Михаил Логачев

Просто. Соблазнить злом как таковым — нельзя. Соблазняют человека вещами, которые сами по себе благи. Ну, представьте себя на месте Адама: к Вам подползает Змей и говорит: а давай против Бога взбунтуемся, землю отравим, сами умрем и потомков обречем на смерть! Совершенно естественный ответ: да ну тебя с такими предложениями. А вот когда к тебе подступают со словами «будете как боги»… Причем сатана обещал людям ровно то, что Бог и так бы им дал. И как только они поддались, они этого лишились.

И так — абсолютно со всеми дарами. Пока ты принимаешь их как Божьи дары, не претендуя на господство, — они твои. Как только ты объявляешь их своими изначально, заявляешь о некоем праве на них — соблазн их разрушает, потому что сама сущность благого дара в том, что он принят тобой от другого, а если ты не принял его от другого, то и дара-то никакого нет. А принять и говорить, что не принял, — мерзкая ложь, и, чтобы разрушить ее и поставить человека перед правдой, Бог отнимает дар.

Но соблазн страшен еще и тем, что самая благость дара нарушается и разрушается. Например, когда юноша и девушка дарят себя друг другу — это дар Божий, это любовь.

Когда кто-то один заявляет, что имеет на другого безраздельное право и возьмет его любой ценой, — это соблазн.

Поэтому, отказавшись от источника соблазна, ты, как ни парадоксально, можешь освятить его. Есть очень жесткий и сильный японский анимационный фильм «Свиток ниндзя». Героиня этого фильма, женщина-ниндзя Кагеро, отравлена с раннего детства — ее пичкали ядом, чтобы сделать из ее тела смертельное оружие. Яд пропитал ее настолько, что, когда мужчина овладевает ею или хотя бы целует, через некоторое время он умирает. Клан использовал Кагеро как соблазнительницу и убийцу — и вот однажды она встречает на своем пути другого ниндзя, Дзюбэя, который любит ее. Дзюбэй в ходе сюжетных перипетий тоже оказывается отравленным — и тот яд, что в теле Кагеро, может сработать как противоядие. Ей нужно переспать с Дзюбэем — и тогда он выживет. Но Дзюбэй любит Кагеро и отказывается использовать ее — даже ценой собственной жизни он не хочет принуждать любимую женщину. А несчастная Кагеро, которую использовали всегда и все, впервые в жизни познает, что такое любовь, — когда ее отказываются брать. Дзюбэй не поддается соблазну сохранить себе жизнь, потому что этот соблазн требует от него воспользоваться женщиной как инструментом — а она для него человек, самый близкий на земле. Вот почему даже от прекрасного и желанного бывает нужно отказаться — чтобы не использовать его, а освятить.

Вот почему «надобно прийти соблазнам» — чтобы мы сказали «нет». Чтобы мы воспользовались этой священной свободой человека — сказать «нет».

Ольга Брилева

Простить можно только того, кто ответственен. Если я скажу: я вам прощаю, что вы меня ограбили, вы мне резонно возразите: я вас не грабил, стало быть, ответственности за это на мне нет, стало быть, прощать меня вы не вправе. Если я вам скажу: прощаю вам то, что вы в семилетием возрасте нагрубили своей маме, вы мне так же резонно ответите: за грубость по отношению к маме я несу ответственность только перед мамой, и прощать что-либо мне вы не вправе. В тех случаях, когда у вас нет ответственности передо мной, я и не могу вас простить.

Ольга Брилева

Великий польский педагог Корчак был директором детского приюта «Дом сирот». Там существовали различные меры взыскания для провинившихся, причем взыскание назначали судьи из числа самих детей. В перечне возможных приговоров были и такие два пункта: «признать невиновным» и «простить». Дети отлично понимали разницу между этими приговорами; некоторые из тех, кого постановили простить, подавали апелляцию директору «Дома сирот», требуя, чтобы их признали невиновными. Эта разница понятна даже детям.

Бог не признает нас невиновными — потому что мы на самом деле виновны. Однако Он прощает тех, кто готов принять Его прощение.

Михаил Логачев

Вера человека в реальность нравственного закона определяется не тем, как он считает обязанным вести себя, а как он требует, чтобы другие вели себя по отношению к нему. Например, человек может оспаривать заповедь «не укради» — но только до тех пор, пока обокрасть не попытаются его самого. Люди требуют, чтобы другие вели себя по отношению к ним нравственно, — и тут уж шила в мешке не утаишь.

Сергей Худиев

В такой интерпретации народ получается страдательным, а не ответственным субъектом; его «развращают», а не он развращается, а стало быть, ничего со своим развращением поделать не может. Христиане же говорят: а вы не развращайтесь. Вас развращают, а вы не поддавайтесь. Христиане не устают твердить: не пей из этого колодца, козленочком станешь. И человек, который услышал предупреждение, а потом все-таки выпил — действительно виноват сам. Мы ведь живем не в Вавилоне, где порядочная женщина обязана была хотя бы раз в жизни послужить Иштар в храмовом борделе, и не в Спарте, где каждый мальчик обязан был хоть раз в жизни убить. У нас нет девочек, которым не говорили, что спать с мужчинами за деньги — это плохо, нет мальчиков, которым не внушали, что убивать за деньги нельзя.

Ольга Брилева

Любое счастье, которое мы испытываем в жизни, мы получаем от Бога. Других источников нет. Отказавшись от Бога, мы отказываемся от счастья. Отказавшись от счастья, мы напрашиваемся на муку. «Подойди к дементору слишком близко, и очень скоро в тебе не останется ничего светлого, ничего доброго, никаких радостных воспоминаний, ничего» (Роулинг Дж. Гарри Поттер и узник Азкабана). Вот дьявол — это и есть такой супердементор. Вы отказываетесь от Бога — значит, сами отдаете дементору все счастье, которое от Бога получили. Так что ж удивляться тому, что в присутствии дементора Вы будете страдать?

Ольга Брилева

Установить такие правила, чтобы можно было и отвергнуть Бога, и обрести вечную радость невозможно в принципе. Бог и есть вечная радость; существо, созданное для общения с Ним и отвергшее Его, обрекает себя на вечную муку.

Сергей Худиев

«Сначала хлеб, а нравственность потом», — поют герои «Трехгрошовой оперы». Это я к тому, что концепция далеко не нова. Но лично я не настолько молода, чтобы не помнить время, когда хлеб был у всех и притом с нравственностью было туго: общество пронизывала тотальная ложь. Брехтовских героев опровергает пример миллионов бедняков, которые не сделались ни ворами, ни проститутками. Эта концепция как-то годится, чтобы утешить человека уже падшего, но стоит принять ее на вооружение как жизненный принцип — и падение становится просто неизбежным.

Ольга Брилева