Сев на своего любимого конька, Майна начал сыпать остротами и небылицами. У каждого животного на ферме оказался свой двойник в образе человека. Есть свинья, похожая на хозяина; корова, похожая на их школьную учительницу с непомерно большой грудью; старый мул, напоминающий сборщика утиля: один гремит своими костями, а другой — железками, которые таскает на горбу в мешке. Нашелся даже кролик, который храпит и кашляет, как Меджа. Хотя Майна никогда этого кролика и в глаза не видел, он убежден, что тот внешностью своей похож на Меджу. Ведь для того, чтобы издавать одинаковые звуки, надо иметь одинаковые рты. Было якобы несколько случаев, когда Майна будил Меджу среди ночи, чтобы послушать такой же храп, доносившийся, точно эхо, из далекого леса.

— Да перестань ты болтать, — не вытерпел наконец Меджа. — Слышал я уже эти байки. Еще вчера вечером.

Майна взглянул на друга с притворным удивлением.

— Разве? Что же тебе еще рассказать?

— Ничего не надо рассказывать. Налей мне молока.

— Какое там молоко! На этой ферме нет ни капли настоящего молока. Одна лишь забеленная водица.

— Ну, налей хотя бы забеленной водицы.

— Зачем? Ты лучше на ручей сходи. Там, по крайней мере, вода чистая.

Меджа махнул рукой, поднялся на ноги, налил себе в кружку снятого молока и сел у очага. Тем временем Майна рассказал несколько сальных анекдотов, которых наслушался в деревне. Меджа эти анекдоты знал почти наизусть. Голова у него в эту минуту была занята цветами, за которыми он ухаживал. Дождем их теперь хорошо промочит.

— Пошли спать, — предложил Майна, утомленный своей болтовней.

Он встал, собрал с пола грязную посуду и небрежно перекидал на полку. Потом потянулся, зевнул и направился к выходу. В хижину проник холодный ветер. Огонек коптилки затрепетал и погас. Меджу окутало облако дыма от очага, и он закашлялся.

— Закрой дверь-то! — крикнул он.

— Вот помочусь и закрою, — со смехом сказал Майна.

Стоя в дверях, он чувствовал, как на ноги ему падают капли дождя. Он направил струю теплой мочи в ночной мрак, но встречный ветер гнал ее обратно. Меджа тем временем ворчал, задыхаясь от дыма.

Майна сделал шаг назад, закрыл дверь и запер ее на ржавый железный засов, прикрепленный с помощью двух согнутых гвоздей. Потом подпер дверь деревянным ящиком, повернулся лицом к Медже и молодцевато козырнул.

— Так что дверь закрыта, заперта на засов и приперта ящиком, — доложил он. — Можно ложиться?

— Хоть ложись, хоть убирайся к черту — мне все равно, — добродушно проворчал Меджа. — Только холода не напускай.

Он подул на угли, и огонь разгорелся. Зажег лампу-коптилку. Но фитилек был сух и горел слабо — в банке кончалось масло.

— Прожорливый черт — этот светильник, — сказал он. — Завтра вечером надо опять подоить трактор.

— Очень уж бдительный там сторож, — пожаловался Майна. — Не нравится он мне. Прошлый раз чуть было меня не поймал. Только я потянул из бака горючее, а он включил фонарик и направил в мою сторону. Я с испуга полный рот дизельного масла хватил. Ну, думаю, влип! К счастью, он не заметил меня и ушел. Боюсь, что скоро нам придется обходиться без света.

— А уборочные комбайны? — спросил Меджа. — По-моему, по ночам они остаются без присмотра.

— Гениальная мысль! Как же это я сразу не подумал.

Они расправили на тюфяках свои тряпки и легли, накрывшись одеялами. В тот же миг погас сам собою и фитилек коптилки.

— Черт возьми! Ты только взгляни на этих тварей. — Меджа лежал на спине, лицом к закопченным стропилам.

— Божьи творения? Звезды небесные? — спросил Майна.

— Какие еще небесные? Земные.

Теперь их увидел и Майна. От света очага их глазки сверкали, точно звезды. Глаз было много — они образовали круг по той линии, где стены соединялись с крышей. Темно-серые зверьки не двигались. Они наблюдали.

— Убирайтесь, чертовы ублюдки! — крикнул Майна.

Ни одна пара светящихся точек даже не моргнула.

— Кажется, они не понимают, — сказал Меджа. — Попробуй говорить на их языке. Расскажи им что-нибудь интересное, что они хотели бы услышать. Скажи им, что ты не вымыл посуду. Я уверен, они обрадуются. — Он громко рассмеялся.

Майна осторожно потянулся рукой к потухшей лампе.

— Я знаю, чем их пронять, — сказал он. — Ну-ка, сволочи, посмотрим, как вам это понравится!

Он только еще замахивался жестяной банкой, а глазки уже исчезли. С крыши посыпалась сажа. Меджа закашлялся и стал на колени, отплевываясь и протирая глаза. Банка, падая, угодила ему в спину. Меджа охнул и, схватив банку, бросил ее в хохочущего Майну. Тот увернулся, и банка попала в полку с посудой. Раздался грохот. Майна, укрывшись с головой одеялом, смеялся.

— Слышал, как пищал их вожак? — спросил он.

Меджа не отвечал. Он все еще протирал глаза.

Майна высунул из-под одеяла голову и осмотрелся вокруг. Угли в очаге потускнели, в комнате стало почти совсем темно. На стропилах снова засветились глазки, и в тот же миг пушистые зверьки всей своей массой ринулись в атаку.

— Берегись! — крикнул Майна, первым обнаружив опасность. — Крысиная рать пошла на штурм!

Он снова нырнул под одеяло и подоткнул его под себя. Меджа сделал то же самое. Теперь хижина, лишенная света, оказалась во власти жирных крыс. Сначала они штурмовали полку, где среди немытых тарелок и кастрюль одиноко лежала банка из-под коптилки. Вылизав посуду, начали рыскать по всей хижине, пожирая на пути все съедобное. Потом стали искать подступ к скрытым под одеялами мозолистым ногам парней.

Меджа энергично заворочался, желая отпугнуть их, но это привело лишь к тому, что из-под него выбился край одеяла. Один из зверьков проник через прореху внутрь. Началась возня. Меджа вскочил на ноги и стряхнул крысу на пол.

— Нет, так больше нельзя, — с отчаянием сказал он. — Эти чудовища сожрут нас во сне.

Меджа огляделся вокруг и осторожно опустился на свое тряпье. Затем укрылся одеялом, укрепил «оборонительные позиции» и, сдерживая дыхание, приготовился к отражению штурма. Крысы не заставили себя ждать и атаковали. Но к Медже они пробраться уже не могли, а лишь бегали по полу, гремели на полке посудой и лазали по камням очага. Майна притворно храпел.

Внезапно они услышали слабый, но настойчивый стук в дверь. Шел еще сильный дождь, и человеку, стоявшему за дверью, явно не терпелось войти. Парии прислушались к знакомому гнусавому голосу.

— Это Бой, — сказал Меджа. — Иди открывай своему кухонному начальству.

— Министр голода и денежных штрафов собственной персоной, — сказал Майна, не высовывая носа из-под одеяла. — Это ты, Старая жаба?

— Да, я, — сказал Бой.

Майну душил смех, тело его извивалось и вздрагивало. О пушистых зверьках он уже забыл. Меджа тоже засмеялся.

— Пускай крысы выстроят почетный караул, — сказал Меджа. — Добро пожаловать, ваше величество Старая жаба.

Парни дружно захохотали.

Бой стоял наполовину под дождем, наполовину под выступом крыши и ждал, когда его впустят. Стараясь не промокнуть, он прижался к двери, но гвозди, державшие засов, не выдержали тяжести его тела. Они жалобно скрипнули, засов упал, и дверь распахнулась. Крысы повскакали на стропила. Издав испуганный крик, Бой влетел в хижину, споткнулся о деревянный ящик и покатился по полу к самому очагу. Это произошло так неожиданно, что несколько мгновений он сидел, не чувствуя под собой раскаленной золы.

По хижине гулял холодный ветер. Парни высунулись из-под своих пыльных одеял и с любопытством огляделись в темноте. При слабом ночном свете, проникавшем через раскрытую дверь, они различили фигуру старика. Тот сидел на том месте, где полагалось быть очагу, и жалобно охал. Меджа и Майна молча за ним наблюдали. Казалось, даже ночь на какое-то мгновение затаила дыхание.

Неожиданно старик вскочил на ноги, точно раненый зверь, потрогал руками обожженный зад, дико закричал и кинулся к выходу. Но тут он снова споткнулся о тот же ящик и растянулся на мокрой земле под дождем. Потом, вскрикнув еще раз, пустился бежать к своей хижине. Вопль его мгновенно потонул в шуме дождя.