Для нас «Домострой» — литературный памятник, выразивший общественные и семейные отношения при феодальном строе. И к этому памятнику Сильвестр имеет прямое отношение. На одном из экземпляров — автограф: «Благословив от благовещенского попа Сильвестра возлюбленному моему единородному сыну Анфиму. Милое мое чадо дорогое».

Славился Сильвестр, если можно так выразиться, и на издательской ниве. Ему принадлежала большая мастерская, изготовляющая книги и иконы. Сам он подчеркивал, что обучал городских сирот по их склонностям — кого грамоте, кого письму, а кого «книжному рукоделию». Он был деятельным поборником просвещения Руси. В связи с 400-летием русского книгопечатания высказана любопытная гипотеза. В общих чертах она сводится к тому, что благовещенский священник играл руководящую роль в основании первой московской типографии, которая выпустила несколько книг, — на них нет никаких данных о времени и месте выхода в свет. Они так и называются «безвыходными» изданиями. Налаживал работу типографии Сильвестр, в ней, видимо, работал и Иван Федоров — здесь он осваивал полиграфическую технику и овладевал мастерством.

Сильвестр был тесно связан с Кирилло-Белозерским монастырем. Позже, оказавшись в опале, он принял постриг. Конечно, приехал сюда не без книг. Исследователи насчитывают по крайней мере около двух десятков рукописей, привезенных Сильвестром, которые нашли свое место в монастырской книгохранительнице. На некоторых из них записи владельца. На книге «Иисус Навин» читаем: «Благовещенского попа Селивестра, во иноцах Спиридона, и сына его Анфима», такая же запись и на «Лествице» Иоанна Лествичника, и на «Зерцале» (добавлено только, что это «государское данье»), а «Маргарит» Иоанна Златоуста «прислал с Москвы Анфим к отцу своему Селивестру в Кириллов монастырь».

Кроме того, в «багаже» московского изгнанника были: «Поучения» Федора Студита, «Просветитель» Иосифа Волоцкого, сборник XIV века, включавший житие Бориса и Глеба, греческая псалтырь, переписанная в 1545 году Максимом Греком, «Диоптра Филиппа Пустынника» со «словом на латын» Максима Грека (эту книгу Сильвестру подарил Иван Грозный), а также евангелие на греческом языке, выполненное кирилловским шрифтом, и некоторые другие.

…Книгописная мастерская работала непрерывно (и после введения книгопечатания на Руси), ее «продукция» шла и на пополнение и обновление собственной книгохранительницы, и в другие монастыри и церкви, а порой попадала далеко за пределы страны… Одна из рукописей — «Лествица» Иоанна Лествичника — «бродила» несколько веков по монастырским библиотекам Сербии и Боснии. Она была пожалована Кирилло-Белозерским монастырем в Папрачскую обитель. Оттуда перекочевала в монастырь Возуща, где ее переписал некий Петр. Он оставил такую запись на «Лествице»: «Сиа изводь обретохь в монастыры, завоми Папраща, еже принесе игумень Логинь папратскы от лавры преподобнаго отца нашего Кирила чюдотворца в земли руссиискои». Затем неведомые пути привели книгу и Житомысльческий монастырь…

О богатстве библиотеки Кирилло-Белозерского монастыря, как уже говорилось, знали в Москве. Когда царь Михаил Романов решил пополнить столичную библиотеку (в послании не указано, какую именно, предполагают, что библиотеку Печатного двора), он распорядился: «По переписным книгам, в Кирилове монастыре написано четьих книг много, и из тех книг, которые вдвое и втрое, указали мы взять по одной книге, а которых по одной книге, и с тех велели списать слово в слово, и те книги и списки прислать к нам в Москву: а что каких книг взять, и тому послана к вам роспись под сею нашей грамотой. И как к вам ся наша грамота придет, и вы б те книги и списки, справя подлинно, прислали к нам к Москве да о том отписали, а отписку и книги велели подать в Приказ Большого дворца боярину нашему князю Алексею Михайловичу Лвову да дьяком нашим Григорью Нечаеву да Максиму Чиркову, а деньги за те книги вам дадут из Приказа Большого дворца».

Перечислялись 28 готовых книг (те, что в библиотеке были в 2 или 3 экземплярах) и 6 заказных списков. Среди светских произведений «Христианская топография» Козьмы Индикоплова, «Александрия», «Летописец» (есть в росписи приписка: «Летописец выбрать лутчая»).

Следует отметить, что это был не обычный заказ на книжное размножение, а использование готового литературного фонда. Царь мог обратиться и к другим хранилищам — звенигородскому, волоколамскому, Сергиевскому, расположенным гораздо ближе к Москве, но не сделал этого, так как считал, что Кирилло-Белозерский монастырь, его библиотека отличались более полным подбором разнообразных рукописных книг.

Рассматривая заказ царя, его грамоту, советский историк книги М. И. Слуховский приходит к выводу, что Приказ Большого дворца предварительно провел над кирилловскими описями библиографическую работу. При этом Приказом различались нужные дублеты и нужные же единственные экземпляры и соответственно было составлено задание. Характерно, что распоряжение монастырской библиотеке было дано светской властью.

В свое время С. П. Шевырев высказал даже мысль, что царь Михаил имел в виду создание «государственной библиотеки» из дублетов «всех монастырских библиотек», но ничем не подкрепил свое высказывание.

Менее чем через год царь снова обращается в монастырь: «К нашему книг печатному делу, для справки и свидетельства, взять прологов и миней четьих добрых, старых, переводов харатейных книг».

Через 13 лет Кирилло-Белозерский монастырь поставляет литературу, необходимую для исправления богослужебных книг, предпринятого патриархом Никоном. На экземпляре «Бесед евангельских» Иоанна Златоуста есть надпись, свидетельствующая, что этот экземпляр выслан «для справы книжной», и дата — 6 октября 1653 года.

Наконец, в 1682 году из библиотеки было затребовано девять летописцев в Палату строения книг, — на этот раз для того, чтобы дополнить «Степенную книгу». — Как правило, все, что хотела Москва, отдавалось безоговорочно и в монастырь уже не возвращалось…

В заключение отметим, что Никону пришлось столкнуться с библиотекой Кирилло-Белозерского монастыря еще раз, правда, уже в качестве… читателя. Снятый с патриаршества, после объявления ему приговора церковного собора, он был отправлен на заточение в близлежащий Ферапонтов монастырь. Здесь низложенный патриарх требовал, чтобы ему доставляли литературу от «соседей». И книги Никон получал Целыми партиями.

Осматривал библиотеку и Петр I. Это произошло во время его путешествия на Олонецкие марциальные воды. Увидев древнее евангелие на пергаменте, он приказал забрать его в Синодальную библиотеку и хранить вместе с «нужнейшими старинными книгами».

В настоящее время некогда богатые монастырские фонды в большинстве своем собраны в Публичной библиотеке имени М. Е. Салтыкова-Щедрина.

Пожалуй, никакая другая библиотека не вызывала такого жгучего интереса, как книжное собрание московских князей. Оно издавна было окружено ореолом таинственности, романтической загадочности и породило множество всевозможных легенд о подземельях, где за тридевятые замками спрятаны неслыханные сокровища. Об этой либерее (то есть библиотеке) ожесточенно спорят специалисты. Одни из них посвятили всю свою жизнь, чтобы доказать, что ее не было и быть не могло. Другие посвятили всю свою жизнь, чтобы доказать, что она не только существовала полтысячи лет назад, но и сохранилась до наших дней.

Что же в действительности известно науке? Кто и когда видел либерею, какие свидетельские показания сохранились, кто занимался ее поисками? Наконец, немаловажен и вопрос ее происхождения.

Начнем с самого первого упоминания, с самого раннего сообщения. Оно содержится в «Житии Максима Грека». Максим Грек — образованный человек, полиглот, книжный знаток, подлинный ученый-энциклопедист. Светское имя его Михаил Триволис. Родился он в семье албанского воеводы. Молодость провел в Италии. Здесь на протяжении многих лет слушал лекции в высших школах Болоньи, Падуи, Милана, во Флоренции изучал философию у прославленного гуманиста Иоанна Ласкариса, принимал участие в движении Савонароллы; в Венеции познакомился с выдающимся типографом Альдом Мануцием. [13]