Амелия знала, что рак он не выдумал. Если можно собственным воображением привить самому себе рак, то он сделал это, несчастный…

Джордж Никсон уткнулся носом в колени жены, а она гладила его жесткие, коротко подстриженные, как у боксера, волосы. Плечи у него вздрагивали, а сердце у Амелии разрывалось от жалости.

— Я не хочу уступать жизни никому,в особенности этому бесполому красавчику Ральфу. Я ненавижу его только за одно то, что он останется жить,- бормотал Никсон.

— Полно, Джо,- продолжала гладить его по голове Амелия.- Даже против рака есть сила.

Мистер Джордж Никсон резко отстранился:

— Не хотите ли вы призвать на помощь мое воображение?

— Нет, Джо… Я хочу, чтобы вы призвали на помощь профессора Леонарда Терми.

— Этого мерзавца,который выплеснул мне в лицо вино? Дрянного еврея, которого я еще не успел раздавить?

— Он не еврей, а итальянец.

— Это все равно.

— Но он великий ученый, Джо. Если бы он закончил свои работы… Мне все рассказала миссис Терми… Вы были бы снова здоровым, сильным…

Джордж Никсон колючим взглядом: посмотрел на жену:

— Черт возьми! А почему бы не заставить эту дряхлую скотину поработать? Разве я не могу вообразить, что кто-то доставляет его на яхту?

— Я знаю, Джо, кто мог бы это сделать.

— Удивительная осведомленность. Она знает все, что я могу вообразить.

— Я имею в виду вашего репортера Роя Бредли. Вряд ли найдется кто-нибудь более ловкий.

— Этот дьявольский щенок, помесь лисицы с гориллой, который умудрился породниться с банкирским домом Морганов?

— Неплохая деловая характеристика. Если бы он продолжал служить нам…

— Он сам может теперь нанять меня.

— У каждого есть своя ахиллесова «пяточка», Джо. Что вы думаете об этой девушке, которая его занимала?

— У вас змеиная мудрость, Амелия. Я должен был бы чаще вас слушать, черт возьми!У этого парня пята,в отличие от мистера Ахиллеса,помещается в области сердца. Едва ли мисс Морган щекочет ему эту пятку.

Мистер Джордж Никсон тотчас связался с ночным редактором газетного треста «Ньюс энд ньюс».

Уже на следующее утро во всех газетах треста было помещено объявление о том, что бывшего репортера треста «Ньюс энд ньюс» в Африке просят прочесть воскресное приложение.

В воскресном приложении был помещен бездарный рассказ, в котором до неузнаваемости был перевран эллинский миф о Прекрасной Елене и Троянской войне. Троянская война, оказывается, была атомной, а Прекрасную Елену похищал из стана коммунистов бесстрашный репортер треста «Ньюс энд ньюс». Но Елена действительно была прекрасной. Газета даже поместила ее современную фотографию.

Это была фотография Эллен Сэхевс, которую ловкий фотограф облачил в древнегреческую тунику…

И Рой клюнул.

В воскересенье вечером мистера Джорджа Никсона пригласили в переговорную к телевизору.

На голубом экране размером с витрину магазина был нанесен растр, сетка двухгранных ребер, расположенных так, что каждый глаз видел только левые или правые грани, на которых возникали изображения соответственно для левого и для правого глаза. Изображение на экране казалось объемным. И Рой Бредли словно на самом деле сидел за окном, расположившись в мягком кресле и куря сигару, пепел с которой сбрасывал на пол. Он снова отпустил тоненькие усики, виски у него заметно поседели, глаза беспокойно бегали.

Мистер Джордж Никсон некоторое время наблюдал его, не включая своей телевизионной камеры.Он для того и выбрал такое средство связи,а не телефон, чтобы иметь возможность изучать выражение лица противника.

— Хэлло, Рой, мой мальчик!- сказал наконец мистер Джордж Никсон.

Рой вздрогнул. Он увидел на экране босса, сразу заметив нездоровую его худобу.

— Как поживаете, сэр?

— Не хотите ли отправиться в современную Трою и стать героем воскресного рассказа?

— Вы шутите, шеф?

— Я так и думал, что вам это понравится.

— О'кэй, шеф. Я способен забыть все на свете… Лишь бы привезти ее…

— И не только ее, мой мальчик. Нужна определенная последовательность. Сначала вы доставляете на яхту «Атомные паруса» профессора Леонарда Терми. Его не нужно будет утруждать знанием маршрута.

— Я все понял, сэр. Вы попросту предлагаете мне похитить ученого.

Мистер Джордж Никсон поморщился:

— Фи… Не выношу вульгарной речи.

— Но я,как вы знаете,- продолжал, не обращая на него внимания, Рой Бредли, — уже участвовал в похищении одной молодой леди.

— У вас это недурно получилось. Неплохой бизнес.

Рой Бредли поднялся:

— Я сожалею,что передо мной только экран,иначе я разбил бы вам физиономию.

Мистер Джордж Никсон поспешно повернул рукоятку звука. Он видел перед собой гневное лицо журналиста, его шевелящиеся губы, но он уже не слышал всего, что говорил ему возмущенный, еще недавно столь послушный репортер.

Впрочем, можно было не слушать. Неужели Амелия ошиблась и он уже не интересуется своей девчонкой? Или вместе с капиталом он обзавелся и принципами?

Мистер Джордж Никсон в бешенстве выключил экран.

Он тотчас связался с директором Ассоциации безопасности. На экране появилась гориллообразная фигура Билла. Он наслаждался только что полученным усовершенствованным протезом, заменившим ему крючок на левой руке. Он поднял кисть протеза в знак приветствия, а выслушав щекотливое задание биг-босса, выразительно щелкнул искусственными пальцами, которые сработали на биотоки его мозга. Босс мог быть спокоен.

Ночью мистер Джордж Никсон снова не спал и ходил смотреть трюмные помещения, где хотел создать лабораторию для дрянного итальянца. Лишь бы выдержали шпангоуты!…

Он раздраженно мотал головой, всякий раз как вспоминал смотревшие с экрана гневные глаза Роя Бредли.

Каков репортеришка, женившийся на миллионах!…

Он поднялся на палубу утром, когда слабеющее солнце пыталось поднять на красных пиках темную тяжесть ночи.

Прежде в это время на палубе становилось празднично. При общем восхищении Ральф Рипплайн пробегал два обязательных круга.Теперь он не выходил из каюты, злой и небритый, валяясь на диване.

— Не воображаете ли вы, что все должны страдать вашей бессоницей?- раздраженно встретил он Малыша, когда тот зашел к нему. Он даже не поднялся с дивана, а только взгромоздил свои длинные ноги на его спинку.

Мистер Никсон устроился в кресле напротив. Каюта была отделана бесценным черным деревом, цвет ее стен, беспорядок и запущенность делали ее мрачной.

— Что еще придумали ваши иссохшие мозги? — осведомился Ральф.

— О'кэй,сэр!- бодро отозвался Малыш.-Будущее должно быть прекрасным. Мир и счастье человечества. Мне уже подсчитали, что на приэкваториальной части суши, которая не будет покрыта ледниками, установится приятный умеренный климат. Там можно будет выращивать пшеницу, даже кукурузу. Эти земли смогут прокормить около двух-трех миллионов человек на Земле.

— Кажется, их сейчас восемь миллиардов?

— Мы поправим безбожного Дарвина,сэр, толковавшего об естественном отборе. Отбор будет искуственный. Почти все земли приэкваториальной полосы уже стали собственностью «SOS».

— Эту собственность еще придется защищать.

— Миром повелевают те,у кого Солнце в руках. На эти земли мы пустим только лучшую часть человечества, cэp! Это будет Малое человечество! И конечно, без коммунистов.

Ральф встал, казавшийся сейчас тощим и нескладным в неопрятном халате. Он взмахнул рукой:

— Малое человечество!Без коммунистов! Почему я должен заниматься глупейшей философией и судьбой трех миллионов совершенно мне безразличных людей?

— Вы не правы,сэр… Нужны люди,которых можно нанимать на работу и увольнять… Нужны дети, чтобы они подрастали для смены. Только не нужно их учить излишней грамотности и… физике.

Ральф налил себе виски, не предлагая Джорджу Никсону. С некоторого времени тот перестал пить и курить.Ральф потянулся, разгибая ставшую сутулой фигуру.

— Так чего вы хотите, сэр?- спросил его Малыш. Ральф обернулся, снова согнулся. В лице его мелькнуло что-то птичье, ястребиное: