Это мне почему-то показалось обидным.

«Чтобы петь и плясать, когда бойцы на отдыхе, не нужно знание иностранных языков. Для этого можете взять в часть любую певицу», — с вызовом ответила я тоже по-немецки.

«Минуточку, вы не поняли, — перебил меня полковник. — Выслушайте, а тогда будете решать, принуждать мы вас не станем. На самолете никогда не летали?» — спросил он строго.

«Какое это имеет отношение к делу?.. В военное время не смогу летать, а вообще…» Я вынула из сумочки удостоверение и положила его на стол.

«Двадцать семь парашютных прыжков! — радостно воскликнул полковник, прочитав документ. — Вот такую актрису нам и нужно!» И он засыпал Лялю вопросами о ней, о семье и родственниках. «Нам нужна хорошая разведчица в тылу врага, вам придется выбрасываться на парашюте в оккупированную зону», — начал объяснять полковник.

«В тыл врага?.. — удивленно проговорила девушка. — Вот какая роль!»

«Ведь это же очень опасно, — думала Ляля. — Приземлиться на территории врага, жить под чужим именем… Все равно, что играть на заминированной сцене. Это еще труднее, чем на фронте. Там вместе со всеми, а тут одна… Нет, страшно. Не смогу. Лучше уж поеду с мамой. Буду работать в госпиталях».

Заметив, что Ляля колеблется, полковник, испытующе глядя на нее, сказал:

«Могу дать вам время до завтра. Подумайте хорошенько и, если надумаете, приходите».

— …Я вышла из штаба в полном смятении, — рассказывала нам Ляля. — Никак не могла решить, что делать. В тыл врага, к фашистам! Ведь-там могут разоблачить, схватить, а потом — пытки, мучения… Но полковник сказал: «Если вы решитесь, вы сможете принести очень большую пользу».

Я так задумалась, что не заметила даже, как объявили воздушную тревогу. Вдруг над головой раздался завывающий свист, затем кто-то с силой толкнул меня в подъезд большого дома.

Раздались мощные взрывы, на миг заглушив плач и крики женщин и детей. Стены дрожали, где-то сыпались стекла. Совсем рядом, раздирая душу, кричал ребенок, выгибаясь у матери на руках. Ломая руки в исступлении, плакала какая-то женщина.

Бомбы ложились все ближе, казалось, сейчас будет прямое попадание. Я протиснулась к двери. По опустевшей улице плыли клубы тяжелого дыма. Перед подъездом на мостовой что-то чернело. Когда дым и пыль рассеялись, я увидела лежавшего на земле кудрявого мальчика, а над ним обезумевшую от горя мать. Женщина то наклонялась к ребенку, тормошила его безжизненное тельце, то, вздевая кверху руки, с ненавистью трясла кулаками и что-то кричала, а в стороне валялся голубой игрушечный трактор, и длинный шнурок от него был судорожно зажат в мертвом кулачке малыша.

Мне почему-то особенно запомнился этот игрушечный трактор. Это была частичка того счастливого мира, который хотели отнять у нас фашисты. «Нет, им этого не удастся сделать!» — подумала я и, повернувшись, пошла обратно в штаб…

— Первый дебют мой все же состоялся, — после паузы продолжала Луиза. — Было это месяца через полтора, когда фашисты уже бесчинствовали на Украине. Дебютировала я не одна, вместе с Маней. Она играла главную роль.

— Ты не скромничай, — вмешалась Маня. — Какая там главная роль. Что бы я без тебя смогла сделать?

— А я без тебя? Да, в разведке много значит взаимовыручка. В одиночку всегда трудней работать, — задумчиво проговорила Луиза.

Уже после того, как Луиза уснула, мы с Маней еще долго сидели, прижавшись друг к другу, и разговаривали.

— Луиза настоящая разведчица, — тихо говорила Маня. — Очень талантливая. Как она умеет моментально преобразиться. Заплачет и тут же весело, от души рассмеется или запоет, — голос у нее чудесный. А как она умеет войти в доверие к собеседнику, заставить его самым сокровенным поделиться.

— Мне пришлось это сегодня на себе испытать, — улыбнулась я.

— Вот видишь. Такой и должна быть настоящая разведчица.

— А какая она красивая, — восхищенно проговорила я.

— Уже влюбилась, — усмехнулась Маня. — Да, очаровывать она умеет. Это очень помогает ей в работе… Что ж, каждый по-своему старается принести пользу. Специальности военной у нас нет, вот мы и выбрали себе иное оружие… Я тоже училась в институте, в Ростове. Когда началась война, отец и два брата ушли на фронт и погибли. Мать не пережила… Я осталась одна. Разве я могла сидеть в институте, ходить с книжками на лекции? Пошла добровольно на фронт. Сначала была сандружинницей, потом вижу, что могу принести больше пользы, ведь я — парашютистка. Попросилась в авиадесантную часть и вот уже два раза выбрасывалась на парашюте в тыл врага. Последний раз работала с Луизой.

— А отчего дома ее называли Лялей, а здесь Луизой зовут? — спросила я Маню.

— Ей надо привыкать к этому имени. Когда-нибудь узнаешь, почему она Луиза.

На другой день занятия со мной проводил комиссар — мой знакомый капитан из Львова. Он сказал, что наши десантные группы должны помочь защитникам Севастополя. Севастопольцам сейчас очень трудно. Враг из Крыма всю технику направляет на Севастополь, но севастопольцы сражаются геройски.

Тщательно изучая свое задание, я подолгу сидела над картой Крыма, где яркой красной полосой была прочерчена линия обороны Севастополя.

— В Симферополе находится штаб немецкой армии. Задача Мани и Луизы проникнуть туда, а ваша — держать с ними связь. А может быть, и вам придется поступить официанткой в штабной ресторан. Это уточнится впоследствии, — говорил мне комиссар.

«Скорее бы!» — думала я и еще внимательнее изучала обведенный чернилами квадрат моего приземления на территории врага. Ровная местность, поле, в стороне шоссейная дорога, идущая на Симферополь. Учитывала возможности отклонения при прыжке. Запоминала все дороги и тропки, ведущие к Симферополю от места приземления.

Изучая план Симферополя, вспоминала каждый дом, улицы, переулки. Долго я не могла выполнить ответственное поручение — придумать, где будет подпольная почта, но и эта задача была решена.

Потом командир взвода объяснил, мне, что, когда я попаду в Симферополь, в этот день на вокзале у меня будет первая встреча с девушкой. Она связная от партизан.

Из кармана гимнастерки командир достал круглое зеркальце с рекламой на оборотной стороне и сказал:

— Девушка будет смотреться вот точно в такое зеркальце.

На зеркальце были нарисованы сумочки, галстуки, приколки, платочки и сверху написано: «Ростовская галантерея».

— Вы тоже свое покажете и только тогда можете смело подходить к девушке. Пароль — мое имя: «Миша». Девушка вам покажет квартиру, — продолжал объяснять мне командир. — На этой квартире, согласно вымышленной «легенде», с вами будет жить ваш «брат». Вы поселитесь как приехавшая из Ростова «сестра». Брат ваш туберкулезный больной, студент.

На следующих занятиях изучала город Ростов, а потом точное описание внешности «брата»: среднего роста, очень худощавый, рыжеватый блондин. На вид лет восемнадцати. Глаза маленькие, быстрые.

— Имя его Витя, — рассказывал мне командир. — С ним будет рация, и через него вы будете передавать донесения разведчиков, забирая их из тайной почты, получать задание от нас. Если понадобится, будете сообщать «брату» места группировок войск и техники врага, движущейся на Севастополь, на Феодосию. Нас также интересуют планы врага, местонахождение штабов. Это будут основные задания для вашей группы.

В одно из занятий вместо командира взвода Миши пришел комиссар. Он опять объяснил мне, что, так как я буду работать в одной группе с Луизой и Маней, я должна знать их клички, Луиза будет «Голубка», а Маня — «Стрела». Легенду, под которой Луиза будет жить в тылу, я обязана знать так же твердо, как и свою.

И он стал мне рассказывать легенду Луизы:

— До революции с давних времен жили на Украине, вот здесь, — указал он карандашом на карте, — в Аскании-Нова, недалеко от Крыма, под Каховкой, немцы-миллионеры по фамилии Фальцфейн. В Аскании-Нова у них были огромные владения и прекрасный большой заповедник. Кроме того, большие молочные фермы и земли они имели в Крыму, в Евпаторийском уезде, а в Симферополе — свой дом. Старший их сын Вольдемар, вопреки желанию матери Софьи, женился на простой русской девушке. В тысяча девятьсот шестнадцатом году у них родилась дочь, которую они назвали Лизой. Во время революции Фальцфейны эмигрировали в Париж. В пятнадцать лет у Лизы обнаружили голосок, который начали развивать на всякий случай, как говорила мать, — может быть, пригодится в жизни. Веселая и красивая девушка любила музыку и пение. В совершенстве, лучше, чем немецким, она владела французским языком. Мать ее, скучая по родине и по родителям, оставленным в Крыму, старалась, чтобы дочь не забывала родного языка, и всегда с нею разговаривала только по-русски. Поэтому Лиза знала и русский язык.