— Ну что вы, товарищ капитан! Пусть Виктор скажет, мы с ним уже ездили…

— Но у нас, кажется, нет шофера, — заметил капитан разочарованно.

— Как это нет? — вскочил Гонза. — Петр Гошек — первоклассный водитель!

— Насколько нам известно, — откликнулся Володарев, — Петр — шахтер.

— Он мастер на все руки! — пробасил Карел Падучек и так хлопнул Петра по плечу, что тот даже согнулся над столом.

Гошек, не полагаясь на гарантии Индры, все же вышел осмотреть трофейный автомобиль. Возвратился он к друзьям с новостью. Пришли связные от Вацлава Рубешки и рассказали, что возле Вишневой сельская оборона задержала какой-то неизвестный чешский отряд. Узнав об этом, навстречу ему вышли ребята Эмиля. Скоро все должны были вернуться. И действительно, через некоторое время во дворе Матисовых появились командиры неизвестного отряда.

— Пусть заходят, — Олешинский одернул на себе гимнастерку и поднялся из-за стола.

Дверь открылась, и вошли несколько человек. Впереди вышагивал сухощавый, затянутый в английский френч незнакомец с большим перстнем на правой руке, в щегольски надетой полувоенной фуражке и до зеркального блеска начищенных сапогах на толстой подошве. Незнакомец явно хотел казаться выше, чем он был.

— Мирослав Гледичек, — высокомерно отрекомендовался он, — командир партизанского отряда. А это мои советники, представители англо-американского командования.

Фамилий их он почему-то не назвал.

Олешинский поздоровался и представил присутствующих. Затем повернулся к Гледичеку.

— Простите, а как фамилии ваших спутников?

— О, вы говорите на чешском языке? — делая вид, что не расслышал вопроса, расплылся в улыбке Гледичек. — Это очень приятно… — И он что-то быстро пробормотал своим коллегам по-английски.

— Я все же хотел бы знать, с кем имею честь? — стоял на своем капитан.

— Это мои советники, пан капитан, а их имен я не называю из соображений конспиративных… — Гледичек слащаво улыбнулся.

— Ну что ж, — пожал плечами Олешинский. — Чем могу служить, пан Гледичек?

— Нам бы хотелось, чтобы вы, наши союзники, поделились с нашим отрядом трофейным оружием. Весь округ знает о ваших успешных боях с врагами, все восхищены храбростью вашего соединения. Мы…

— Благодарю за комплимент, — нетерпеливо оборвал словоохотливого гостя капитан. — А разве вот эти советники не обеспечивают вас оружием? Ведь мы тоже кое о чем знаем.

— Безусловно, господин капитан, — заспешил снопа Гледичек, — но все-таки его нам не хватает, особенно теперь, когда все чехи поднялись.

— Гм… гм… — Олешинский почесал затылок. — Если так, то давайте, пан Мирослав, решим дело, как говорят дипломаты, на взаимовыгодных условиях. Мы вооружим ваших людей при условии, что они примут участие в одной операции…

— В какой? — нетерпеливо спросил гость.

— В одной, пан Мирослав, в одной… Для конспирации…

— Вы не доверяете нам? — с жаром выкрикнул Гледичек.

— Извините, но если командир появился в штабе с неизвестными военными и не хочет назвать даже их фамилий, то сам бог велит молчать о плане операции.

— Мне нужно посоветоваться, — занервничал Мирослав. И, не обращая внимания на присутствующих, заговорил со спутниками по-английски.

Крижек нетерпеливо поднялся, собираясь сказать что-то, но Олешинский жестом остановил его. Наконец гости наговорились.

— К сожалению, мы ничем вам помочь не сумеем. Мы не можем действовать без указания из Лондона. Нам приказано ждать удобного момента…

— Что-то вы долго ждете удобного момента, — вмешался Манченко. — Советская Армия уже бьется на улицах Берлина, война заканчивается, а они все ждут.

— У нас инструкция, — Мирослав развел руками.

Олешинский сурово оглядел гостей.

— Оружие мы даем только тем, кто идет в бой с фашистами, а вам оно пока не нужно.

Гледичек присмирел:

— Тогда прикажите, чтобы партизаны пропустили наш отряд.

— Не могу! — отрубил Олешинский. — Мы не хотим, чтобы в нашем тылу слонялись военные группы, которые еще вчера стреляли нам в спину.

— Так с союзниками не обращаются! — вскипел Гледичек.

Олешинский подошел к нему:

— Союзники должны воевать против общего врага, а вы выжидаете удобного момента.

Гледичек заморгал глазами, а его советники, которые, видимо, хорошо понимали чешский язык, растерянно переглядывались и бросали просительные взгляды на командира партизанского соединения. Они поняли, что подделка под англичан не удалась.

— Нет, ни одного не пропустим, — стоял на своем капитан, — я прикажу задержать вас как пленных.

— Это безобразие! Вы не имеете права! — возмущался Мирослав.

— Чешский народ разберется в ваших делах и без нас, — сурово закончил капитан.

— Вояки! — сплюнул Крижек, когда пеструю компанию вывели.

— Ты видел такое? — басил Падучек. — Господа гледички взяли на себя высокую миссию освобождения чехов.

— А тактика курам на смех! — подхватил Олег. — Мы, дескать, будем ожидать, а вы, дураки, еще и оружие дайте.

— Капитан, зачем с ними нянчиться? — произнес Гонза. — Нам сейчас не до пленных.

Олешинский развел руками: решайте сами, друзья, это ужо сугубо чешские дела.

Он снова склонился над картой.

А задуматься действительно было над чем. Кроме войск, расположенных в окрестных селах и местечках, и школы СС в Инце, солдаты которой могли прийти гитлеровцам на помощь в любое время, в Пршибраме стоял довольно многочисленный гарнизон. Поэтому партизанская тактика внезапного нападения исключалась. Диверсии, бои в селах и на дорогах округа держали фашистов наготове. Они усилили охрану складов, станций, выставили дополнительные огневые точки, вели постоянную разведку вокруг города. Враг, или чувствуя, или же разгадав намерение партизан, подтягивал к городу свежие резервы.

Штаб решил действовать на психику фашистов: ведь у гитлеровцев были уже совсем не те нервы, что в первый год войны. Правда, в столкновениях они, как и раньше, лезли под огонь автоматов, а на допросах часто изображали из себя непобедимых.

Итак, вечером 2 мая, когда партизанские отряды подтянулись к городу, начальнику гарнизона в Пршибраме полковнику Кругеру был вручен от имени командования партизанского соединения «Смерть фашизму!» ультиматум, в котором в категорической форме требовалось немедленно и безоговорочно капитулировать, поскольку положение гитлеровской армии безнадежно и оказывать сопротивление бессмысленно.

Кругер молча прочитал ультиматум, зло улыбнулся и нажал кнопку. Вошли двое солдат.

— Возьмите вот этих! — приказал полковник. — Под строгую охрану!

— Вы не имеете права! — запротестовали партизаны. — Мы парламентеры…

— Что?! — выругался Кругер. — Я вам покажу «парламентеров»! Заберите их!

Прошло установленное время, а гарнизон молчал. Парламентеры не возвращались. Капитан приказал обстрелять казармы из минометов.

Это, очевидно, подействовало, потому что вскоре посланцев освободили, и они возвратились с ответом. Начальник гарнизона отказался капитулировать, ссылаясь на то, что нужно время, чтобы согласовать этот вопрос с командованием. Видно, он оттягивал ответ, надеясь на помощь. Штаб направил второй ультиматум, в котором предупреждал, что в случае экзекуций над населением гарнизон будет уничтожен. Кругер отказался капитулировать.

В середине ночи начался решительный штурм. Группа партизан во главе с Барановым ворвалась на территорию казарм и забросала их гранатами. Смельчакам удалось отбить два миномета и огнем отрезать фашистов от артиллерии и складов с боеприпасами. На поддержку группе Баранова подоспело еще два отряда. Высоченный Сашко Гоцеридзе установил пулемет на крыше казармы и поливал огнем кругеровские засады. Капитан видел, как из-за длинных, вероятно складских, помещений выползли два танка. Бой становился слишком неравным, и Олешинский, оставив автоматчиков на Сергея Мордвинова, крикнул:

— Подрывники, за мной!

Во рвах, недалеко от казарм, залегли. Танки начали стрелять, и снаряды засвистели над казармами, но, видно, никак не могли попасть в крышу, где сидел Сашко с пулеметом. Вот уже совсем близко слышен металлический скрежет гусениц. Олешинский сжался, выбирая удобный момент, а в это время навстречу другому танку уже полз Владимир Груша. Взрыв всколыхнул землю, и танк вспыхнул. Капитан поднял голову: горел танк, шедший на Владимира. Олешинский быстро достал гранаты и, послав их во второй танк, припал к траншее. Когда пламя охватило металлическую громаду, капитан оставил подрывников и присоединился к группе автоматчиков, которые тоже прорвались во двор казармы. В это время крыша, с которой палил пулемет Гоцеридзе, продырявленная танковыми снарядами, упала. Так смертью героя погиб храбрый Шота, или, как его звали, Сашко Гоцеридзе.