Под этим же углом зрения Толанд рассматривает становление и других элементов христианского культа: миропомазания, покаяния, или исповеди, рукоположения. К «нелепостям иудейского или языческого происхождения» он относит молитвы, заклинания, «праздники и дни святых», поклонение иконам, посты, похоронные обряды и т. п. Философ с негодованием пишет о служителях церкви и богословах, видит в них главных виновников искажения природы первоначального христианства, привнесения в него «противоречивого и непостижимого».

Острие толандовской критики, как нетрудно заметить, направлено против культовой практики христианства и ее непосредственных носителей — духовенства. В религиозных обрядах и таинствах Толанд усматривал корень зла, приведшего к «опасным ошибкам» и заблуждениям. «Нет ничего более противоположного друг другу по своей природе, чем обряд и христианство» (там же, 167). Ничто не вызывает большего вреда, чем окружение религии «подобными глупостями» (там же, 168). При помощи всех этих «мошеннических уловок» духовенство приобрело власть и влияние над верующими, обзавелось бенефициями и титулами, превратилось в замкнутое иерархическое сословие.

Бросается вместе с тем в глаза, что толандовская критика христианства почти не касается его догматического содержания. А ведь именно здесь философский рационализм мог найти немало объектов для критического анализа. Назовем для примера хотя бы учение о троичности единого бога, этот один из самых иррациональных догматов христианской религии. Толанд предполагал продолжить свою критику христианства и подвергнуть рационалистическому анализу догматы Нового завета (см. там же, 172). Чем же объясняется тот факт, что он все-таки обошел своим вниманием эту сторону христианства?

Здесь необходимо учитывать следующие обстоятельства. Во-первых, открытая критика христианского вероучения была значительно опаснее критики культа. Нелишне напомнить в этой связи о тех преследованиях, которым подвергались и в Англии, и в других странах Европы так называемые антитринитарии, отвергавшие догмат троицы. И во-вторых, критика догматического содержания христианства наряду с культом была равносильна полному отказу от христианской религии, к чему Толанд не был еще готов в то время.

Давая общую оценку книги Толанда «Христианство без тайн», следует признать, что философ предстает в ней как большой знаток истории христианской религии и церкви. Он справедливо указывает на то, что христианство впитало в себя множество элементов языческого я иудейского происхождения, усвоило ряд понятий и предоставлений античной философии, почерпнутых, главным образом, из сочинений Платона и неоплатоников. Однако это был естественный процесс становления и развития новой религии, а вовсе не крах той «истинной веры», которой являлось, согласно Толанду, первоначальное христианство. Если не считать отдельных замечаний Толанда относительно связи религии с государственной властью, то можно, сказать, что он по существу игнорировал историческую неизбежность эволюции христианства, обусловленную определенными социально-политическими факторами. Не замечал Толанд и того, что эта эволюция носила далеко не мирный характер, а представляла собой ожесточенную борьбу различных течений и группировок, за которыми стояли интересы тех или иных слоев рабовладельческого общества. Как показал Ф. Энгельс, давший глубокий анализ исторических и социально-экономических условий возникновения христианства[6], повсеместное распространение новой религии и превращение ее в мировую во многом определялось именно теми факторами, которые Толанд считал причинами перерождения христианства: усвоением путем соответствующей интерпретации элементов иудаизма, язычества и греко-римской идеалистической философии, а также поддержкой со стороны властей.

Все это достаточно хорошо известно современному читателю, знакомому с достижениями марксистского религиоведения и научной критики Библии двух последних столетий. Но Толанд писал свою книгу, когда исследование Ветхого и Нового заветов, их критический анализ, изучение раннего христианства только начались. О мыслителях прошлого нужно судить по их реальному вкладу в науку, по тому, чем они обогатили ее, и с этой точки зрения Толанда смело можно назвать одним из пионеров исторической и логической критики христианства.

«Христианство без тайн» стало важной вехой в духовном развитии Толанда. В дальнейшем он не раз возвращался к поднятой в этом сочинении теме, развивая свою критику христианской религии. В «Письмах к Серене», «Назарянине» и других произведениях (о них шла речь в первой главе) можно встретить многие мысли, которые содержатся уже в «Христианстве без тайн». Не повторяя сказанного, остановимся па некоторых положениях последующих сочинений Толанда, обогащающих его первое сочинение.

Большой интерес представляет в этой связи третье письмо к Серене — «Происхождение идолопоклонства и причины возникновения язычества». Как уже отмечалось, Толанд сознательно обратился к религиям древнего мира, чтобы оградить себя от обвинения со стороны идеологов и защитников христианской религии; ведь еще продолжались острые дебаты, вызванные публикацией «Христианства без тайн». Однако материал по истории языческих религий (египетской, греческой, римской) Толанд умело использовал в целях критики христианства. С большой убедительностью он показал, как много общего имеет «новое идолопоклонство христиан» с идолопоклонством и суевериями язычников. «Сюда относятся жертвоприношения, ладан, свечи, иконы, омовения, праздники, музыка, алтари, паломничества, посты, безбрачие духовенства, освящения, прорицания, заклинания, поклонения умершим мужчинам и женщинам, канонизация все новых святых, выступающих в качестве посредников между богом и людьми, добрые и злые духи, ангелы-хранители, покровители мужского и женского пола, которым посвящаются храмы и воздаются особые почести» (4, 1, 135—136). Прибегая к своему излюбленному выражению, Толанд заявил: «Мы имеем тут в прямом и точном смысле слова антихристианство, ибо ничто не противоречит в такой степени учению Христа» (там же, 136). Последнее призвано, по Толанду, «совершенствовать нашу нравственность, внушать нам правильное представление о божественной сущности и, следовательно, искоренять все суеверные мнения и обряды» (там же).

Вину за превращение простого и понятного всем людям учения Христа в антихристианство, «в самые нелепые догматы, в непонятный жаргон, смешные обряды и непостижимые таинства» (там же, 137) Толанд, как и прежде, возлагает на духовенство, осуждая «поповские хитрости», разоблачая своекорыстие и властолюбие служителей церкви.

Аналогичные мысли имеются и в «Назарянине». В этом произведении не только проливается свет на происхождение христианства, но и содержится противопоставление «первоначального, неискаженного, простого, разумного» христианского установления подменившему его со временем антихристианству, которое состоит из «мифических систем, алчных изобретений, обременительных предрассудков, бессмысленной тарабарщины» (там же, 299).

Таким образом, Толанд оставался верен той концепции религии, которая была им впервые сформулирована в «Христианстве без тайн». Эта концепция, как уже говорилось, являлась просветительской, поскольку смотрела на религию как на продукт невежества и обмана, оставляя без внимания глубокие социальные причины возникновения и существования религиозных представлений и культа. И Толанд, в полном соответствии с просветительской точкой зрения, неустанно подчеркивал, что «крайнее невежество или своекорыстие (еще злейший враг истины, чем невежество)» лежат в основе всех суеверий и заблуждений, что «благочестивый обман и суеверная глупость» служат средством поддержания и распространения религиозных предрассудков (см. там же).

Однако «с религией, которая подчинила себе римскую мировую империю и в течение 1800 лет господствовала над значительнейшей частью цивилизованного человечества, — верно писал Ф. Энгельс, — нельзя разделаться, просто объявив ее состряпанной обманщиками бессмыслицей. Чтобы разделаться с ней, необходимо прежде суметь объяснить ее происхождение и ее развитие, исходя из тех исторических условий, при которых она возникла и достигла господства» (1, 19, 307). Просветительская концепция не была в состоянии ни научно объяснить происхождение и сущность религии, ни тем более преодолеть ее. Однако эта концепция в не малой степени способствовала ниспровержению религии с того пьедестала, на котором она находилась в течение многих столетий. При всей ограниченности просветительской критики религии она сыграла исторически прогрессивную роль в борьбе с духовной диктатурой церкви, в подготовке научного атеизма.