С чашкой дымящегося риса я стоял в ярко освещенной лаборатории. Раздались аплодисменты.

— Мать вашу! — разозлился я. — Ужин у пацана отняли!

Но сказал я это не по-русски а как и следовало ожидать по-японски, отчего речь моя прозвучала ещё более угрожающе и рычаще. Такой интонацией воины и правители разговаривают с крестьянами. Аплодировали не мне а как оказалось фантазеру и историку Юрию, который и придумал выдернуть меня внезапно. Если прошлый раз улитку я принес в этот мир неосознанно, то и следующий предмет нужно попробовать захватить минуя сознание. как бы между прочим. Что и случилось. Черная пиалка была у меня в руке. Профессор взял у меня чашку из рук и попробовал шепотку риса. Скривившись он сплюнул и высыпал рис в урну с мусором.

— Как они могут это есть? Недоваренный, несоленый? — скривился Андрей Александрович.

— Они его без приправы не едят профессор, — вставил всезнайка Юрик, — Только я вас умоляю чашку не разбейте! Ей цены нет! Семнадцатый век!

— Что я варвар какой? — Улыбнулся профессор.

— Вы хуже варвара, — зло вставил я, — Вы понятия не имеете какой ценой этот рис достается! Вы не представляете в какой нищете живут люди! Многие из них даже не пробовали этот недоваренный несоленый рис! Никогда! Вы слышали профессор? Никогда! Потому, что они питаются рыбьими кишками. Но это не деликатес! Просто жрать там нечего!

В лаборатории воцарило молчание. Не надолго. Его прервал Вадим.

— А наш кролик оказывается красный! — сказал он и рассмеялся.

Дни потянулись за днями. Черная керамическая чаша канула в бездну а вместе с ней и грядущие изменения в планах лаборатории. Чаша без сомнения бродила где-то по инстанциям, где её проверяли на вшивость т. е. древность и конкретно на время изготовления. И что-то там не срасталось. Судя по вялым разговорам ведущимся в лаборатории различные эксперты оценивали её по-разному. То она выходила четырехсотлетней, то изготовленной не далее как в том году. Энтузиазм, с которым профессор взялся за дело куда-то пропал, пропал и сам профессор. Видимо что-то и кому-то на верхах доказывал. Поэтому внеплановые перемещения стали плановыми. Юрий Сергеевич Павлов отправлял меня ежедневно в одно и то же место. В приглянувшуюся ему Японию. Впрочем, я не возражал а с радостью возвращался к моему Иори и Синмен сану. Надо сказать, что возражения мои вряд ли бы кто-то принимал всерьез и прислушивался. После моей выходки с чашей, меня стали игнорировать более чем прежде. Дарья Дмитриевна записками непонятного содержания не баловала. Хотя я теперь постоянно следил за ней и её каменным лицом Сфинкса. какие ещё сюрпризы и загадки она преподнесет? Но загадки и сюрпризы мне подкидывал Синмен.

Учил он меня, то есть Иори минут десять в день, не больше. Но мы с Иори были этому рады. Поскольку после обучения всё тело было сплошной синяк. Да, надо сказать, что во избежание дальнейших чудес и чтоб мечи не попали к жадному до экзотики Юрию Павлову. Я с поклоном отдал их сенсею в плату за обучение. Сенсей ничего не сказал, но мечи с глаз убрал. А учил он фехтованию бамбуковой палкой. Аккуратненько обработав хлипкое тельце Иори, он говорил только одно: «Почему я побил тебя? Думай. Когда ты будешь знать ответ, ты будешь на половине пути к победе». И уходил в дом. Что он там делал было невидно. Матовое окно сёин, комнаты для письма, для взгляда было непроницаемо. А я избитый лежал, раскинув руки у крыльца домА, и размышлял.

Оставшийся день мы с Иори проводили в размышлениях и в хлопотах. Собирали хворост для приготовления пищи. Несколько раз ходили в деревню в сопровождении служанки за продуктами. Деревня у подножия горы была подарена сенсею местным князем Кумамото за обучение его воинов. Мелкие дела и хлопоты оставляли много времени на раздумья. Первое, что мы ответили сенсею на следующий день после первого урока, что сенсей слишком быстр. На что он только покачал головой.

— Мне скоро шестьдесят лет. Не ужели ты думаешь, что старик может быть быстрее юноши?

И он снова побил нас. Целый день я вспоминал каждое движение мастера, фиксировал его в памяти, чтобы на следующий урок успеть поставить защиту. Но мастер находил новые движения и приёмы и новые синяки украшали тело. Господи! Думал я. каким непостижимым образом можно победить непобедимого?

— Сенсей опытней и поэтому побеждает, — ответил я на следующий урок.

И мастер опять покачал головой. Нет.

— Не поэтому я побеждаю.

— А почему?

— Думай.

Через неделю занятий запомнив уже кое-какие движения, я всё так же неизменно проигрывал. Надо сказать, что закидывал меня Юрик а точнее Сергей Викторович не день в день. Бывало я попадал через три дня, через неделю, через месяц. Поэтому побои для меня не были столь удручающие как для Иори, а раздумьям я предавался в своей камере перед сном.

— Ты побеждаешь потому, что я обороняюсь! — сказал я как-то мастеру. — Навязываешь свои правила боя и меняешь их по своему усмотрению.

— Это не ответ, но ты близок к пониманию, — улыбнулся сенсей. — Попробуй навязать мне свои.

И я попробовал и опять был бит.

— Почему? — спросил сенсей, — Все было по-твоему?

— Да, но… — я почесал затылок не в силах дать определение своему проигрышу. — Ты видишь мои ошибки и используешь их.

— Верно, — рассмеялся Синмен сан. — Держи друга близко, а врага ещё ближе.

— Нужно знать намерения врага ещё до начала его движения, тогда можно успеть и оборонится, и напасть, и победить! — Выдал я гордый разгадкой.

— Вот теперь ты на половине пути к победе, — кивнул мастер и ушел в дом.

— Бам!

— Бук! — глухо стукнула палка по лбу. Мастер опять попал по этой шишке.

Если у меня ещё не выросли раскидистые рога благородного оленя, то только от недостатка кальция в организме. Сенсей опять обманул меня, намекнул на одно движение, а провел совсем другое. Бой закончился как всегда.

— В чем твоя ошибка? — Спросил сенсей.

— Я не различаю какое ваше движение Синмен сан истинное, а какое ложное, — угрюмо ответил Иори, потупив взор.

— А почему?

— Опыта не хватает.

Иори шмыгнул носом и утерся пальцем. Простудные заболевания японцам оказались не чужды. Синмен сан нахмурился.

— Плохо с памятью? Я кажется, говорил, что опыт не причем. Если б я не видел как ты сразил в бою двух взрослых воинов, то не поверил бы глядя на тебя, что ты можешь подобное. Расскажи как ты это сделал?

— Сам не знаю.

— А почему? О чем ты думал тогда?

— Ни о чем. Просто сражался и не думал.

— Правильно, мысль сковывает движение. Поэтому не строй ни каких планов. Сражайся так просто, как дышишь. Чувства для воина ещё большая помеха. Чувства туманят разум и искажают истину. Они как рябь на воде. Чтобы отличить правду от фальши ты не должен ни о чем ни думать, ни чувствовать. Пустота должна быть внутри. Тогда пустота станет зеркалом и отразит истину. Не смотри противнику в глаза. Окидывай взглядом всего. Глаза врага обманут, язык тела не скроет истинных намерений.

Темнота и я опять в лаборатории. На меня смотрят глаза. Глаза Дарьи Дмитриевны.

В освещенной лаборатории мы одни.

— А где все? — вырвалось у меня. А глаза у неё ничего, отметил я. Серые очи смотрели на меня с надеждой и жалостью. какое-то чувство неясной тенью промелькнуло на лице.

— Тихо. Мы одни. Все вышли. Слушай меня и не перебивай. Ты не должен сделать то, на что тебя пытаются подтолкнуть. Не должен! Поэтому тебе надо уходить. Я помогу. Смелая она однако, подумал я, и мельком взглянул на камеры наблюдения по углам комнаты. Кто-то свернул им головы. Все четыре понуро уставились в пол.

— Вот, — на открытой ладони лежала белая капсула пилюли, — проглоти.

Я инстинктивно отшатнулся.

— Знаешь, у меня аллергия на неизвестные препараты.

— Не бойся. Это твой выход.

— Если он на тот свет, то я не спешу.

— Это не лекарство, это модулятор временной частоты.