Крайняя правая не обходится без внутренних идеологических ссор. Даже такие безупречные и страстные функционеры, как Шафаревич[2] и Кожинов[3], подвергаются нападкам, которые со стороны воспринимаются как абсолютно несправедливые — ведь, по существу, эти люди много дали патриотическому движению. Нападающая на них госпожа Глушкова как идеолог не имеет никакого веса, она напоминает маленькую, но очень агрессивную собачонку, которых держат на страх почтальонам и случайным посетителям, — облаивают и кусают всех прохожих без разбора.

Однако в ее высказываниях есть некоторая логика. Основная ее мысль в том, что некоторые руководители правых зашли слишком далеко в своем антикоммунизме и это объединяет крайнюю правую с прямолинейным и модернизированным сталинизмом. Антикоммунизм, утверждает критик, есть самое яркое проявление русофобии. Словно в подтверждение этой точки зрения, журнал «Молодая гвардия», помещавший полемические выступления Глушковой, напечатал также полный текст «Протоколов сионских мудрецов». Другим функционером крайней правой, оказавшимся под огнем, был неутомимый господин Дугин, который представил России забытых или малоизвестных теоретиков западноевропейского фашизма и собственные геополитические воззрения [4]. Ксения Мяло и другие правые высмеивали его странную синтетическую идеологию — смесь Достоевского, Муссолини и Леонтьева [5].

Сергеи Кургинян, театральный экспериментатор, один из энергичных новаторов и, конечно, самый продуктивный идеолог новой правой, выразил тревогу в связи с нарастающей фашизацией и вступил в длительную полемику с Дугиным, а главное — с его патроном Прохановым, редактором газеты «День». До событии октября 1993 года «День» был ведущим органом крайней правой, более читаемым и цитируемым, чем другие издания. С каждым выпуском газета становилась все резче и иррациональнее, а говоря напрямик — безумнее. Это вызывало неудовольствие умеренных и более здравомыслящих правых кругов. Многие задавались вопросом, в какие же силы верит государственник Проханов, публикуя в своей газете истории об ужасных заговорах и преступлениях, о черной магии и сатанизме? Юрий Власов, несомненно, верит в эти вещи, но Проханов? Вероятно, нет, однако он вынужден быть таким, каково большинство его читателей.

Споры и ссоры в правых кругах можно обсуждать очень долго. Но суть дела в том, что есть принципиальные различия между «полноценными националистами» вроде Шафаревича и национал-большевиками, которые хотят сохранить основы старой системы и восстановить сталинские традиции. Существует конфликт между теми, кто хочет восстановить прежний Советский Союз, и теми, кто считает его тяжким бременем и мечтает о Славянском союзе на основе России и Украины. Некоторые видят будущее России только в союзе с мусульманами и пробуждающейся Азией, другие, наоборот, считают агрессивный исламский фундаментализм и развивающийся Китай главной угрозой России на десятилетия вперед. Некоторые хотят сохранить старую сельскохозяйственную систему, другие считают, что она долго не протянет. В последние годы о разногласиях стали говорить больше. Периодически полемика стихает, ибо надо сражаться с общим врагом — демократами и реформаторами, но затем дискуссии снова вспыхивают, поскольку они касаются реальных, базисных проблем. Кого сейчас интересует, что сказал Шафаревич и почему Глушкова с ним не согласилась? Герой дня — Владимир Вольфович, который, насколько я знаю, никогда не слышал о Кожинове, не говоря уже о Дугине. Он их презирает так же, как Гитлер презирал идеологов крайней правой. Те бесконечно разглагольствовали и устраивали бесконечные свары, пока Гитлер не вышел на сцену в Мюнхене в 1920 году и не превратил прежние дискуссионные клубы и секты в массовое движение. Тем не менее личности не так важны — значение имеют политические, социальные, экономические проблемы, которые они обсуждают. С определенного момента даже фашистское движение должно иметь конкретную программу, если хочет добиться успеха.

Утверждение, что личности сами по себе не так уж и важны, относится ко всем участникам фашистского движения — кроме лидера. Все исследователи фашизма согласны в одном: неизвестно, пришли бы к власти германские наци или итальянские фашисты, не будь Гитлера и Муссолини. А если пришли бы, то политика их была бы иной — возможно, не такой экстремистской. Впрочем, даже Гитлер нуждался во множестве способных лидеров, стоявших ступенькой ниже, — вроде Геббельса, Геринга, Гиммлера и других. То, что у Жириновского на сегодняшний день таких людей нет, — большой недостаток его движения. Некоторые западные рецензенты критиковали мою книгу за то, что она не проясняет до конца, что такое крайняя правая, какие группы к ней принадлежат, где четкая граница между ней и другими движениями. В определенной степени я признаю свою вину. Меня куда больше заботят идеи, чувства, побуждения крайней правой, чем ее организационные структуры. Русские политики находятся в постоянном движении, и, видимо, так будет продолжаться еще долго. В зависимости от обстановки люди и группировки, принадлежащие к центру, сдвигаются вправо, и наоборот, некоторые правые становятся более умеренными. Где-то в этой книге я написал: неудивительно, что весь спектр русских политиков сдвинулся вправо. При таких обстоятельствах, сдается, невозможно, да и неправильно, провести четкую границу между «экстремистами» и «умеренными». Возникают странные союзы, они будут возникать и в дальнейшем, поэтому любая попытка классифицировать их, как это делают ботаники, зоологи или химики, обречена на провал. Постоянные изменения в русской крайней правой — реальный факт, и попытки выявить искусственный порядок в беспорядочной, по существу, ситуации не только не прояснят положение вещей, но, наоборот, могут привести к еще большей путанице. В настоящее время попросту невозможно четко отделить крайнюю правую от умеренных, «респектабельных» правых. Например, большие разногласия есть среди казаков, в монархическом лагере, между, скажем так, государственниками различной ориентации. Больше того, в зыбкой ситуации люди склонны изменять свои убеждения, иногда на противоположные. Если Александр Зиновьев в предисловии к рассказу Кирилла Ханкина «Охотник вверх ногами» писал, что советская система стремится завоевать весь мир, то десять лет спустя он обвинил Америку в тех же преступлениях, которые прежде приписывал Москве. Юрий Власов начинал свою публицистическую карьеру с массированных нападок на КГБ, а через несколько лет присоединился к черносотенцам. Даже Максимов и Синявский нашли общий язык — по крайней мере, оба одинаково относятся к Ельцину после октябрьских событий 1993 года.

Примеров того, как резко менялась ориентация русских политиков, бессчетное множество. Тем не менее у крайней правой есть черты, которые позволяют определить ее почти безошибочно, и в этой книге я в нескольких местах указываю на них: правые не видят своей вины ни в каких бедах России, они постоянно заводят волынку о преступлениях предателей и внешних заговорщиках (американцы и Запад в целом, либералы, евреи, масоны, католики и так далее). Другой вопрос, являются ли эти группы и люди действительно фашистами (пусть даже пара- или протофашистами), либо они просто следуют прежним традициям крайней правой.

Не каждый шовинист, антидемократ или антисемит — непременно фашист. Фашизм, персонифицированный в Гитлере и Муссолини, умер, и его дело кончено. Но, как показывают недавние события в Западной Европе, в определенных условиях фашизм может вернуться. В посткоммунистической России рост фашистских или полуфашистских настроений подкрепляется сильной советской (коммунистической) составляющей и желанием восстановить империю. Историк не пророк, будущее не предопределено, но нет сомнения, что в грядущие годы правая будет играть в России важную политическую роль.