— Ох, Черныш, Черныш… — пожалел Андрей. — И чего тебя в болото понесло!

Мы попробовали вытащить телёнка из трясины, но ничего не получилось.

— Крепко засел наш беглец. Придётся за верёвкой идти, — сказал Андрей.

— Пока сходим, трясина его совсем засосёт. С головой, — хмуро возразил Митька. — Попробуем ремнями вытащить.

Мы сняли с себя поясные ремни, связали их вместе, подсунули под передние ноги Черныша и помогли ему выкарабкаться на твёрдый настил из веток и хвороста.

— Цени, дуралей… — Митька шлёпнул бычка по мокрой спине. — Мы тебе, можно сказать, жизнь спасли, а ты нам каждый день свинью подкладываешь.

Мы с уважением посмотрели на Митьку. Всё же он был дельный и смекалистый парень. Он умел отлично ориентироваться в лесу даже в пасмурный день, знал почти все травы, с первого взгляда отличал больного телёнка от здорового. В любую погоду он мог развести костёр, разделать рыбу, сварить кашу, уху, ловко залатать порванную одежду, починить обувь.

— Пастух что солдат в походе, — любил говорить Митька. — Нянек, мамок с ним нет. Всё сам должен уметь…

Сейчас, выручив из беды Черныша, нам осталось найти Ночку.

Мы выбрались на сухое место и, отчаянными хриплыми голосами зовя Ночку, вновь принялись кружить по лесу.

Черныш, жалкий, облепленный тиной и грязью, не отставал от нас ни на шаг.

— Ну погоди ж ты, кукла, лизоблюдка! — ругал Ночку Митька. — Будет тебе выволочка… Испробуешь ты моего кнута…

Но вскоре среди деревьев замелькал горящий берестяной факел и показался Вовка Костылев.

— Ладно, не надрывайтесь. Нашлась Ночка. — И он сообщил, что обнаружил тёлочку в палатке, под Андрейкиным топчаном, куда она, видимо, забралась в самом начале грозы.

На другой день, загоняя стадо на ночёвку, мы с Андреем обнаружили, что число телят перевалило за две сотни.

Решив, что допустили ошибку, утром мы ещё раз пересчитали всё поголовье — в стаде действительно прибавилось пять незнакомых нам телят.

Все они были разномастные: один чёрный, двое рыжих, ещё двое какого-то грязно-серого цвета. Да и вели себя новички совсем не так, как наши телята: держались особняком, жалобно мычали, растерянно посматривали по сторонам.

— Откуда они взялись такие? — спросил Андрей у Митьки. — Из соседнего колхоза отбились, что ли?

— Нет, они не приблудные, — пояснил Митька. — Дед Авдей с фермы пригнал. Вроде как пополнение. Всё лето пасти будем.

— А почему телята такие хилые да квёлые?

— Дед сказал, что они после карантина. И велел за новичками особо присматривать, кормить их получше.

5

С утра мы с Андрейкой выгнали стадо на пастбище. Участок нам достался изрядно вытоптанный, с чахлой, подсушенной солнцем травой, но дед Авдей строго-настрого приказал дальше межевого столба телят не пускать, так как там начинались угодья соседнего Владычинского колхоза.

С полчаса телята щипали редкие былинки, потом стали беспокойно оглядываться, недовольно мычать, и стоило нам немного зазеваться, как они устремились за пройдошистым Чернышом.

Продрались сквозь густые заросли лозняка и, словно по компасу, вышли к полевой дороге, за которой начинались поля с колхозными посевами: квадраты бело-розовой гречихи, пунцового клевера, массивы тёмно-зелёной пшеницы, сизо-голубого овса, плантации картофеля в мелких лиловых цветочках.

Черныш, как бывалый проводник, понюхал воздух и, скосив глаза на телят, словно приглашая их к пиршеству, вошёл в ближайшую от дороги делянку тёмно-зелёных всходов кустистой пшеницы, только что выкинувшей трубку. Телята не заставили себя ждать и последовали за бычком.

— Петька! Да что ж это? — всполошился Андрей. — Они же хлеб жрут. Я знаю… Это поле второй бригады.

Окружив телят, мы принялись кричать на них, швыряли комья земли, свистели, улюлюкали, щёлкали кнутами и наконец завернули их за дорогу, в перелески.

— И кто их только приучил на посевах пастись! — вслух подумал Андрейка.

— Черныш, наверное. Он у них первый заводила, — сказал я и предложил проучить его.

Но бычок, заметив, что я к нему приближаюсь, задрал хвост, отскочил в сторону и помчался в глубь поля. Андрей погнал стадо на пастбище, а я бросился догонять Черныша. Но он словно затеял со мной весёлую игру в догонялочки. Добежит до делянки с посевами, сощипнёт аппетитные зеленые верхушки, потом скосит на меня свои огромные водянистые глаза — и скачет дальше, к следующей делянке. И снова лакомится посевами. Чего он только не попробовал за это утро: и пшеницу, и овёс, и головки медового клевера, и листики гречихи!

Догнать Черныша я так и не смог.

— Ну погоди, будет тебе выволочка! — погрозил я и злой, измученный вернулся в лагерь.

После обеда мы отправились на поиски: кричали, аукали, трубили в горн. Обшарили все перелески, овраги, прочёсали берега Пружанки, заглянули на Епишкино болото — не угодил ли Черныш снова в трясину, но его нигде не было.

Дальше места начались совсем незнакомые, и мы поняли, что попали на территорию соседнего Владычинского колхоза.

В густой заросли кустарников заметили мальчишку. Белоголовый, скуластый, он скашивал косой влажную высокую траву и вытаскивал её на прогретую солнцем поляну.

— Эй вы, горнисты! — окликнул он нас. — Чего надрываетесь? Телёнка, что ли, ищете?

Мы обрадовались, бросились к мальчишке, сообщили приметы нашего бычка, его кличку.

— Да у нас он, у нас. В загоне держим. Мы уже и в правлении колхоза сказали, чтоб о беглеце соседям по телефону сообщили. Если ваш бычок, можете забрать.

— А зачем ты траву косишь? — спросил Андрей. — Сеном, что ли, на зиму запасаешься?

— Да нет, мы этой травой сейчас телят подкармливаем, — пояснил мальчишка. — Смотрите, сколько добра в кустах пропадает. Телятам в такую чащобу не забраться, вот я и кошу.

Мы направились вслед за мальчишкой — его звали Лёнькой. По дороге разговорились. Оказалось, что Лёнька тоже пасёт телят, вернее, пасёт его отец, дядя Павел, а он с младшим братишкой и сестрёнкой помогает ему.

Потом мы увидели владычинских телят. Их было не меньше, чем у нас. Паслись они на участке, обнесённом проволокой, пастуха с ними не было, и только два лохматых рыжих пса присматривали за телятами.

— А где же пастухи? — удивился Андрей.

— Батя с ребятами тоже зелёную подкормку для телят раздобывают… Мы ведь их теперь по-новому пасём. Не бегаем за ними, не гоняем по всему пастбищу.

И Лёнька рассказал, как отец разбил пастбище на клетки-участки и обнёс их проволокой. Когда телята съедят траву на первом участке, их перегоняют на второй, где она уже успела подрасти, потом — на третий, на четвёртый… А ещё они дают телятам для нагуливания аппетита соль-лизунец и подвозят зелёную траву, которую скашивают на болотах и в оврагах, куда телятам не пробраться. И ещё много интересного узнали мы от Лёньки.

Наконец распрощавшись с Лёнькой, мы взяли Черныша и повели его к себе к лагерь.

— Вот паразит! — рассердился Авдей, когда мы с Андреем рассказали ему о том, как Черныш водит телят подкармливаться на колхозные посевы. И он посоветовал нам наказать его: подержать денёк-два на привязи.

Потом мы рассказали деду о том, как работает владычинский пастух, дядя Павел.

— А-а, это Пашка Кузьмичёв, — отмахнулся Авдей. — Знаю я его, знаю. Всё мудрит, пыжится, сам же в пастухах без году неделю ходит. А вы и уши развесили. Телят, как цыплят, по осени считают. Вот она, осень-то, и покажет…

На другой день мы с Андрейкой «наложили арест» на Черныша — оставили его около лагеря, привязав верёвкой к дереву и бросив ему охапку свеженакошенной лесной травы.

Но телячье стадо, погуляв немного в кустах и перелесках, и без Черныша стало заворачивать к соблазнительным посевам.

Мы поняли, что дело тут не в бычке, и освободили его из-под ареста.

Дня через два, получив от девчонок пачку свежих газет, мы с Андрейкой решили почитать их Митьке с Вовкой, пасших телят во вторую смену.