Ритул со стоном шевельнулся. Кулл с недоумением посмотрел на враз помрачневшего Зикха. Прислушался.

Тонкий, почти на грани осязаемости, а не слуха, холодно-звенящий звук заставил нервы ответить таким же нестерпимо противным дрожанием. Он словно свивал из воздуха невидимые струны, которые соединяли между собой и небо, и землю, и людей, затерянных в песках между землей и небом.

Золотые нити текучего песка, серебряные струи ветра, еще теплого, но уже остывающего на лету.

И эта страшно чарующая мелодия повторяющаяя одно и то же, одно и то же… «Песня Блуждающих Душ» — что-что, а уж ее Кулл узнал бы, даже оглохнув. Переспрашивать Зикха варвар не стал. Не имело смысла. Он понял, что имел в виду купец, говоря об этом. Небо над их головой темнело. Стремительно и неотвратимо. Беспощадно. Попавшему в такую переделку впервые могло показаться — безвозвратно.

— У нас мало времени. — Движения Кулла были быстры, но точны. — Стой! — Его зычный окрик и в другое время мог производить такое же магическое действие на людей и животных. Теперь же караван остановился так, точно он врос в землю на этом самом месте. Те, кто уже не в первый раз оказывались в подобном положении, тут же начали укладывать верблюдов, лошадей, накрывая им головы попонами. Паланкин казался не совсем надежной защитой. Поэтому к нему со всех сторон кинулись охранники, таща на себе все кошмы и попоны, которые еще могли пойти в дело. Зикх внимательно осмотрелся по сторонам, не было спешки и суматохи, каждый знал свое место и то, что он должен сделать. Он знал, с кем идет в пески.

Не успела бы догореть и самая короткая травинка, как от каравана осталось на поверхности песков несколько лишних барханов. «Странно, — подумал про себя Кулл, — не слышно ни одного взвизга, точно и нет в караване женщины. Или она не такого нрава, чтобы устраивать переполох, когда дело действительно принимает серьезный оборот». Перед тем, как самому накрыть голову попоной, Кулл еще раз взглянул в ту сторону, откуда впервые донеслась до них «Песня Блуждающих Душ». Темнота стала выпуклой, нависла над еще не поглощенной ею пустыней И протянула к ней свои гибкие, жадные руки. Нет, то не руки, а гигантские черные вихри, исполинские колонны, постоянно меняющие свою форму, то замирающие на мгновение на одном месте, то в один миг преодолевающие расстояния не одного дня пути.

Встревоженное ржание лошадей и рассерженный рев верблюдов неожиданно смолкают, и эта тишина становится действительно угрожающей. Кулл едва успел спрятать голову, как тут же почувствовал, что не может дышать от навалившейся на него тяжести.

Сухой песчаный дождь обрушился на людей и животных. Ливень, но не животворящий, а убивающий все живое. Но это не навсегда. Проходит совсем немного времени — и все успокаивается.

Кулл шевельнул могучими плечами и с некоторым усилием освободился из-под верблюжьей попоны, на две ладони засыпанной песком. Волосы атланта потеряли свой природный иссиня-черный цвет и сделались темно-рыжими. Всколоченные брови топорщились. Варвар сел и некоторое время ожесточенно плевался. Верблюд, которого ничуть не обеспокоила песчаная буря, смотрел на атланта внимательно, пытаясь сообразить, чем же тот занят. Наконец ему показалось, что он это понял. Верблюд неторопливо, с царственным достоинством встал, встряхнулся, обдав Кулла тучей пыли, и величественно плюнул в песок.

— Да, приятель, — кивнул атлант, — у тебя получается лучше. Тут с тобой не поспоришь.

Минула четверть луны, когда на горизонте показались темные точки, которые через две-три лиги должны были превратиться в цветные башни Гайбары. Долгий путь наконец-то приблизился к благополучному концу. Гортанными выкриками понукая верблюдов, Кулл и Зикх взобрались на песчаный горб и замерли, всматриваясь в даль. То, что темнело, едва возвышаясь над волнами желтого песка, не могло быть ничем иным, кроме городского вала.

— Наконец-то добрались, — выдохнул Зикх, обтирая потное лицо.

— Я же обещал, — проговорил атлант, искоса поглядывая на купца, — тебе, Зикх, не в чем меня упрекнуть, а потому — давай деньги.

— Но мы еще не в городе.

Атлант грозно свел брови над заледеневшими серыми глазами:

— Разговор был о башнях, вот они.

Атлант не угрожал, но у Зикха отчего-то захолодели лопатки.

— Не будем ссориться, — торопливо проговорил он, доставая из переметной сумы увесистый кошель. Кулл протянул руку, и пальцы ощутили сквозь тонкую материю тяжелые кругляши.

— Золото… — с наслаждением изрек купец, придав особую значимость своему жесту.

— Золото — это, конечно, хорошо, но, впрочем, какая разница, я бы и на серебро погулял неплохо, — тоном видавшего виды человека молвил атлант.

Он уже собирался спрятать кошель за пазуху и вежливо распрощаться, как вдруг внимание его привлек яркий отблеск в песках. Он привстал щурясь.

— Всадники.

— Что? — вроде бы не расслышав, переспросил Зикх.

— К нам приближаются всадники, — повторил Кулл, — и мне это не нравится.

— Ну наконец-то, — с облегчением вздохнул купец и успокоил Кулла, — это свои.

Следуя за Зикхом, атлант спустился вниз, к каравану. Но что-то внутри, какое-то неясное предчувствие говорило ему, что ждать приближения этих неизвестных всадников — самое распоследнее дело из всех, которые он когда-либо поделывал. Хотя и убегать, не разобравшись, от чего бежишь, тоже было не в его характере. Однако, сколько ни думал Кулл о том, кто же мог так уверенно, по-хозяйски приближаться к каравану Зикха, ничего в голову не пришло. Оставалось одно — ждать.

В раскаленном воздухе появились клубы серо-коричневой пыли. Казалось, облако опустилось на землю и, изменяя окраску, медленно покатилось вперед. Всадники были еще далеко, но глухой топот копыт уже достиг каравана. Земля дрожала пока еще не слишком заметно, но вскоре даже самые тугие на ухо различили эту дрожь — явный признак приближающейся конницы. Всадники вылетали из тучи пыли, словно сверкающие стрелы. Сначала Кулл различал лишь передние шеренги, но по мере их приближения вырисовывались и остальные. Солнечный свет играл на островерхих шлемах, и нестерпимо вспыхивали начищенные, видно, для пущего страха.

— Конная стража, — сообразил Кулл и яростно обернулся к Зикху. — Это и есть «твои люди»?

— О нет, — улыбнулся купец, — у них другой хозяин. Ты скоро с ним познакомишься, варвар.

Меж тем всадники приблизились достаточно, чтобы разглядеть усиленно махавшего им Зикха. Придержав коней, гайбарийцы подъехали уже шагом. Копья, пристегнутые к седлу позади всадника, грозно топорщились, и солнце играло на острых наконечниках. Кольчуги, терпеливо откованные лучшими мастерами Турании, плотно облегали статные фигуры воинов.

Впереди, на белоснежной кобыле, с достоинством поистине королевским, восседал воин в позолоченном панцире. С левого плеча его спускался плащ, застегнутый красивой фибулой. Сам же плащ, настолько светлого оттенка, что материя в лучах солнца казалась прозрачной, был таким длинным, что скрывал круп кобылы. Широкие штаны из такого же материала были аккуратно заправлены в сапоги из тонкой кожи. Причем нашлись умельцы, которые выкрасили их в такой же цвет. Не иначе, воин любил именно этот, бледно-голубой цвет. Не нужно было быть слишком умным, чтобы догадаться, что он и есть предводитель.

Лицо его закрывал белый шелковый шарф по самые глаза.

По знаку «бледно-голубого» воина отряд гайбарийцев натянул поводья. Вымуштрованные лошади, подчиняясь команде, встали, причем все одновременно.

Увлеченный зрелищем варвар не заметил, как воины Ритула ненавязчиво взяли его в кольцо, а сам коммориец оказался позади Кулла.

— Зикх, — вымолвил «бледно-голубой» всадник.

Купец шагнул навстречу, приветственно поднял правую руку и приложил ее к груди, учтиво кланяясь:

— Приветствую тебя, Абад-шаан, верный слуга великого владыки, да продлят Боги его дни.

Господин Абад-шаан в ответ лишь слегка кивнул головой, не думая покидать седло. Глаза его, не мигая, смотрели на Кулла, и тот понял, что, не поверив предчувствию, сделал большую глупость.