— Итак, продолжаю повествование на адаптированном для детского, прости, женского уровня языке. Давно подмечено, что не всегда то, что кажется очевидным, и есть правда. Кроме того, может быть, это и правда, но ее понимание может оказаться превратным.

— Например? Только без хохм! — на всякий случай предупредила Лена.

— Хорошо! Например. Есть фотография — лежит труп…

— Точно лежит? Не стоит? — Лена прыснула.

— Ну как с тобой разговаривать? Сама же просила без хохм, — обиделся Вадим.

— Ты — без, а я — с! Или тебе не нравится, когда у жены хорошее настроение? Больше не буду, продолжай.

Вадим улыбнулся. «Все-таки она прелесть!» — в очередной раз заверил сам себя и продолжил:

— Так вот, труп лежит. Над ним стоит наклонившись некто, его рука сжимает нож, торчащий из груди убитого. О чем говорит фотография? О том, что мы видим удачно сфотографированный момент убийства и доказательство того, что человек на фото убийца и есть?! Отнюдь! Может, это прохожий, который пытается вынуть нож, спасти человека! Задача адвоката — все подвергать сомнению, все, что против его подзащитного. Предлагать суду любые, пусть самые фантастические, но реальные объяснения событий в пользу его клиента…

— Реалистичные, — уточнила Лена.

— Что?! — не понял Вадим.

— Нереальные объяснения, а реалистичные, — учительским тоном поправила Лена.

— Слушай, ты не у себя в институте. Суть понятна?

— Суть понятна. Более того, понятно, что в этой ситуации — он точно не убийца!

— Почему?! — искренне заинтересовался Вадим.

— А потому что если он ударил ножом в сердце, то вряд ли он продолжал за нож держаться, пока труп падал.

— Ну ты и Шерлок Холмс! — искренне поразился Вадим.

Зазвонил телефон. Оба с удивлением посмотрели на часы — время без пяти час ночи, — друг на друга и потом на продолжавший звонить телефон.

Вадим схватил трубку. Ночные звонки при наличии немолодых родителей пугали и Лену и Вадима.

— Слушаю! — Голос Вадима звучал напряженно.

— Вадик! Привет. Не разбудил? Это Слава Хандроев!

— Уф~ф, привет! Нет, не разбудил. Что-то случилось? — Видя напряженный взгляд Лены, Вадик, прикрыв трубку рукой, прошептал: — Славка Хан.

Лена успокоенно кивнула.

— Слушай, есть шанс вместе посидеть в интересном деле.

— Уголовном?

— Разумеется!

— Вообще-то я с уголовными потихоньку завязываю, к тому же ты — специалист, а я так…

— Не скромничай! Специалист ты у нас хороший, а главное, мне твои актерские способности нужны. И вообще, есть шанс порезвиться.

— Я спать пойду, — прошептала Лена. — Это, видно, надолго.

Вадим кивнул.

— Так об чем песня? — Вадим поерзал на стуле, пытаясь устроиться поудобнее.

Первый вопрос, который Лена задала утром, был:

— Во сколько ты лег?

Вадим ответил, что около трех. Обсуждали со Славкой новое дело. Лена воспользовалась предлогом и продолжила вчерашний вечерний разговор:

— Ну, вот. Опять уголовное дело! Пойми, мне страшно становится от того, что твои мозги, твои способности — все это направлено на одно: вытащить преступника из-за решетки! Когда Машка вырастет и спросит, чем папа занимается, ты что ответишь — преступников спасаю?

— Давай еще раз объясню, — вполне мирно начал Вадим, продолжая варить в турке кофе. — Вот ты говоришь: «преступник». Это ты решила, что он преступник? Тогда зачем вообще нужен суд? Кстати, американский суд Линча — сами решили, сами повесили, тебе, наверное, не понравится. А в чем, собственно, разница?

— Не передергивай, ты не в суде!

— Я не передергиваю. Я рассуждаю. По-твоему, получается, что если человека арестовали, если следователь его в чем-то обвинил, то он уже виноват? А вдруг следователь ошибся?

— Вадь, я не об этом. Ноты-то сам видишь, что защищаешь преступника?! Это же не абстрактный некто, обвиняемый в чем-то! Ты читаешь дело и сам понимаешь, что защищаешь негодяя!

— Первое, не каждый преступник негодяй! — Вадим начал злиться. Развернулся к жене, забыв о кофе. — Второе — я не вижу! Я не судья. Я иначе читаю дело — я не пытаюсь найти, где правда, а я пытаюсь поставить под сомнение любое доказательство его вины. Это и есть моя функция! Да пойми ты, черт побери, что каждый может ошибаться — и следователь, и я. Поэтому и есть суд. Так вот, чтобы минимизировать возможность ошибки суда, человечество и придумало такую систему — один обвиняет, другой защищает! И оба встают на уши, чтобы доказать свою правоту. А судья решает, кто из нас прав! Это как в боксе — я ему по морде, он мне по печени. А кто-то за канатами считает очки…

— У тебя кофе убежал! — вскрикнула Лена.

— Тьфу! Нашла тему для утренней беседы! — Вадим снял турку и, пока не присохло, стал тряпкой вытирать убежавший кофе. — Это соревнование. Только приз здесь не медаль, а судьба человека!

— Ой, только пафоса не надо! Я все равно тебя люблю. Но ведь твой подзащитный говорит тебе, что есть правда. И получается, что, зная от него, что он украл, ты продолжаешь доказывать, что он не вор?

— Во-первых, я его не спрашиваю, крал он или нет. Более того, когда кто-то из них пытается пооткровенничать, я ему затыкаю рот. Я не желаю знать правду! Это — к священнику! За отпущением грехов. Это вопрос не моей, а его совести! Хочет признаться, что украл, — пускай признается. Но не мне — а в суде! И тогда я буду говорить, что да, украл, но… Что «но» — это уже вопросы психологической защиты. А вот если он мне говорит — «украл», а в суде — «я не вор», я его защищать не могу. Поэтому мне лучше вообще ничего не говорить.

— Ну да, — неожиданно согласилась Лена. Она была рада, что Вадим ее убедил и дал аргументы для отпора любопытствующим. Вдруг Лена добавила: — И ведь самооговор возможен, между прочим!

Вадим удивленно посмотрел на жену:

— Разумеется! Слушай, а может, тебе профессию сменить? Преподаватель испанского, конечно, класс, но семья адвокатов…

— Кончай! Все равно адвокатом не стану. Я боюсь выступать на людях. Ты лучше расскажи, что за дело у Славы?

— Вот! Между прочим, блестящая иллюстрация к нашему разговору! Двое друзей, один аспирант МГУ, другой младший научный сотрудник той же кафедры, ночью задержаны во дворе дома, где они якобы сняли дворники и решетку радиатора с «Жигулей». Вроде взяты с поличным. Но они утверждают, что вообще здесь ни при чем!

— Как это может быть, с поличным и ни при чем?!

— Славка рассказал так: участковый увидел раздетые «Жигули», через несколько метров от них на земле лежали снятые детали, а еще через несколько метров стояли эти двое и нервно курили. Больше во дворе никого!

— Может, они просто оказались не в том месте и не в то время? — увлеклась Лейа.

— По-моему, ты начинаешь выгораживать преступников, — подколол жену Вадим, и оба рассмеялись.

— Нет, я серьезно! — смутилась Лена. — Мало ли кто мог быть рядом!

— Понимаешь, рассуждения следователя, в принципе, логичны — кто станет бросать сворованные запчасти, коли он их уже своровал? Только тот, кто увидел милиционера и испугался. А кто в этом дворе мог увидеть милиционера? Только эти двое. Плюс следы. — Вадим задумался и на несколько секунд замолчал. — Да, так вот, следы. И еще они не могли толково объяснить, что они делают в чужом дворе в три часа ночи…

— В час «совы», — вставила Лена.

— Нет, час «совы» — это с четырех до пяти. Ну, не важно. Тут странно другое. Один из них до сих пор член КПСС.

— А это какое значение имеет?

— Понимаешь, у нас же по статистике не может быть судимых коммунистов. Поэтому когда возбуждают дело против партийного, его быстренько из КПСС исключают, и на скамью подсудимых он садится уже «бэ-пэ».

— Что это — «бэ-пэ»? — не поняла Лена.

— Нет, ты святая! — Вадим ласково посмотрел на жену. — Это значит беспартийный!

— Ну а для тебя это чем важно?

— Как-то странно получается. Если следователь не накатал письмо в его парторганизацию, значит, сам не уверен. Или неопытный. А если накатал, а те не исключили — значит, мужик действительно приличный. Не знаю! Что-то я в этом деле чую…