Проповедник встал между Ками и Евой и поднял на руки маленького мальчика.

— Как только я уйду наверх с Девином, и вы, придурки, будете вне ебаной зоны слышимости, можете продолжить блять орать друг на друга, — он посмотрел на Еву. — Нам с тобой, малышка, надо будет поговорить. Если случилось именно то, что я думаю, я собираюсь пристрелить кое-кого немедля.

Никто не проронил ни слова, пока Проповедник поднимался по лестнице. Как только он исчез, Кокс взорвался.

— Это просто пиздец, сука! Прятать от мужчины его ребенка! Это просто ебаный пиздец!

— Ты чокнутый мудак! — крикнула Ками в ответ. — Ты живешь в Монтане, ты нахуй женат, у тебя уже есть ребенок! Я живу в Нью-Йорке, и я блять замужем! Что нахуй я должна была, по-твоему, сделать?

— Что ты должна была сделать, сука, так это сказать мне, что ты блять родила моего сына!

— Ты омерзителен! — прошипела Ками. — Ебаный байкер, грязный, омерзительный, ведущий себя, как шлюха!

Глаза Кокса полезли на лоб.

— Сука, ты думаешь, я омерзителен? Это ты была той ебаной шлюхой, которая залезла на мой хуй, запихивая свои ебаные сиськи в мой рот и умоляя прикусить их сильнее, пока Рипер просверливался в твою ебаную задницу, или нет?

Ева завизжала, как сумасшедшая, и кинулась на него. Проклиная все, Дьюс попытался схватить ее, но эта чокнутая дрянь сделала обманный маневр вправо, затем метнулась влево и успела врезать Коксу в челюсть до того, как он поймал ее и потащил назад от Кокса.

— Тебе пиздец, сука! — заорал Кокс.

Он ослабил хватку. Оттолкнув Еву в сторону, он повернулся, схватил Кокса за рубашку и впечатал его спиной в стену.

— Сука беременна, а ты пытаешься ей угрожать? Ты нахуй собираешься угрожать моей ебаной беременной женщине?

— Ох, Ев, — застонала Ками, напрочь забыв об убийственно настроенном Коксе. Она обвила руками Еву, и вместе они съехали на пол в один клубок черных и светлых волос.

Он отпустил Кокса и прислонился спиной к стене. Он не спал больше суток, а вокруг шло своим чередом слишком много безумия, чтобы справляться с этим без сна.

— Уже уяснил это дерьмо, — зло выговорил Кокс. — Я забираю моего ребенка домой.

— Ты не отберешь моего сына у меня! — заплакала Ками.

Кокс смотрел на нее.

— Тогда лучше пакуй свои шмотки и ищи ебаную квартиру в Монтане.

Ками вскарабкалась на ноги.

— Монтана! — вскрикнула она. — Девин не поедет в Монтану!

Дьюс не был достаточно быстр, чтобы схватить Кокса, и тот уже держал лицо Ками в руках, смотря на нее.

— Сука, — прошипел он, — я хочу знать моего собственного блять сына. Ты уже украла у меня четыре года. Но ни одним ебаным годом больше.

Нижняя губа Ками задрожала.

— Ты не понимаешь, — прошептала она. — До Девина вся моя жизнь была потрачена на то, чтобы выполнять, что мне говорили, я пыталась найти способы заполнить всю эту пустоту во мне. Наркотики, секс, алкоголь, все это было лишь попыткой понять, что мне делать с самой собой, я не знала, была ли я частью хоть чего-нибудь. В тот миг, когда Девин оказался в моих руках, все, как по щелчку, встало на свои места, и наконец-то я точно знала, что я должна делать и где мое место. Я не могу позволить тебе забрать его у меня, — ее голос дрожал. — Я не могу позволить тебе отобрать единственного человека в мире, не считая Евы, который когда-либо был так важен для меня.

Ева залилась свежей порцией слез. Убежденный, что он остается единственным вменяемым человеком во всем мире, Дьюс, вздохнув, притянул ее к себе и начал поглаживать ее по спине.

Кокс отвернулся от Ками.

— Дерьмо, — пробормотал он. — Дерьмо. Дерьмо. Ебаное дерьмо.

Он повернулся к Ками и взял ее руки в свои.

— Женщина, я не заберу его от тебя, мы придумаем что-нибудь, какое-нибудь дерьмо насчет мотаться туда и обратно. Я бы никогда не забрал моего мальчика от его мамы.

Ками заплакала, и ее колени подогнулись. Кокс поймал ее, прежде чем она приземлилась на пол, взял на руки и ушел с ней по коридору. Он наблюдал, как Кокс наклонил голову и поцеловал Ками в лоб, потом он свернул налево, и они были вне поля зрения.

Он решил продолжить с того момента, на котором остановился.

— Где твоя комната, Ева?

— Мне жаль, — прошептала она.

Его ноздри расширились. Да Бог ты мой, все, чего он хотел, так это увести эту суку в ее комнату и позаботиться о ней.

— Ебаный Боже, о чем ты нахуй опять сожалеешь?

— Мотель, — прошептала она. — Я не подумала тогда и не надела презерватив на тебя, прежде чем я… И ты не вышел из меня… — она прервалась.

Он уставился на нее.

— Ты хочешь сказать мне, что это мой ребенок внутри тебя? Не этого ебаного мальчишки?

— Нет, — сказала она, потупив взгляд. — Я хочу сказать тебе, что мне жаль, потому что я не знаю, чьего ребенка я ношу.

***

Я не планировала раньше рассказывать Дьюсу о беременности прямо сейчас, я никогда не задумывалась, какой будет реакция. Какую бы реакцию я не воображала в те три секунды, пока признавалась, что ребенок может быть его, фактически я получила совсем не то, что представила.

— Ты можешь идти?

А?

— Что?

— Ты идти можешь? — повторил он. — Или мне отнести тебя?

Я моргнула.

— Отнести меня?

— Да, малыш. Отнести тебя в душ.

О Боже, он пытался заботиться обо мне. Как этот мужчина мог быть таким идеальным для меня и в то же самое время таким неподходящим мне?

— Я отвратительна, — прошептала я.

Он приподнял бровь.

— Да, малыш, вот поэтому я и хочу отнести тебя душ.

— Нет! — вскрикнула я. — Я имею ввиду, что я отвратительна! Я шлюха!

Лицо Дьюса стало каменным.

— Слушай меня блять. До того момента, как ты начала расплачиваться своей киской за одолжения, о которых просила, у тебя было всего двое мужчин. Я и Фрэнки. Ты не ебаная шлюха, ты ебаная идиотка.

Я вытаращилась на него.

— Да, малыш, идиотка. Ты заботилась об этом чокнутом долбоебе так блять долго, что уже почти приняла это за свою ебаную судьбу. Чейз знал это, он увидел лазейку и блять воспользовался ей. И поскольку он воспользовался ей, он нахуй сдохнет. Но малыш, ты не шлюха, вовсе нет.

Я тяжело сглотнула.

— Я все еще отвратительна.

Гнев мелькнул в его глазах.

— Черт тебя побери, Ева! Что блять еще я должен…

— Мне нравилось это! — ляпнула я. — Мне и Чейз-то совсем не нравится, но мне нравилось трахать его, и все такое… Потому что я блять омерзительна! Я делала такие вещи с ним… — мой голос надломился, и я сглотнула. — Отвратительные вещи… И мне это нравилось, и мне нравилось, что это он их делает со мной, — закончила я тихо.

Дьюс глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Вот и оно. Еще две секунды, и он скажет мне, какой мерзкой я была, и больше я его не увижу.

— Ева — прорычал он. Я пыталась держать себя в руках. — Ты в очередной раз ведешь себя, как идиотка.

— Прости, что? — прошептала я.

— Ты слышала меня. Ты идиотка. Но я понимаю тебя. Ты никогда никого не трахала, просто чтобы потрахаться. Я объясню, малыш. Вовсе блять необязательно, чтобы тот, кого ты трахаешь, нравился тебе. Ты можешь даже ненавидеть этого ёбаря, и тебе по-прежнему может нравиться трахать его. Иногда это даже лучший способ потрахаться. Полная ненависти, злости, извращенная ебля. Тебе нечего стыдиться, дорогая. Все это, конечно, не означает, что я не зол: ты была в постели другого мужчины, и тебе это нравилось. И что ребенок внутри тебя может быть не моим, и что ты бегала от меня ебаных восемь лет. Знаю, я ебаный ублюдок с отвратным характером, и я нахуй не заслуживаю тебя, но, черт, Ева, если бы ты только осталась, я бы дал тебе все лучшее, лучшее, чем у тебя когда-либо было. Понимаешь меня?

Я смотрела на него. И я влюблялась в него снова.

— Я понимаю, — прошептала я.

Его взгляд смягчился.

— Малыш, — сказал он нежно, — я знаю этот ебаный взгляд. Блять, ты не можешь сказать мне, что возможно носишь моего ребенка, а потом смотреть на меня так, как ты смотришь сейчас, и ожидать при этом, что я буду держать себя в руках.