Так вот. Ни о каком ограблении банка или вооруженном нападении не было и речи. Если такое событие имело место быть, то уж описали бы его скучающие братья по перу во всех подробностях и описывали бы не менее полугода. Не могли они пропустить такую благодатную тему. И это в затхлое время, когда пауки оплели паутиной чернильницы и каждую газетную полосу приходилось высасывать из пальца? Не могли они такое пропустить! Не могли! А значит не было никакого ограбления и попытки даже не было? А что было? Что?

Это на фронте у меня не было времени изучать прошлое, перед войной же я планомерно его изучал, зная, что рано или поздно мне придется там жить. Поэтому вносил в память различные разрозненные факты. Никогда не знаешь, что именно тебе может из всего этого пригодиться. Вот например была заметка, что «заезжий священник приезжающий в наш город по семейным делам сделал замечание двум хулиганам. Те не унимались, тогда он перекрестил их наперсным крестом, от которого у них образовались шишки на голове и оба оказались связаны оторванным подолом подрясника к фонарному столбу. Подоспевшие полицейские доставили гражданина Орлова и Давиденко в участок». Стоило мне завернуть за угол как я понял, про кого это было написано.

— Мадам желает прогуляться? — приторным голоском вопрошал один

— Семен, ты не видишь, что эта фифа, к нам ноль внимания? Думаю даже, мы ей противны.

— Оставьте меня в покое! Я полицейского позову!

Отбрыкивалась мадемуазель. Судорожно вцепившись руками в сумочку под мышкой

— Ой! Вася, нас пугают полицией? Мне уже страшно, — рассмеялся первый в заломленном на бок картузе.

— Шли бы вы отроки по своим делам, — сказал я как можно более внушительно старясь из баритона перейти на бас. Но слова мои действия не возымели.

— Слышь поп, хочешь в лоб? — не весело засмеялся второй, сунув руки в карманы широких штанов.

— Батюшка, — обрадовалась девушка, — скажите им, чтоб отстали!

— Батюшка, — передразнил девушку первый, — скажите ей, что гордыня грех большой, пусть немного полюбит ближних своих. Ну вот столечко.

И он неприличным жестом показал насколько она их должна полюбить.

— Ах вы овцы заблудшие!

Крякнул я и принялся выполнять газетную заметку по полной программе. Вот только подол оторвать мне не удавалось, поэтому вытащив незаметно кинжал из рукава, я полоснул по подолу. Один из задержанных как раз начал приходить в себя и брови его изумлено полезли поверх шишек на лбу. И я приложил его вторично. Степан шедший сзади опешил. Он решительно не знал как себя вести а потому разглядывал витрину с пирожными. Востриков тоже остановился и смотрел не таясь и улыбаясь. Мне его улыбка не понравилась. Он смотрел свысока и осуждающе. Девушка же взвизгнула и прижалась к стене дома № 18, что на Смоленской улице.

— Святой отец, — робко спросила она, — а вам разве можно так?

— Есть люди в которых живет Бог, — ответил я, стягивая руки потерпевших, — Есть люди в которых живет дьявол, а в этих живут только глисты. Считайте меня экзорцистом.

— Так вы не местный?

— Проездом я, по семейным делам.

Ответил я согласно тексту статьи.

К.К. Соловьев он же управляющий заводом был натурой крайне нервной. Вот ведь как бывает. Сидит человек само спокойствие. И телом вроде расслаблен, и говорит медленно с чувством, толком, и расстановкой. А вы ему не верите. Чувствуете, что в нем как черт сидит, который в любой момент может сорваться и запустить в вас бронзовой пепельницей, или обложить вас семиэтажным матом. Толстые пальцы Константина Кузьмича венчали широкие и короткие ногти. Носить такие ногти приличнее было бы на ногах, но никак не выставлять напоказ. К тому же ногти все были покорежены и крошились. кальция ему что ли не хватает? Мельком подумал я.

— Так вы батюшка по какому делу ко мне? Если на счет пожертвования на храм, так я отцу Игорю передал, что только в следующем месяце. Сейчас никак. Денег нет. Вы не поверите. Продукция не идет, рабочие бастуют. Мне зарплату платить нечем. Вы уж на проповеди наставьте моих обалдуев на путь истинный, объясните им что забастовки только ухудшают и без того сложное материальное положение. Что не богоугодное это дело забастовки.

— Я и тебя наставлю на путь истинный сын мой, — прервал я К.К. — Ибо врать не хорошо! Кто грешит против правды, тот грешит против Истины.

— О чем это вы?

Константин Кузьмич развел руками изображая саму невинность и радушие.

— Да о том, что не далее как сегодня вечером на счет завода поступят сто тысяч рублей.

А вы тут комедию ломаете.

— Я не знаю откуда вам это известно, — начал закипать К.К. — Но во-первых, это не ваше дело, а во-вторых, пошел вон! — сорвался на крик управляющий- Кукиш с маслом вам а не пожертвование! И отцу Игорю передай, чтоб ко мне больше не приходил и не присылал никого!

Предчувствия меня не обманули. Нервный тип. Я резко придвинулся вместе со стулом к управляющему и вставил ствол револьвера в орущую пасть. Инстинктивно щелкнув зубами по граненому стволу Соловьев замолчал. Видимо на вкус наган был не крем-брюле.

Он попытался отклониться, но высокая спинка массивного кресла, не давала ему это сделать.

— Слушай меня сын мой, и не дергайся. А то мозгами по стенке раскинешь. Сейчас берешь ручку и пишешь письмо директору банка господину Останину с просьбой доставить деньги в кассу завода и дико извиняешься за причинённое беспокойство, но тебе нужно срочно выдать зарплату рабочим. И ручками то шаловливыми не размахивай. Пистолет у тебя во рту. Мне сложно будет промахнуться. Если понял, кивни.

— Ого…прл. кро…

— Я кажется ясно сказал никаких разговоров. Просто кивни.

Соловьев обреченно кивнул упираясь ладонями в стол. Ему кажется надо было достать бумагу из ящика стола и для этого надо было отодвинуться. Но ещё больше ему хотелось отодвинуться от пистолета. Надо помочь господину. В ящике письменного стола помимо бумаги оказался браунинг маленький, дамский. До чего нелепо бы он смотрелся в этой квадратной лапе с короткими толстыми пальцами. Нет в человеке чувства гармонии, нет. Вздохну я, отправляя пистолет в карман рясы. Свой револьвер пришлось убрать изо рта Константина Кузьмича, пока он слюной письмо не забрызгал, предварительно предупредив чтоб без глупостей.

Письмо было написано с тяжелым сопением. Тяжелым пресс-папье с ручкой в виде серебряного сеттера письмо промокнули. Затем приложили тяжелой большой квадратной печатью с вензелями.

— Отлично, — сказал я, пробежав глазами по тексту, и отправляя письмо на край стола.

— А теперь скажите, вам дорога жизнь ваших детей?

Ненавижу себя за подлость, но блефовать надо было по крупному, иначе этого бешеного пса мне не удержать. Человек крайне нервный и несдержанный может плюнуть на свою жизнь и выкинуть фортель. Поэтому необходим мощный сдерживающий фактор и главное беспроигрышный. Угроза жизни детей почти стопроцентная гарантия. Я и так уже чувствовал себя как Геракл выводящий цербера из царства Аида. Ох и намаялся он с ним. Ежесекундно ожидая подлости.

— Да только попробуй! Да я тебя!

Пришлось ткнуть пальцами по горлу, дабы крик прекратить и не обеспокоить секретаря за стенкой.

— Сказал тихо, значит тихо. Дети твои у нас. И если ты никакой глупости не выкинешь, с ними будет все в порядке. Понятно?

— Да, — просипел К.К.

— Вот и славно сейчас вызовешь секретаря и велишь передать письмо с нарочным в банк. Обед не забудь заказать. Время то обеденное. И про меня не забудь, я тут до вечера пробуду.

С видом грозовой тучи Соловьев позвонил. Вот черт! Оказывается под столом у него была кнопка звонка. И он мог в любой момент её нажать? Повезло.

— Письмо отправь с нарочным в банк к Останину, да стол накрой. Батюшка со мной обедать будет.

Секретарь молодой и пронырливый парень лет двадцати пробежался по тексту взглядом. Если чему и удивился то виду не подал. Когда он вышел, я подошел к окну и достав большой белый носовой платок высморкался. Это был знак, что письмо ушло. Востриков наблюдавший за окном знак должен был увидеть. За посыльным проследит Степан.