Все спуталось, усложнилось, стало болезненным, Буров, еще потому, что я полюбила тебя.

Я пришла к тебе под двойной маской в поиске подвига. И я ухожу теперь от тебя без всяких масок, Буров, найдя подвиг, который должна совершить. Может быть, сделанное подле тебя было еще не полным подвигом. Настоящий подвиг, такой же незаметный, но еще более трудный, лишь сейчас зовет меня. И он требует жертв, Буров.

Первой жертвой стало то, что меня не было с тобой в вашей космической лаборатории. Как много тебе удается, Буров!…

Я представляю вас с Люд,плавающими в вашей наблюдательной кабине, увлеченными исследованием,даже забывшими условия,в каких оно проводится.Ведь ты испытал там невесомость, Буров! Ты мог проверить свою память предков!…

А я вспоминала, как мы с тобой жили в салоне затонувшего корабля, куда проникали через прорубленный пол, как из проруби. Ты поражал меня не только своей энергией, изобретательностью — ты сделал изоляторы из плафонов люстры, пружинные подвески из струн рояля,- ты поразил меня,Буров,своим целомудрием. И это я тебя ударила на ледоколе!.Теперь я готова была отдать за тебя жизнь. И я счастлива, что мне удалось вытащить тебя, раненого, из-под воды. Впоследствии ты вынес меня из пещеры, в которую ворвалось разбуженное тобой протовещество. Мы квиты, Буров.

Буров, Буров!… Потом нас обоих вернули к жизни… Ты уже оправдал это. А я? Способна ли я отплатить за возвращенную жизнь?

Я очень хорошо знала,кем ты вернешься на Землю из космоса, знала блестящие результаты ваших с Люд исследований. Ты, конечно, не мог понять, почему я вдруг уехала из Москвы, взяв на себя руководство запуском начиненных твоей «А-субетанцией» ракет в одном из самых отдаленных мест страны. Не знаю, удовлетворился ли ты этой моей помощью на расстоянии…Но ведь надо было умело использовать все старые, теперь ненужные установки.

Когда все понято,оно кажется таким простым!… Ты открыл в каком-то непостижимом провидении единую сущность А- и Б-субстанций. И получать их теперь кажется таким простым делом.Облучение по одному закону- «Б-субстанция», по другому- «А-суб-станция»!…

Я быстро научилась это делать даже вдали от тебя, Буров.

Я подготавливала к действию ставшие в новых условиях уже ненужными установки,когда-то привлекавшие к себе жадное внимание враждебных разведчиков, тщетно пытавшихся разгадать, где они находятся. Одно только их существование многие годы сдерживало развязывание атомных авантюр, грозивших миру концом цивилизации.

С грустной иронией я думала о том,что именно мне, когда-то засланной из-за океана разведчице, теперь доверено готовить группу таких секретных установок для новых задач.

Я думала о тебе, Буров, когда поднялась на пригорок, откуда было видно и озеро, и нивы на его берегу.

Лес подходил к самому обрыву. Это был сосновый лес. Огромные, похожие одна на другую могучие сосны… А на обрыве росла одинокая, тонкая березка, столь отличная от всех остальных деревьев…Ты забыл, наверное, о сказке, которую когда-то придумал для меня.А я не забыла. Ты рассказывал о березке… Художник нарисовал ее… И только один раз в день,когда солнечный луч падал на картину, тот,кто смотрел на нее, мог увидеть волшебное превращение березки в женщину… Герой твоей сказки до глубокой старости ждал, что девушка-березка сойдет к нему с холста. Я вспоминала твою сказку и думала, Буров, что ты тоже никогда не дождешься меня…

Передо мной раскинулись два огромных озера, окаймленных лесом, голубоватым вдали. Одно было синее, в нем отражалось ясное небо, другое- золотое. Это были нивы. Хлеб вырос на отбитой людьми у льдов земле.

Военные, ведавшие прежде старой установкой и приехавшие сюда вместе со мной, просили меня не отходить далеко.

Но мне хотелось быть одной.

Я бы не стала, Буров, описывать тебе того, что случилось, если бы… Но ты поймешь меня.

Это было очень странное, пугающее зрелище. Я даже не знаю, в каком месте оно было поразительнее, на озере или над нивой.

Вода в озере забурлила пузырьками,стала матовой,а над нивой в полукилометре от берета словно ветер взметнулся над колосьями. Потом из воды высунули носы исполинские рыбы. И в то же самое время над золотым полем хлебов, из-под земли выросли сразу несколько серебристых башен. И все это в полной кажущейся тишине.Звука еще не было слышно. Такими бесконечными казались мгновения! Потом башни вырвались из-под земли. И такие же башни выпрыгнули из воды. Под ними заклубились бело-черные облака, сквозь которые просвечивало пламя.Конечно, грохот уже докатился, обрушился на меня каменной лавиной рухнувших гор.

Группа гигантских ракет на миг, тоже казавшийся бесконечным, замерла в воздухе, словно силилась порвать оковы притяжения. Вода в озере и нива под ними вскипали волнами.

И потом все ракеты разом,одна чуть опережая другую, ринулись вверх, управляемые чьей-то невидимой рукой,отклонились от вертикального направления, легли на курс.

И в грохоте,извергая пламя,видное даже в залитом солнцем небе, уменьшались сверкавшие точки, наконец исчезнув совсем.

Они летели к Солнцу, унося на него добытую тобой, Буров, «А-субстанцию», способную нейтрализовать губительное для светила действие «Б-субстанции». Теперь Солнце разгорится с прежней силой. Об этом объявлено уже всему миру.

А я смотрела на обрыв над озером, и сердце у меня остановилось, Буров.

Одна из ракет взлетела из-под обрыва, вызвав на нем оползень…

Обрыв все так же поднимался над успокаивавшейся водой озера, по которому вдаль убегала волна, но моей березки…березки среди соснового леса не было…

Мне все было ясно. Твоя сказка сбывается, Буров.

Сегодня погас первый термоядерный фонарь.Прошло достаточно времени. Ракеты с «А-субстанцией» достигли цели,забросили на Солнце исцеляющее его средство. Астрофизики уже зафиксировали разгорание нашего светила. Все выполнено, Буров. Впереди- желанный мир!

И в этом мире будут и ты и я, Буров. Но у нас теперь уже разные задачи. Ты пойдешь в ногу со своим народом, со своей страной, Буров. А я…

У меня тоже есть мой народ,моя родина. И она еще должна выйти на тот путь, ради которого я готова была когда-то принести себя в жертву.

Это я делаю сейчас.

Я возвращаюсь домой, Буров, в Америку.

Америке идти по новому пути. Мой долг хоть ничтожным своим усилием помочь ей в этом.

Я не знаю, встречусь ли я когда-нибудь с отцом моего ребенка, я не знаю, кем он стал и кем станет… Но с ним ли рядом или в строю против него, но я должна быть там…

Березке не стоять больше на обрыве!…

Прощай, Буров!… Я была счастлива подле тебя…

Прощай…

Эллен Сэхевс (Нет, нет! Уже не Шаховская!…)»

Буров снова и снова перечитывал письмо. Люда два раза заглядывала к нему в кабинет, но не решилась войти. Она догадывалась, какое он получил письмо и от кого. Неведомое женское чувство все подсказало ей.

Она видела, что Буров стал писать письмо. Она знала кому!…

Для Бурова не существовало сейчас никого и ничего на свете. Он писал:

«Эллен,бесконечно близкая и далекая,самая родная и самая чужая на свете!…

Одно то, что я называю тебя этим столь чуждым мне твоим именем, должно сказать тебе многое.

Ты заставила меня оглянуться назад, посмотреть на себя чужими глазами.

Малознакомого человека увидел я на своем месте!…

Так неужели же я призван только служить высокому делу, которое выбрал, и не имею права на то маленькое счастье, которое уготовлено каждому Человеку, каким бы незаметным он ни был на Земле?!.

Да,сидя на шкуре белого медведя у твоих ног,когда ты запустила свои пальцы в мои волосы, я задыхался от счастья, хотя ты и говорила, что я чужой и не нужен тебе. Я знал, что ты говоришь лишь защитные слова. Есть способ общения между людьми более совершенный, чем передача мыслей с помощью условного сотрясения воздуха.Что бы ты ни говорила тогда и после,я всегда знал, что мы принадлежим друг другу, это придавало мне нечеловеческие силы. Однако не переоценивай их,не считай меня сверхчеловеком. Пусть я устремлен вперед, как бизон, с которым ты меня сравнивала, я сокрушу все препятствия на пути, но я из плоти и крови.Я любил тебя, как самый слабый человек на свете, не смевший признаться самому себе, что сила моя лишь в надежде на счастье, в радости совместных поисков и открытий.