В такие дни жизнь в столице словно замирала. И только торговцы противотуманными системами для наземного транспорта и летательных аппаратов искренне радовались подобным метеосводкам и молились, чтобы туман продержался как можно дольше.

Донн Эсхайд сидел на грязном, заплеванном тротуаре, привалившись спиной к потрескавшейся стене старого дома, сложенного из красного, потемневшего от времени кирпича. Рядом с ним стояли ржавые баки, до самого верху заполненные вонючим мусором, но Донн, казалось, не замечал идущего из них зловония.

Он сидел, тупо уставившись в одну точку на тротуаре, и ничего не видел вокруг себя, кроме глубоких трещин, искореживших старый асфальт под неумолимым натиском времени, словно морщины на лице одряхлевшего человека.

Судьба и время. Для этих, не знающих милосердия всадников, несущихся бок о бок сквозь пространство и время, не существует никаких преград. Под жестокими копытами их горячих коней была растоптана и его — Донна Эсхайда — жизнь.

Белый густой туман не спеша тек по безлюдной пустынной улице, медленно колыхаясь в неподвижных слоях, протягивая свои воздушные щупальца к Донну. Но Эсхайд не боялся лап этого белого чудовища. Они с туманом были старыми друзьями. Окунувшись в эти непроницаемые волны, Донн находил в окружавшей его со всех сторон густой пелене давно утраченное чувство покоя и защищенности.

Но у Донна был еще один друг. Синтетический зеленый порошок — наркотин. Больше, кроме этих двух друзей, у Донна Эсхайда не было никого. И ради этого второго друга Эсхайд готов был продать собственную мать.

Когда-то давно, когда Донн был молодым и сильным, у него было много друзей и его страстно любили женщины. Водились у Эсхайда и шальные деньги, что всегда делало его в глазах приятелей и подружек хорошим парнем. Донн был карточным шулером и неплохо зарабатывал, обжуливая доверчивых простаков.

Всю свою молодость Эсхайд провел в этом квартале и хорошо помнил те времена, когда эта часть Плобитауна бурлила жизнью и энергией.

Раньше этот район был районом плобитаунских доков. По прорытым каналам сюда к многочисленным пристаням подплывали корабли и баржи, привозя различные товары с островов Архипелага. Склады ломились от продукции. Повсюду сновали бойкие и предприимчивые маклеры со своими выгодными предложениями. А на торговой бирже, построенной в полквартала отсюда, деловые люди заключали коммерческие сделки.

Все близлежащие улицы были заполнены нескончаемым потоком автотранспорта, а тротуары — гомонящей толпой людей. Когда же на Плобитаун спускалась ночь, казалось, что эта часть города еще больше оживает. Зажигались яркие витрины ночных магазинов, ресторанов, кафе и казино, куда после напряженного дня спешил отдохнуть живущий здесь люд.

Но безжалостные копыта времени разрушили не только жизнь этого района города, но и камни этих, некогда величественных, зданий и построек, превратив их в обшарпанные стены жалких, грязных трущоб.

Деловая часть Плобитауна за последние двадцать лет переместилась к самому океанскому побережью, и теперь здесь жили лишь нищие, опустившиеся люди вроде Донна Эсхайда, бандиты, скрывающиеся от полиции, да дешевые проститутки словом, те люди, которых принято называть «дном».

Для Донна Эсхайда его привычная и беззаботная жизнь закончилась в то теплое летнее утро двадцать лет назад, когда к нему с очень заманчивым предложением пришел его приятель Вит Смуглер. Вит Смуглер в то время начинал работать под «крылом» уже имеющего достаточное влияние гангстера, которого звали Спайдером. Вит контролировал продажу наркотина и глюкогена на прилегающих к каналам улицах. В памяти Донна и сейчас, как живой, звучал немного слащавый, убеждающий голос Смугл ера:

— Ты шустрый парень, старина Донн, — сказал ему тогда Вит, дружески хлопая его по плечу. Вит был младше Донна на пять лет, а уже достиг большего, и Донн завидовал успеху более молодого и бойкого товарища, чем тот и пользовался. Вит из-за их разницы в возрасте всегда называл Донна «старина». — Такой человек, как ты, заслуживает лучшей доли, чем та, которую дает ему общество. А у меня как раз есть непыльная работенка для тебя.

Так сказал Вит.

В начале Донн сомневался, стоит ли ему иметь дело с Витом. Его собственный бизнес приносил хоть и не такой уж большой, но все-таки доход. Однако Вит так настойчиво, по дружбе просил помочь ему. А ведь друзьям всегда помогают. Не правда ли? К тому же Смуглер обещал ему пятьдесят процентов от выручки. И полную безопасность в работе. У него здесь было «все схвачено». Продолжение разговора происходило в баре на углу улицы. Донн как сейчас помнил ту бутылку виски «Черный Саймон», которым Вит по-приятельски его угощал.

— На карточных играх много не заработаешь, — проникновенно говорил ему Смуглер, — а мы как раз недавно получили неплохую партию наркотина. Продав товар, ты станешь богатым. Ты сможешь прилично одеться, купить себе дом в пригороде Плобитауна и флаер последней модели. Будь одним из нас, Донн. Стань нашим братом! Пойми, игра стоит свеч!

Донн Эсхайд согласился. Тогда он не знал, что за той партией наркотина давно следила полиция Плобитауна и Виту Смугл еру срочно нужен был человек, на которого он мог бы спихнуть товар, сам при этом оставшись в тени. Узнал Донн об этом чуть позже, уже сидя в тюрьме. Эта партия наркотина была ставкой в совсем другой партии, которую разыгрывали Вит Смуглер и плобитаунская полиция. А Донн Эсхайд оказался всего лишь взяткой в этой партии, которая досталась Спайдеру, Смуглеру и плобитаунской полиции.

Его арестовали, когда он пытался продать наркотин каким-то грузчикам из доков. «Грузчики» оказались агентами полиции из отдела по борьбе с наркотиками, работающими под прикрытием. Его взяли с поличным. А во время обыска на квартире у Донна обнаружили и весь товар.

Следствие тянулось недолго. И после формальной процедуры суда ему дали пятнадцать лет каторги на марганцевых рудниках в Поясе астероидов. Тогда Донну было чуть больше двадцати лет. Теперь ему около сорока, но выглядит он на все семьдесят.

Как давно это было! Но Эсхайд помнил все, что с ним случилось, до мельчайших подробностей.

Отбыв срок и вернувшись обратно на Плобой (ему еще повезло, что он вообще вернулся), Донн поселился здесь, в своем родном квартале, который за прошедшие пятнадцать лет тоже успел постареть и одряхлеть, как и он сам.

Теперь наркотики стали жизнью Донна. Этот зеленый порошок давал ему те несколько часов блаженства, во время которого Эсхайд забывал обо всем на свете. Время останавливалось для него и превращалось в вечность.

Все деньги, которые оказывались у него в кармане, Донн тратил на наркотин. Потом, приняв очередную дозу «сладкого, дурманящего кайфа», он вылезал из своего сырого подвала, где жил вместе с крысами, садился на грязный тротуар и погружался в сладостные волны блаженства и отрешенности. Этими несколькими часами, когда, казалось, останавливается само время и секунды превращались в сутки, Донн и жил.

Кап… кап, кап, кап… кап, кап… Влага, скапливаясь в маленькие лужицы, стекала тоненькими ручейками с ржавых крыш домов и крупными каплями звонко разбивалась о потрескавшийся тротуар.

Кап… Кап, кап… Кап, кап…

Донн наслаждался музыкой падающих капель. В ней было что-то завораживающее. Иногда к этой мелодии тягучим аккордом примешивался звук проехавшего вдалеке электромобиля, врываясь шумом своего двигателя в тонкую мелодию капели.

Белый туман тяжелыми пластами стелился по безмолвной улице, растекаясь по грязным, узким переулкам. Донн Эсхайд явственно слышал каждый шорох, который издавали то ли обрывки шелестящей бумаги, устилавшей мостовую, то ли призраки людей, некогда населявших этот район.

Между кирпичной стеной дома и ржавым мусорным баком сплел свою паутинку маленький паучок. Капельки туманной влаги покрывали невесомые призрачные нити, и Донну казалось, что паутинка издает чуть слышный мелодичный звон.

Внезапно звон стал громче, словно пробудились от сна и зазвенели тысячи невидимых серебряных колокольчиков. В паутине затрепетал большой, жирный слепень. И в этот миг из щели между растрескавшимися кирпичами стремительно выскочил паучок — хозяин своей паутины.