— Выбирай себе какую хочешь.

А он говорит:

— Я ничего не хочу, дайте мне жеребёночка в конюшне, на котором и шерсти-то нету — такого паршивого.

Долго она не соглашалась, а потом отдала. Вскочил Иван Найда в хату, выхватил у неё из-под подушки сапоги-иноходцы и шапку-невидимку! Не успел Найда и оглянуться, стал конь такой, что кругом засияло.

Спрашивает конь:

— Как же тебя, Иван Найда, нести, повыше дерева или пониже?

— Неси повыше дерева.

Долетают они к Воловьей горе-Шелковой траве, глядь — а на горе дворец такой, что и сказать невозможно!

Слез Найда с коня, пустил его травушки пощипать, а сам пошёл во дворец… Смотрит, кругом дворца львы на цепях, один от другого на четверть привязаны и зубами щёлкают, никого не подпускают. Тут вспомнил Иван Найда про сапоги-иноходцы и шапку-невидимку и подумал: «Авось проскочу — может, жену увижу, а не проскочу — съедят меня львы».

Надел сапоги и шапку — так проскочил, что и не заметили. Вошёл в комнаты, видит — она перед зеркалом причёсывается. Он её и окликнул. Она услыхала его голос, обернулась, а не видит его.

— Эх, — говорит, — отзовись, Иван Найда, больно я по тебе соскучилась.

Он снял шапку. Увидела она его, обняла за шею, поцеловала.

И живут они, поживают, хлеба и до сей поры не покупают.

ПРО БЕДНОГО ПАРУБКА И ЦАРЕВНУ

Была в лесу хатка, и жила в этой хатке женщина с сыном. Земли у них не было, кругом был лес дремучий, и хлеб они покупали. Не стало у них хлеба, вот и посылает женщина своего сына за хлебом.

— На тебе, — говорит, — сынок, денег, поди хлеба купи.

Взял сын деньги и пошёл. Идёт и идёт, вдруг смотрит — ведёт человек собаку вешать.

— Здорово, дядько!

— Здорово!

— Куда это ты собаку ведёшь?

— Отведу, — говорит, — в лес да повешу, а то она уже стара стала, ни на что не годится.

— Не вешай её, лучше продай мне!

— Купи!

— Что же ты за неё хочешь?

— А что дашь?

Отдал он деньги, что дала ему мать на хлеб, взял собаку и повёл домой. Приходит домой, а мать его и спрашивает:

— А что, сынок, купил хлеба?

— Нет, мама, не купил.

— Почему ж не купил?

— Да шёл я, вдруг вижу, ведёт человек собаку вешать, вот взял я да и купил её.

Дала ему мать денег и послала опять за хлебом. Пошёл он, вдруг видит — несёт человек кота.

— Здорово, дядько!

— Здорово!

— Куда ты, дядько, идёшь?

— Несу кота в лес.

— А зачем ты его в лес несёшь?

— Повешу. Нельзя из-за него ничего в хате держать: что ни поставишь, ни положишь, всё тащит.

— А ты бы, — говорит, — мне его продал!

— Купи!

— Что ж тебе за него дать?

— Я торговаться не стану: что дашь, за то и продам.

Отдал он деньги, что дала ему мать на хлеб, взял кота и пошёл домой. Приходит, а мать его спрашивает:

— А куда ж ты хлеб девал?

— Да я и не покупал.

— Почему ж ты не купил? Куда ты деньги дел? Может, ещё какого чёрта купил?

— Купил, — говорит.

— А зачем же ты купил?

— Нёс мужик кота в лес, хотел его повесить, а мне жалко его стало, я взял да и купил.

— На тебе ещё денег, да смотри ничего не покупай: в доме уже краюшки хлеба нету.

Пошёл он. Идёт и идёт, вдруг видит: бьет человек змею.

— Зачем ты, — говорит, — змею бьёшь? Ты лучше бы мне её продал!

— Купи, — говорит, — я продам.

— Что ж. тебе дать?

— Что дашь, то и будет.

Отдал он ему все деньги. Взял их мужик, пошёл себе дальше, а змея и говорит:

— Спасибо тебе, добрый человек, что спас меня от смерти. На тебе перстень; если тебе что понадобится, перекинь его с руки на руку, и вмиг к тебе слуги прибегут. Что им прикажешь, всё для тебя сделают.

Взял он этот перстень и пошёл домой. Подходит к хате, перекинул с руки на руку — и явилось слуг такое множество, что прямо страшно.

— Чтобы мне, — говорит он им, — был хлеб.

Только он это сказал, а уж тут и нанесли ему хлеба столько, что прямо-таки страшно! Вошёл он в хату и говорит:

— Ну, мама, уж теперь-то мы не будем ходить хлеб покупать; дала мне змея такой перстень, что стоит только его с руки на руку перекинуть, и вмиг прибегут слуги, и что бы я им ни сказал, что бы ни наказал — всё сделают.

— За что ж она тебе дала его?

— За то, что я её от смерти спас. Хотел её мужик убить, а я её у него купил за те деньги, что вы мне на хлеб дали.

Вот так они и живут, и собачка и кот с ними. И только ему чего-нибудь захочется — перекинет он с руки на руку перстень, и вмиг прибегут слуги и сделают, что надо.

Вот захотелось ему жениться. Он и говорит своей матери:

— Ступайте, матушка, да посватайте за меня царевну.

Пошла она к царевне, рассказала, с чем пришла, а царевна и говорит:

— Коль сошьёт твой сын такие черевички, что как раз по ноге мне придутся, то выйду за него замуж.

Пришла она домой и говорит сыну:

— Сказала царевна, что как сошьёшь ей такие черевички, чтобы на ногу ей пришлись, то выйдет за тебя замуж.

— Ладно, — говорит, — сошью.

Вечером вышел он во двор, перекинул с руки на руку перстень — вмиг сбежались слуги. Вот он и говорит им:

— Чтобы были мне к утру черевички, золотом шитые, серебром подбитые, и чтоб те черевички как раз пришлись царевне по ноге.

На другой день встаёт он — стоят уже черевички готовые. Взяла мать черевички, понесла царевне.

Та примерила — как раз впору. Вот она и говорит:

— Скажи своему сыну, чтобы сшил мне в одну ночь платье подвенечное, да чтобы платье было не длинно, не коротко, не тесно, не широко, чтобы как раз на меня пришлось.

Приходит женщина домой, да и говорит:

— Сказала царевна, чтобы ты за ночь сшил ей платье подвенечное и чтобы это платье было не длинно, не коротко, не тесно, не широко, чтобы в самый раз на неё пришлось.

— Хорошо, — говорит, — мама, ложитесь вы спать, — я всё выполню, что бы она мне ни загадала.

Легли спать; а он вышел во двор, перекинул с руки на руку перстень — вмиг явилось слуг столько, что прямо страшно.

— Чтобы мне, — говорит, — было к утру платье из такой материи, что сияет, как солнце, и чтобы платье это пришлось как раз впору царевне.

— Хорошо, всё будет сделано.

Лёг он спать. На другой день подымается и говорит матери:

— Ну, идите, мама, к царевне, несите ей платье. Что-то она ещё скажет?

— Что же я, — спрашивает, — сынок, понесу? Где же это платье?

Подошёл он к столу, поднял платок — так в хате и засияло, будто солнце взошло.

— Вот, мама, платье на столе лежит, под платочком, несите его.

Взяла она платье и понесла. Приходит к царевне, а та и спрашивает:

— Ну, что скажешь, голубушка?

— Принесла, — говорит, — вам платье к венцу.

Как развернула она платье, так в палатах всё и засияло. Надела его царевна, стала перед зеркалом, погляделась — так и подскочила: уж так обрадовалась, что такой красавицей сделалась. Прошла она раз по светлице, прошла другой раз, ну прямо как солнышко: так от неё и сияет.

— Ну, — говорит, — голубушка, пускай он мне ещё мост построит от дворца моего прямо к церкви, где будем венчаться, и чтобы был тот мост из серебра и золота сделан. Как будет мост готов, так и пойдём к венцу.

Приходит женщина домой, говорит сыну:

— Сказала царевна, чтобы был мост от дворца, где она живёт, до церкви. И велела, чтобы мост тот был, из золота да серебра сделан.

— Хорошо, — говорит, — а теперь ложитесь вы, мама, отдыхать.

Легли они вечером спать, а он вышел во двор, перекинул с руки на руку перстень — и такая их сила сбежалась, что и двор тесен. Вот он им и говорит:

— Чтобы к утру мне был сделан мост из серебра и золота от царевниного дворца до церкви, я там буду венчаться; да когда буду я туда с царевной ехать, чтобы по обеим сторонам цвели яблоньки, груши, вишни, черешни, а когда назад буду возвращаться, чтобы всё уже поспевало.