Шум стоял невыносимый. Мы были на волосок от ужаснейшей смерти, временами едва уворачивались от ухватистых пальцев, но не останавливались. Бежали вперёд, куда глаза глядят. Я то и дело запиналась о выступавшие корни, спотыкалась о собственные ноги. А сила духа так и норовила в любой момент покинуть тело, оставить один на один с пессимистичными мыслями. Что стало с Майклом? Жив ли он? Нет, я не оборачивалась, не видела изуродованных лиц, но отчётливо представляла ободранную, местами обвисшую, кожу, покрытую кусочками сгнившей плоти. Тошнотворный запах по-прежнему забивал ноздри, и куда бы мы не бежали, и как бы часто не петляли среди деревьев, оторваться от мертвецов оказалось непосильной задачей.
А между тем в лесу стремительно темнело. Первые сумерки опускались на землю, и солнце клонилось к закату. Близилась ночь, и нам стоило отыскать подходящее укрытие хотя бы до рассвета. Иначе не выжить.
— Быстрее! — обрывисто подогнал Мэрл, напомнив о стремительном бегстве из родительского дома. — Патроны остались?
— Нет! — на одном дыхании выпалила я, внезапно закашлявшись. Тревожные воспоминания терзали постоянно, не позволяли спокойно и воздуха глотнуть. — Только нож!
— Бесславная кончина! — выкрикнул Диксон, на ходу всплеснув руками. — Не об этом ты мечтала, Белоснежка?
Я нагнала мужчину и когда решила обернуться, обнаружила, что нам, каким-то чудом, всё-таки удалось оторваться от мертвецов. Нет, они не ушли в сторону. До ушей всё ещё доносились приглушённые хрипы и гортанное рычание, но впервые за продолжительное время нам посчастливилось перевести дух и остановиться. Несмотря на довольно прохладную весеннюю погоду, я ощутила, что футболка прилипла к телу. Пот выступил на лбу и висках, а грудная клетка то и дело содрогалась. Я не могла нормально вздохнуть и отдышаться. Во рту пересохло, а воды у нас не было, впрочем, как и еды.
— Нужно вернуться, — неожиданно выпалила я на одном дыхании. — Стадо разделило группу, но они не могли далеко уйти! Возможно, кому-то требуется помощь.
— Нет, это хреновая идея, — недовольно отозвался Мэрл, ловко застегнув рубашку на несколько пуговиц. — Вспомни, что сама говорила о Дэриле. Он наверняка увёл других подальше от стада — в противоположную сторону. Туда и отправимся.
— У нас нет ни еды, ни питья! — Я всплеснула руками. — А здесь, на многие мили вокруг, густой лес!
— Ничего, спрячемся, переждём, а потом отыщем живность на поздний ужин. — Мэрл был непреклонен и, с какой-то стороны, даже прав. — Я не могу перебить сотни зомби, уж прости, в герои не записывался! Да и Губернатор не уйдёт без «трофеев». А главными из них, несомненно, будем я и твой дядюшка-шериф. — Он проверил крепление своего ножа, а потом вновь вгляделся в темноту. — Мы должны выждать до рассвета.
— Но куда идти? — Я развела руки в стороны, но, расслышав хруст веток неподалёку, снова напряглась и приготовилась к очередному рывку.
— Куда глаза глядят, красавица.
— Но я устала. Больше не могу бежать! — пожаловалась я, впопыхах собираясь с последними силами. — Давай побудем здесь, спустимся чуть ниже по склону, у оврага будет спокойнее.
— Ты шутишь? — Мэрл приподнял брови и ехидно улыбнулся. — Да здесь мы будто на ладони. Это всё равно, что выйти навстречу к мертвякам или Губернатору, а потом сдаться без боя!
Мужчина не согласился, однако я и не думала отступать. В конце концов, он был лишним грузом, ненужным балластом. Я вполне могла вернуться, или затаиться у дороги. Скорее всего, мне бы ничего не стоило и в одиночестве проделать этот путь, но просьба Дэрила… Он хотел освободить брата. И я согласилась, без лишних слов. Просто сделала это. И Мэрл был на свободе. Однако толпа мертвецов по-прежнему сновала неподалёку, и я с прискорбием поняла: у нас не получится вернуться. Ничего не выйдет.
— В одиночку тебе не выжить, — подметил Диксон, будто проникнув в разум и прочитав тайные мысли, — впрочем, как и мне. Поэтому давай-ка отыщем подходящий куст и переждём. — Он поманил здоровой рукой, и я обречённо вздохнула. — Ну же, сладкая, не время сдаваться.
Не успели слова сорваться с мужских губ, а он уже сдвинулся с места и почти бегом направился в тёмную и непролазную чащу. Я ринулась следом, с тяжёлым сердцем и тревожными мыслями о судьбе брата. Мы разделились. Впервые за год оказались порознь, и я ни на секунду не сомневалась в том, что Майкл тоже ищет, старается пробраться через толпу ходячих, в несокрушимой надежде встретиться с остальными и воссоединить группу. Нет, я старалась не думать о плохом, даже не допускала мысли о потере кого-то из друзей, и уж тем более не желала даже задумываться о смерти близких.
***
Пронзительный, надрывный крик разверз тишину, проник глубоко в грудную клетку и прошёл через всё тело насквозь, обнажив каждый нерв, пробудив невиданный ужас, немедля охвативший разум. Отец. На него напали. Майкл выбежал на крыльцо немногим раньше меня и захлопнул дверь прямо перед носом. Он не позволил смотреть. Уберёг от страшных мгновений, которые, незримо, но, так или иначе, навсегда застряли в памяти. И боль драла изнутри, будто вырывала сердце, пронзала своими острыми клешнями. Я ничего не сделала. Не выбежала. Не решилась! И даже не подошла к окну. Не хотела смотреть. Опустилась на пол и закрыла лицо руками, не веря собственным ушам. И лишь когда вопли смолки, а брат совершил несколько выстрелов и перебил мертвецов, я оторвала голову от колен и отбросила влажные волосы за спину. Прислушалась — тишина. Ни звука на крыльце. Всё закончилось. Папу не спасли. Он погиб…
Немногим раньше мы потеряли маму. Её укусили. И я также не смогла взглянуть смерти в лицо. Не решилась остаться, когда она испустила свой последний вздох, а затем лично лишила страданий. Мама не мучилась. Нет, она ушла спокойно. Впала в беспамятство, пролежала с высокой температурой пару часов, прежде чем покинуть новый мир. Всё закончилось. Но даже тогда отец не захотел покидать родовое поместье. Быть может, он отчаялся…
Мы похоронили папу рядом с мамой. На заднем дворе. Закопали в землю то, что от него осталось: оборванна одежда с кусками мяса, и кости. Я не присутствовала, была не в силах; соскребла останки с крыльца и вернулась в дом. Обо всём рассказал Майкл, но лишь через несколько дней, когда мы покинули родительское поместье. Брат стал немногословным и замкнутым. Первое время нашего путешествия на автомобиле, он молчал и держался отстраненно. Да и я не настаивала на разговорах. Понимала — Майкл видел страшные вещи и уберегал от кошмаров. Наверное, поэтому и не лезла с расспросами. Брат скорбел молча. Переживал невыносимую утрату и курил. В те далёкие дни, он только и делал, что управлял автомобилем и выбрасывал пустые пачки из-под сигарет.
— О чём задумалась, Белоснежка?
Я невольно вздрогнула и оторвалась от мыслей. На улице уже светало. Солнце ещё не поднялось, но мы вполне ориентировались среди деревьев. Прошли примерно две мили, прежде чем сделать очередной привал и остановиться ненадолго. Мэрл сидел напротив, у самого костра, и наблюдал за моими тщетными попытками согреться.
— Не хочешь подвинуться ближе? — Диксон скривил губы. — Не нравится компания, не так ли?
— Вроде оторвались. Теперь в лесу тихо, — заметила я, проигнорировав не только вопрос, но и предложение. — Надо бы выбрать укрытие. Может быть, сарай или дом. Мы ушли далеко от дороги.
— Мысль неплохая, но сначала нужно разведать. — Мэрл поднялся на ноги и немного потоптался на месте, видимо, разминая затёкшие мышцы. — А мир сильно изменился, верно? — Он вытащил нож, и я инстинктивно напряглась изнутри, крепче обхватив руками колени. — Теперь любой может отнять жизнь и остаться безнаказанным. Правил больше не существует, впрочем, как и морали. Каждый сам за себя, ну а тебе, милочка, — Диксон прошёл мимо, — повезло, что не осталась в одиночестве. Цени это и сиди тут.
Мне захотелось немедленно спросить: а какой был выбор? Но я сдержалась. Не стала подниматься и заводить разговор с человеком, в компании которого хотела находиться в самую последнюю очередь. Вместо этого, я глубоко вздохнула и, придвинувшись ближе к огню, выставила руки в опасной близости от пламени, мысленно вновь углубившись в душевные переживания. Интересно, как там Майкл, Рик, Дэрил и остальные? Все ли целы? Есть ли потери? Сердце всякий раз обливалось кровью, стоило лишь представить чью-то гибель, особенно самых близких и родных людей. Никто не заслуживает участи ходячего. Каким бы человек ни был. Это не правильно. Отец часто напоминал об этом.