипичных жениха и невесту.

Когда расписались, Вадим с Леной выскочили на улицу и, взявшись за руки, направились в сторону дома, не обращая внимания на моросивший дождь со снегом.

— Недалеко — километров пять, — прикинул Вадим.

Лена рассмеялась и ответила:

— Надеюсь, нам намного дальше!

— Вадим! Вадим Михайлович! — Звук из-за фанерной перегородки, разделявшей «полноценную» восьмиметровую комнату бывшей коммунальной квартиры на два столь же «полноценных» кабинета нынешней юридической консультации, был слышен так, будто говоривший находился здесь же, за столом.

— Да, Ирина Львовна, — отозвался, не повышая голоса, Вадим, чуть обернувшись к стене.

— Зайдите ко мне, если можете. Мне нужны ваши штаны!

У посетителей обоих адвокатов — и Ирины Львовны Коган, и Вадима Михайловича Осипова — при этих словах от удивления вытянулись лица. Особенно если учесть, что Ирине Львовне было под семьдесят, а Вадиму едва исполнилось двадцать девять.

Знакомство известнейшей московской адвокатессы Ирины Львовны Коган (дочери великого московского адвоката начала XX века Льва Моисеевича Когана) и выпускника Всесоюзного заочного юридического института Вадима Осипова началось два года назад с подачи заведующего юридической консультацией. Он был приятелем отца Вадима и прикрепил вчерашнего студента к лучшему цивилисту возглавляемой им конторы.

Ирине Львовне Вадим приглянулся. Что неудивительно. Она вообще любила людей, без чего в адвокатской профессии делать вовсе нечего, а Вадим к тому же так старался все познать и понять, что посвящать его в любимое дело оказалось удовольствием. Порой вопросы Вадима ставили Ирину Львовну в тупик. Уж больно нестандартно он читал закон, часто выворачивая наизнанку и придавая чуть ли не противоположный смысл внешне совсем простой фразе.

В первый год по окончании института Вадима в Московскую коллегию адвокатов не приняли. Председатель Президиума коллегии Архангельский не смог согласовать его кандидатуру в Административном отделе МК КПСС — беспартийный, социальное происхождение — из служащих. А может, и не захотел — родственников у Осипова в адвокатуре не было, особо за него никто не просил. Вадим на правах вольнонаемного стал ходить с Ириной Львовной по судам, сидеть с ней на приеме граждан (у адвокатов это называлось «улицей»), обсуждать ее судебные дела.

К огорчению Вадима, советоваться с Ириной Львовной по своим рабочим проблемам (а Вадим продолжал служить юрисконсультом Московского пищекомбината) оказалось бесполезно. Коган ничего не понимала в хозяйственном праве, слова «договор поставки» или «контрактация сельхозпродукции» были для нее пустыми звуками. Вадима это искренно забавляло (ведь все так просто), а Ирину Львовну ничуть не смущало — настоящий специалист спокойно воспринимает свою некомпетентность в областях, напрямую с его работой не связанных.

Так или иначе, Ирина Львовна через два месяца, придя к выводу, что Вадим талантлив и трудолюбив, позвонила Архангельскому с просьбой разрешить Осипову раз в неделю посещать занятия для стажеров. Спокон веку в Московской коллегии адвокатов было правило — выпускники, не имевшие двухлетнего опыта практической работы, после получения диплома принимались в адвокатуру только на правах стажеров. Их прикрепляли к «патронам», опытным адвокатам, с которыми они ходили по судам, принимали «улицу», составляли деловые бумаги, а по вторникам, вечером, для них в Президиуме, что располагался тогда на Неглинке, проводились занятия. Это была, если угодно, послевузовская подготовка к овладению ремеслом. Стажерам не читали лекций, например, по уголовному праву. Кто-то из маститых адвокатов проводил семинар «Защита несовершеннолетних». Другой — «Тактика защиты по автотранспортным преступлениям». И так в течение шести месяцев.

Архангельский не мог отказать Ирине Львовне, уж больно высокий авторитет заработала она в коллегии, хотя просьба и показалась странной: не в традициях адвокатуры допускать посторонних на внутренние профессиональные мероприятия.

Короче говоря, Вадим, продолжая работать юрисконсультом, стал неофициальным стажером адвоката Коган, Заведующий консультацией думал, что Осипову это быстро надоест, что парень просто не выдержит таких нагрузок Однако когда прошло еще четыре месяца, а Вадим не сдался, заведующий стал смотреть на него не как на сына приятеля, а как на будущего адвоката своей консультации.

Через год Вадима Осипова приняли в стажеры Московской коллегии. Теперь официально. По прошествии трех месяцев, согласно правилам, стажеры должны были начинать вести дела в судах. Но кто доверит юнцу уголовное дело? Кто из родственников подсудимых, имеется в виду? Никто! Поэтому вели стажеры только дела «по назначению». По правилам статьи 49-й Уголовно-процессуального кодекса, если ни сам подсудимый, ни его родственники не приглашали в процесс адвоката (а это стоило денег), то его вызывал суд (бесплатно). Судья направлял уведомление в юридическую консультацию, и заведующий назначал конкретного адвоката. Разумеется, того, у кого своей клиентуры не было. То есть молодого и неопытного. А еще лучше — стажера. Или же того из подчиненных, кого заведующий хотел наказать. Для адвокатов со стажем «залететь по 49-й» на месяц-два означало крупно потерять в деньгах. Так что эта статья была эффективным средством в руках заведующих консультациями для воспитания строптивцев.

Первую 49-ю Вадим получил по групповому делу о квартирной краже. Четырех подсудимых защищали: адвокаты его же консультации «по соглашению», то есть за деньги, а главаря, отсидевшего не один срок и приговор в отношении которого был предопределен, поручили Вадиму.

Как прошел этот процесс, Вадим не мог вспомнить даже на следующий день: от волнения и страха все виделось как в тумане. Как ночной сон — помнишь утром, что пережил что-то страшное, просыпаешься разбитой, а что снилось, вспомнить Hie можешь. Но коллеги по процессу доложили заведующему, что парень держался хорошо, вопросы задавал правильные и защитительную речь произнес сносную.

А вот со следующей 49-й возникли проблемы.

Из суда поступил запрос о выделении адвоката гражданину Дзинтарасу Раймонду, 1930 года рождения. В копии обвинительного заключения, отпечатанного, как обычно, на папиросной бумаге в семи экземплярах, разобрать буквы было непросто, так как адвокатам отправляли, разумеется, именно седьмой экземпляр. Тем не менее заведующий сумел понять из формулы обвинения, что Дзинтарас обвиняется в совершении мелкого хищения государственной собственности, то есть по статье 92-й УК РСФСР. Максимальное наказание по ней значилось — до двух лет лишения свободы. Но как правило, давали исправительные работы. Словом, состав не тяжелый и дело — простое. Ломать глаза, читая остальной текст обвиниловки, заведующий не стал и расписал ее Осипову.

Назавтра Вадим, взяв ордер консультации, — документ, подтверждающий его право участвовать в процессе, — поехал в суд читать дело. В канцелярии суда Осипова еще не знали, и потому, прежде чем выдать уголовное дело, там долго изучали справку с печатью, что он стажер, ордер, опять с печатью, что он направлен для участия защитником именно по этому делу, и паспорт, разумеется, опять-таки с печатью, что он — это он.