Она послала меня разыскивать ручей.

А когда я вернулся ни с чем, то застал ее одетой, успевшей умыться, европейской и недоступной.Черные мальчишки принесли ей воду из близкой деревни.

Эти же мальчишки провели нас к аэродрому.

Оказалось, что для этого нет нужды брести звериными тропами по джунглям.

Я любовался Эллен,я гордился ею.Она была моей женой. Конечно, мы не станем покупать фермы. Мы будем жить в Нью-Йорке, но не будем так часто бывать в барах. Обо всем этом я думал.

Мы держались за руки.

— Я думаю,- сказал я,- что нам не так уж важно ждать здесь атомного ада. Надо поскорее удрать в Нью-Йорк.

Она усмехнулась и пожала мои пальцы.

— Глупый Рой,- только и сказала она.

— Разве… разве мы не вернемся вместе?

Эллен отрицательно покачала головой.

Черные мальчишки забегали вперед, заглядывали нам в глаза и поощрительно щелкали языками. Я нахмурился, сердце у меня остановилось.

— Все это была шутка? — хрипло спросил я.

— Нет, Рой, нет, родной… Это не шутка. Я твоя жена. И ты мой муж… перед звездами, перед Вселенной!

— Так почему же?…

— Милый Рой, ни ты, ни я не принадлежим сами себе.

— Но друг другу?- протестующе воскликнул я.

— Только друг другу. И будем принадлежать, какая бы стена ни встала между нами.

— Нет таких стен, не может быть таких пропастей!

— Есть такие стены,стены гор и расстояний,есть такие пропасти, наполненные водой океанов, милый Рой.

— Что ты хочешь сказать, Эллен? — в испуге спросил я.

— Ну,вот! Уже и аэродром. Так близко. А мы вчера бродили, как Ливингстон или Стенли… Что бы подарить нашим маленьким друвьям? Ты хотел бы, чтобы у нас было столько детей?

Она достала сумочку и сунула каждому из ребят по долларовой бумажке.

Они шумно закричали и убежали, унося нежданную добычу.

Эллен грустно смотрела им вслед:

— Ну, вот, Рой… Никогда не забывай этой ночи.

— Я не люблю слово «никогда».

— Никогда,- повторила Эллен.- Я тоже не хочу этого страшного слова. Мы ведь увидимся, Рой… Не знаю когда, но мы увидимся…

Я чувствовал в себе пустоту.

— Вот и самолет, который ждет меня,- указала Эллен на самолет, которого здесь не было вчера.

Я не мог ее потерять.Лучше уж найти место, где будет радиоактивный кратер…

Мы шли по летному полю, которое не было ничем отгорожено от джунглей.

Навстречу нам шел тот самый штатский в темных очках, которого я вчера принял за детектива.

— Хэлло, Марта! — крикнул он Эллен.- Не хотите ли вы, чтобы самолет из-за вас задерживался?

— Я ничего не имела бы против,- ответила Эллен, смотря только ей присущим взглядом в темные очки.

— Надеюсь, джентльмен не будет в претензии, что останется один?- проворчал детектив.

— Я всегда буду с ним,- отпарировала Эллен.

— О-о!- сказал детектив и предложил мне сигарету.

Мне очень хотелось курить,свои сигареты я раздарил в джунглях, но я отказался.

— Ты будешь писать мне?-спросил я Эллен.Она отрицательно покачала головой.

Страшная догадка стала заползать мне в мозг, я гнал ее, как гнал вчера мерзкие мысли. Эллен молча опровергла их, как только может это сделать женщина! О, если бы она смогла сейчас опровергнуть мое подозрение.

Она поняла меня, она очень хорошо поняла меня.

— Значит?- спросил я ее. Она кивнула головой й сказала:

— Значит…

Шеф в очках отвел меня в сторону:

— Вам доверяет сам мистер Джордж Никсон,парень! Надеюсь, вы поняли, что ни Марту, ни меня вы никогда не видели?

Опять это гнусное слово. Я молча кивнул головой.

Может быть, я и вправду никого не видел, все это было во сне: и бешеный полет над землей, и бешеное счастье на земле.

Эллен стала Мартой. А я остался Роем Бредли.

Марта не знала Роя.

Она шла вместе с очкастым и ни разу… ни разу не оглянулась на меня.

Какие-то шпики и парни с мрачными славянскими лицами переговаривались между собой на незнакомом языке. Они что-то крикнули Эллен, то есть Марте… Марта живо заговорила с ними.

И вдруг мне припомнились слова заклинания на неведомом наречии:

Нас венчали не в церкви…

Столетние дубы

С похмелья свалились…

Я пошел прочь.

Я свалился в канаву за летным полем,свалился,как подломленный дуб.Я видел, как разбегался по бетонной дорожке самолет, видел, как оторвались баллоны колес от земли, как, уже в воздухе, убрал пилот шасси.

Самолет превратился в серебристую блестку и растаял в солнечном небе.

Я встал и сжал челюсти.

Я был женат! Пусть обрушатся на меня небеса, пусть разверзнется подо мной земля, я был женат!

И у меня была самая удивительная, самая нежная и самая смелая жена, которая способна прострелить апельсин на лету,которая хочет увидеть березки…

За окном билась метель. Шаховская невольно прислушивалась к ее завываниям. Ветер налетал на коттедж, превращенный в больницу с одной лишь палатой, сотрясал его, грозя выбить окно. Елене Кирилловне казалось, что даже свет в электрической лампочке мигал.

Буров лежал на постели,огромный, вытянутый. Его осунувшееся лицо казалось неживым.

Елене Кирилловне становилось жутко.Она брала тяжелую,горячую руку,держала ее в своей.

Прилетавший из Москвы нейрохирург нашел сильное сотрясение мозга.И вот уже который день Буров не приходил в сознание.А врачи считали операцию ненужной.

Елена Кирилловна прибегала сюда прямо из лаборатории и уходила только утром. Веселова-Росова хотела временно освободить ее от работы, но она и слышать об этом не хотела.Ведь в Великой яранге продолжали начатое в подводной лаборатории дело,которое захватило теперь многие научные институты.

Елена Кирилловна склонилась над Буровым, заглянула ему в открытые, беспокойные и невидящие глаза.

Сейчас он будет опять бредить. Это всегда было страшно.

За тонкой перегородкой спала медицинская сестра. Иногда она вскрикивала, заставляя Шаховскую вздрагивать, или начинала шумно дышать, ворочалась.

Буров что-то пробормотал.

Шаховская вынула из сумочки маленькую тетрадку в мягком переплете.

Поглядывая на дверь, стала записывать.

Может быть,она стенографировала бред больного, чтобы показать утром врачу? Но до сих пор она этого ни разу не сделала, унося тетрадку с собой. Если бы медсестра увидела эти записи, они показались бы ей сделанными по-латыни.

Утром Шаховская деловито ушла на работу, словно и не было бессонной ночи.

А вечером Буров первый раз пришел в себя. Он узнал Елену Кирилловну, закрыл глаза, улыбнулся. Его пальцы сжали ее руку.

— Все будет хорошо,- сказала Елена Кирилловна.- Как я рада… Все обойдется.

Он открыл глаза:

— Лена… Это вы… Это вы меня оттуда вытащили?

— Там было столько подводников!- ответила Шаховская.- Но теперь все хорошо. Не надо говорить. Вам нельзя.

Болезненная складка появилась у Бурова между бровями:

— Нет, надо! Хорошо, что вы здесь… Вот не знаю, встану ли?

— Встанете! Молчите!

— Не имею я права молчать. Субстанция…

— Ею уже заняты многие. Мы не одиноки, Буров!

— Весь мир должен заняться! Весь мир… Нет ничего важнее! Ядерные реакции при ней невозмоясны!.Вдумайтесь!… Это наш долг физиков…Тех самых, которые выпустили ядерного джина…

Буров разволновался. Ему стало худо. Шаховская вызвала врача.

— Вы просто опасная сиделка,- недовольно сказал он Шаховской.

Когда в следующий раз к Бурову вернулось сознание, Шаховской не было. Он уже не был уверен, что видел ее здесь, говорил с ней.

Правда, медсестра сказала, что Шаховская бывала, но только пока он был в беспамятстве, а теперь у нее срочная работа.

Буров загрустил.

На другой день в палату пришла Люда,робкая,сконфуженная,и принесла букетик цветов.