Подойдя до зарослей ерги, я увидел синий пластиковый пакет и понял, что в зарослях кто-то есть. Пакет не был признаком присутствия, но взглянув на него лишь миг, я почувствовал это. Пакеты были раскиданы кругом. И за моей спиной, и на поляне, что справа, и на той, что слева. Они торчали запутавшиеся в вершинах кустов и у корней. Прибитые ветром, припорошенные листвой вперемешку с битыми стеклом и пластиковыми бутылками пакеты нагло выглядывали из под лесного дерна.

В кустах кто-то был и ждал. Я сделал шаг и чуть не отпрянул в сторону. Из кусов ерги выпорхнули заполошные серые комочки и полетели через поляну направо. Куропатки. Я проводил их взглядом с сожалением. Крупненькие. И сглотнул, скорее инстинктивно, чем от голода. У мереть от голода в лесу осенью может только ленивый. Шиповник, яблоньки дички, грибы. Осень пора урожая и всякая живность набивает брюхо этим урожаем впрок. Подойдя к дичке я с ленцой стал обрывать краснобокие ранетки.

Зажевал несколько, наложил в подол пижамы, и двинулся дальше. Дальше ранетки тоже росли, но были уже не живые, битые морозом. Странно, отметил я про себя. Заморозков вроде не было? Или были? В десяти шагах друг от друга яблони, а такая разница? Дальше я стал присматриваться к деревьям внимательней. Впереди стояла яблонька вся облетевшая с красными сморщенными сухофруктами на ветках. Следующая яблонька или не яблонька? Плоды как китайский рис, удлиненные. Может это барбарис? Раскусил один на пробу. Кислая ранетка обыкновенная. Но вид у неё? Мутант. Странно. От чего бы это?

Прислушиваясь к лесу, я шагал дальше, огибая пни в поисках опят. Впрочем, их не заметить трудно. Веселые, рыжие как лисица, солнечные опята были видны издалека.

Росли они дружной образцово-показательной семейкой. Удачный пень и ужин обеспечен. С одного пня обычно собирали ведро. А ведро это полный казанок жареных. В юности, когда мы ходили с другом по грибы, наткнулись на поломанную молнией березу. Остов березы был метра четыре. Опята росли доверху. Мы с Серегой срезали пока могли дотянуться. А потом он залез ко мне на плечи и срезал остальные. Получилось два полных рюкзака. Пришлось возвращаться назад. Больше собирать грибы было некуда.

Где сейчас Сергей? как он? Пролезая сквозь густые заросли, я все пытался разглядеть либо холм со звериной норой, либо овраг. Я не знал в каком я времени. Может ушел я не далеко? Может я все ещё в своем времени, только сместился в пространстве? Преследователи мои наверняка не сидели на месте и мне срочно нужно было место для ночлега и желательно под землей. Чтоб не попасть под «всевидящее око». Спутник, конечно, давно запеленговал мой инкод. Но пока я двигаюсь, координаты меняются. А ночью надо отдохнуть спокойно. Отодвигая рукой ветку шиповника, я на мгновение остановил свой взгляд на ней.

Было на что посмотреть. На конце ветки висела обычная красная ягода, а вот в пятнадцати сантиметров перед ней шиповник цвел. Два распустившихся цветка и один бутон. Да, уж. И чего это с природой делается? Сентябрь месяц на дворе.

Привычно трещали сороки. Когда сзади вдруг затрещало и заухало. Я подобрал ветку покрепче и спрятался за широкий ствол дерева. Что-то трещало и тяжело дышало топая по звериной тропе, тяжело вминая в дерн сухие ветки. Через некоторое время появилось оно.

Широкое, высокое. С красным исцарапанным от веток лицом, покрытым шишками от укусов насекомых. Лицо, несмотря на укусы, широко и потно улыбалось. Типичный грибник определил я. Типичный жадный грибник, поправился я. Если нормальный человек понимает, что в лесу помимо одежды и сумы необходимы свободные руки. Ветки на пути убирать, через заросли перебираться, от мошки отмахиваться. То жадный грибник думает только о том чтоб побольше унести. А как это ему придется нести, он не думает. Вот и сейчас это чудище с рюкзаком выше головы набитым грибами и двумя необъятными баулами бегемотной рысью перло по лесу.

— Дядя, ты конечно извиняй, но мне нужны ботинки, — сказал я выходя из-за дерева с палкой наперевес.

Грибник опустил баулы на землю и не спеша вытер красное исцарапанное лицо носовым платком в клеточку.

— А то! — произнес он утираясь.

— Извини, говорю мужик, но мне нужны ботинки! — напустил я на себя грозный вид.

— А то! Они всем нужны, — согласился мужик, кивнув испитым лицом, — А ты кто? Чего в пижаме по лесу бегаешь? Поди муж вернулся не вовремя? А?

Мужик хохотнул и улыбнулся отчего лицо сразу прорезали борозды морщин. Лет пятьдесят, определил я навскидку, этому лицу с седой недельной щетиной.

— Нет. Я псих беглый!

— Не похож! — отрицательно закачал головой грибник.

Тоже мне Станиславский! Верю, не верю мне тут устроил! Но что делать? Зла у меня на него не было? Не мог я вот так запросто ни в чем не повинного человека ограбить, убить. Не мог. Я скорее замерз бы, но убивать невинного человека, пусть даже безымянного алкоголика, выше моих сил. Это я понял сразу. Поэтому и вид не мог сделать внушительный и пригрозить как следует. Вот если б он сам напал и угрожать начал.

— Зябко? — поинтересовался грибник, осматривая моё больничное облачение.

— А то! — в тон ему ответил я, меня и в самом деле уже пробирало до костей.

— Пойдем, тут недалеко. Сумки донести поможешь, а я тебя приодену.

Мне сразу полегчало, что проблема разрешилась сама собой. Подхватив обе сумки я пошел за дядей Мишей, как представился грибник, к деревне. Деревня была рядом.

Метров через двести из-за деревьев прямо перед нами донеслись звуки проходящего поезда.

— Дядя Миша, а как деревня то называется?

— Сам ты деревня, — непонятно на что оскорбился грибник, — У нас не деревня а Станция! Поднял он к небу указательный к небу. И небу стало страшно. Палец был грязный с обломанным ногтем.

— А станция то какая?

— Железнодорожная, — удивился он, — Ты хлопец и впрямь без памяти? Сортировочная станция у нас. Сороковая.

При слове Сороковая коленки у меня не то, что стали ватные, но как бы завихляли. Было такое ощущение, что они теперь как у кузнечика, могут и в другую сторону согнуться.

С замиранием сердца я все же осмелился и спросил:

— Дядя Миша а ты случайно не знаешь Лазареву Екатерину Дмитриевну?

— Тю! Бабу катю что ли? как не знать, знаю. А так ты кем ей доводишься?

Доводился я ей праправнуком, но говорить это дяде Мише было нельзя. Все совпадало!

Я попал в этот мир задолго до своего рождения и значит бояться и опасаться пока во всяком случае нечего.

— Да друга моего бабушка.

— Это Димки что ли?

— Ну.

— Так он давно уехал, в Сибири где-то живет.

— Да знаю. Только я вот. С поезда меня выкинули спящего, — начал на ходу выдумывать я.

— Что делается то! — Возмутился дядя Миша обернувшись на меня, — Так тебе в милицию надо!

— Надо, — согласно кивнул я, сознавая, что с органами мне связываться никак нельзя.

Они мою сказку быстренько проверят на вшивость и выяснится, что никто из проходящего поезда не выпадал. Да и вообще я не существую.

— Но мне бы одеться сначала.

— Так баба катя тебя и приоденет! От Димки может какие вещи завалялись, да от младшего её что найдется.

Дядя Миша смерил меня взглядом видимо прикидывая чьи вещи подойдут. Мне стало неудобно. Хороший человек, а я на него с палкой, хорошо хоть аигути не достал. Совсем не хорошо бы получилось.

Подошли мы к домам с той стороны, что выходят на лес. Протащили ноги через горы золы и мусора. Помойная была сторона, а не лицевая выходящая на центральную дорогу.

— Баба катя! — позвал грибник открывая калитку.

На другом конце двора у другой калитки стояла пожилая женщина и смотрела на пыльную дорогу, по которой изредка проезжали автомобили. Женщина словно закаменела телом. Она пристально смотрела на дорогу и мыслями была далеко отсюда, поэтому окрика не слышала.