— Хорошо, — говорит купец, — научу я вас, где правду найти, только поработайте вы год на меня.

Согласились братья. Стали они на купца работать, горбы наживать. Учил их купец, как честный народ обманывать, бедноту обмеривать. Не прошло ещё и года, как младший брат и говорит:

— Не пойду я больше правду искать! Нет её на свете — правды мужицкой!

И вернулся он в свою деревню. А старший брат настойчивый, не хотел без правды домой возвращаться. Пошёл один к фабриканту.

Фабрикант и пана, и попа, и купца богаче. Начал старший брат работать у него. А на фабрике много людей работает.

Работали они много лет. Горбы наживали, а правды не видали. Раз услышал брат тихую беседу:

— Есть только один человек, который правду знает. Зовут этого человека Ленин, а живёт он в Питере.

Запомнил брат имя и пошёл искать этого человека.

Шёл много дней, а может быть, и месяцев. Пришёл в Питер. Видит: идёт рабочий. Он его спросил тихонько:

— Где здесь Ленина найти?

А тот ему ещё тише:

— Пойдём за мной, я тебя доведу.

Вот пришли они в обыкновенную комнату. Кругом разных книг много. Вышел к ним человек, одет небогато, но чисто. Вышел и ласково говорит:

— Здравствуйте, товарищи, что скажете хорошего?

Рассказал ему брат, как он правду искал. Долго с ними говорил Ленин о порядках на фабрике, о деревенской бедноте расспрашивал, а потом сказал:

— Правильно ты сделал, что на фабрику пошёл правду искать, — там скорее узнаешь, где она есть. Вы её в руках своих держите.

И рассказал Ленин, как надо за рабочую правду бороться, чтобы не служить ни панам, ни купцам, ни фабрикантам, и как выгнать их вместе с царём.

Вернулся брат на фабрику и начал товарищам ленинскую правду рассказывать. Один рассказывает — десять слушают, десять рассказывают — сто слушают. И пошла ленинская правда по всему свету.

Много лет ходила она по фабрикам и деревням. Поднимала рабочих и крестьян на борьбу. А в октябре семнадцатом года объявилась эта правда, заговорила громким голосом, на весь мир загудела. Пошли рабочие и крестьяне войной на помещиков и фабрикантов. А повёл их сам Ленин. И взяла верх ленинская правда.

С тех пор рабочие и крестьяне не работают больше на панов и фабрикантов, горбов не наживают, землю слезами не поливают, — сами хозяева своих фабрик, своей земли и жизни своей.

МУЖИК И ВЕЛЬМОЖА

Начинается наш сказ не про вас и не про нас, а про царского вельможу и про умного мужика.

Копал мужик погреб и нашёл в земле кусок золота. Вот он и думает:

«Куда мне его деть? Себе оставлю — пан отнимет, а не отнимет пан — отнимет управляющий, а не управляющий — так староста. Понесу-ка я золото к царю. Дам ему гостинца — меня царь наградит, а уж царской награды никто не отнимет».

Надел мужик новые лапти и пошёл к царю. Долго ли, коротко ли — дошёл до царского дворца. Тут его часовой спрашивает:

— Ты куда, мужичок, идёшь?

— К царю, служивенький.

— Что тебе, мужичок, там нужно?

— Друг служивенький, пропусти меня: очень нужно.

Вот его часовой и пропустил. И второй, и третий, и четвёртый часовые пропустили.

Дошёл мужик до царской комнаты. А там у дверей вельможа царский стоит. Толстый, розовый, мордастый.

— Ты куда, мужичок, лезешь?

— А я к царю, батюшка.

— К царю? А что ты там забыл?

— А вот нашёл я кусок золота и несу царю гостинец.

Загорелись глаза у жадного вельможи:

— Золото? Гм! Покажи.

Мужик золото показал, а вельможе чуть худо не сделалось. Вот он и говорит:

— Ну, коли дашь, милый друг, мне половину царской награды, то пропущу к царю, а не дашь — пошёл прочь.

Что тут делать?

— Хорошо, паночек, дам.

Пропустил вельможа мужика к царю.

— Здравствуй, царёчек-паночек, — говорит мужик. — Я вам гостинца принёс.

И дал ему золото.

— Что же тебе дать за этакой гостинец?

— Царёчек-паночек, дай ты мне ковалочек хлеба.

Царь приказал принести белого хлеба. Мужик поглядел на белый хлеб и говорит:

— Нет, царёчек-паночек. Я такой хлеб сеял, я такой хлеб веял, я такой хлеб жал, да никогда я такого хлеба не едал. Мне бы чёрного.

Забегали тут лакеи, весь дворец обыскали — чёрного хлеба не нашли.

У ворот нищий стоял, так у него кусок выпросили. Ну, закусил мужик.

— Что же теперь тебе, мужичок, дать?

— Теперь, царёчек-паночек, поспать бы мне.

Приготовили мужику постель пуховую, а он на перину поглядывает, с ноги на ногу переминается.

— Это мне не спаньё. Я тех гусей кормил, тот пух щипал, а отродясь на пуху не спал. Мне бы гороховой соломки.

Привезли целый воз гороховой соломы. Мужик шапку под голову, да и захрапел на весь дворец. Выспался, встал, да и говорит:

— Спасибо вам, царёчек-паночек. Я вам тут нагрубил, насорил, дайте мне за это сто розог.

— Да как же розог? Ты же мне золото подарил!

— Э, царёчек-паночек! Прошу я вас — дайте мне в награду сто розог.

Что дут сделаешь! Принесли розог. Хотели было мужика пороть, а он как закричит:

— Стой, царёчек-паночек, у меня есть половинник.

— Какой?

— Как шёл я к вам, так меня один важный такой пан не пускал. «Коли дашь, — говорит, — половину того, что царь даст тебе, то пущу». Я и обещал. Так дайте сначала ему пятьдесят розог, а тогда мне пятьдесят.

Привели того вельможу, а он дрожит весь:

— В-в-в-в!..

— Ничего, паночек, — говорит мужик, — я тебя не обману: как договорились, всё отдам.

Уложили вельможу да как отлупят!..

А мужик и говорит:

— Ах, царёчек-паночек, он так у вас хорошо служит, надо его наградить — отдайте ему и мою часть.

Дали ещё пятьдесят розог, а всех — сто.

Пока с вельможей расправлялись, мужик шапку в охапку — да в дверь.

Только его и видели: уж лучше подальше мужику от царской чести да от царской ласки — от них мужику добра не будет.

СОБАЧЁНЫШ

Поймали рыбаки щуку, рыбу-прожору. Большущая была рыба. Отнесли рыбаки эту щуку к барину. Стал повар варить её, варит и удивляется — такая она жирная. Отнёс повар кусок диковинной рыбы своей жене. Подали щуку к барскому столу. Ест барыня щуку да похваливает — такая она вкусная. Остатки выбросили сучке. Прошло некоторое время, и в один день родились сыновья у барыни, у кухарки и у сучки. Хорош барынин сын, кухаркин лучше его, а сучкин ещё лучше.

Вместе они росли, вместе их в науку отдали. Барынин сын учился хорошо, кухаркин — лучше его, а сучкин ещё лучше. Выросли ребята, в силу вошли. Силён барынин сын, кухаркин сильней его, а сучкин ещё сильней. Жили они весело, беззаботно. Одно только омрачало их дружбу: сучкина сына звали Собачёнышем. Вот и говорит он своим товарищам:

— Пойдём, братцы, в свет, в такую сторону, где нас не знают. По крайней мере звать меня таким поганым именем не будут.

Подумали они и стали собираться в дорогу, булавы себе ковать. Барынин сын выковал себе оловянную булаву, кухаркин медную, а сучкин сын выковал железную. Куёт он её, куёт, выйдет на двор, попробует крепость. Подбросит её вверх под облака, а потом подставит колено. Первый раз ударилась булава о колено и разломалась пополам, второй раз только погнулась, а в третий раз осталась целёхонькой, только нога Собачёныша по колено в землю вошла.

Собрались и отправились в путь. Идут они да идут, зашли в такой дремучий лес, что и конца ему нет. Долго ходили по лесу, булавами дорогу себе прокладывали и наконец вышли на широкую поляну. Идут поляной и видят — стоит вдали дворец, огороженный каменной стеной. Подходят к воротам, а они крепкие, тяжёлые. Стали стучаться. Никто не подходит, не открывает ворот.