— Чек получен на прошлой неделе, — спокойно возразила она. — Ты отнял у девушки письмо еще в передней и велел ей ничего не говорить мне. Она мне рассказала.

Он вздохнул и опустил глаза.

— Я растратчик, я погиб, — хмыкнул он. — Я виновен в смерти твоей матери. Я вогнал ее в гроб. Ты знаешь, я виновен.

Самоуничтожение и самобичевание доставляли ему в подобные моменты большое наслаждение. Он не сознавал, что Стэлла при этом чувствует себя оскорбленной.

— Не говорите мне этого, — резко сказала она. — Отец, мне нужны деньги! Девушки придут сегодня, чтобы получить причитающееся им. Впрочем, я скажу правду. Я обещала им доставить деньги в город.

Он съежился на стуле и счел себя оскорбленным.

— Я сегодня опять начну картину «Пигмалион». Через некоторое время я получу деньги. Ах, эти проклятые торговцы!

Он начал рисовать «Пигмалиона» три года тому назад и все время «был не в ударе», чтобы закончить ее. Стэлла это знала, поэтому отнеслась к словам отца равнодушно.

Вдруг лицо Нельсона озарилось, будто ему пришла в голову спасительная мысль. Он заговорил тихо и доверчиво:

— Стэлла, не можешь ли ты достать немного денег для меня? Помнишь, ты достала ту сумму, которую проклятый фабрикант мармелада требовал от меня в суде из-за взноса, сделанного в счет картины? Эти глупые мещане думают, что можно рисовать картины по заказу. Я никогда не был торговцем. Искусство для меня — смысл жизни!

Он смотрел на нее почти умоляюще, но она решительно покачала головой.

— Я больше не могу достать денег. Я готова умереть, чем получать деньги таким путем, — она задрожала при этой мысли. — Лучше не будем об этом говорить!

Она встала, прошла по комнате и остановилась у полузаконченного портретика, который отец начал с нее рисовать, когда ей было три года.

— Это был хороший портрет и его следовало закончить, — сказал он. — Я теперь опять в настроении и могу сосредоточиться на работе.

Но когда она, спустя несколько часов, вошла в ателье, он еще не начинал работы, а только осматривал картины.

— Пара недель работы и из этой картины что-нибудь выйдет. Подобная картина открыла мне однажды путь в Академию.

— Но почему ты не приступаешь к работе? Я охотно помогу тебе установить мольберт, приведу в порядок палитру. Надень халат и начинай работу!

— Ах, это не спешно! У нас еще много времени впереди, — возразил он с легким сердцем. — Я хочу посмотреть, не пришел ли тренер. Партия в гольф даст мне необходимое вдохновение.

Спустя час он ушел с тренером на площадку для гольфа. Он был в прекрасном настроении и, казалось, забыл о всех невзгодах. Вернувшись к обеду, он был совсем оптимистически настроен, и все его добрые намерения улетучились.

— Хорошо, если знают, когда надо прекратить. В этом и заключается разница между человеком и глупцом. Я великолепно знаю, когда мне достаточно. Я художник, поэтому бывают все эти неприятности. Моя фантазия купается в розовых грезах, и тогда я пью автоматически, ничего не сознавая. — Он самодовольно засмеялся, щипнув себя в щеку. — Не печалься, дорогая, через неделю «Пигмалион» будет готов. Ты не веришь? Вспомни, как я молодым создал великую картину, давшую мне имя — «Сократ, пьющий из смертного бокала». Я начал писать ее в воскресенье утром, а во вторник вечером громадная, славная картина была готова. Потом я создал еще несколько шедевров искусства.

Она слышала эту историю тысячу раз.

— Ты выпил что-нибудь в клубе?

— Ах, только один бокальчик содового виски, — презрительно ответил он. — Настоящий человек знает, сколько и когда ему достаточно.

Мистер Нельсон, как и многие невротики, привык подавлять мысли, казавшиеся ему неприятными. Он умел забывать то, чего следовало стыдиться. Он считал это крупным дарованием, на самом же деле это было слабостью. Он любил украшать свою речь афоризмами, подчеркивая, что они являются плодами его мысли.

— А знаешь ли, Стэлла, — вдруг оживился он. — В доме для приезжих обитает представитель правосудия. Бэллингем был вором, взломщиком! Клянусь Богом, я не мог бы спокойно спать, если бы знал это заранее.

Стэлла невольно улыбнулась: навряд ли Скотти пришла бы мысль воровать неоконченные картины.

— Там живет детектив? — быстро спросила она.

— Да, он останется на несколько дней. Очень интересный и любезный господин. Он считается, в некотором роде, гостем Мэрривена. Этот всегда заводит дружбу с неважными господами, проходимцами. На этот раз ему повезло. Детектив — Андрю… как его там… к черту! Шотландское имя… я не могу запомнить как его там… к черту!.. Я не могу запомнить всех этих Маков…

— Маклэд…

— Да, Андрю Маклэд. Он был послан для ареста взломщика и очень тонко проделал эту работу. Выдающийся детектив! Понятно, что трудно найти детектива, который был бы и джентльменом. Такие бывают только в романах. Не хочешь ли с ним познакомиться? Он тебя, наверное, заинтересует.

— Нет, — быстро возразила она… — Нельсон удивился, посмотрев на дочь. — Я нисколько не интересуюсь им. Кроме того, его уже видела на почтамте… он мне не нравится.

Нельсон зевнул и посмотрел на часы.

— Я должен уйти. Я обещал Пэрзону прийти на партию в бридж. Не придешь ли ты к чаю?

Стэлла больше не раздражала отца вопросами о картине. Все было бесполезно. Она ничем не может помочь и изменить естественный ход событий. Она вспомнила о поездке в город, о надежде, которую возлагала на беседу с крупным лицом. Ее судорожные попытки избежать судьбы — напрасны… Несчастье неизбежно.

Утром Стэлла получила письмо от Артура, разорвала его и бросила в корзину. Мысль об Артуре не особенно огорчала ее.

Появление детектива тоже было, видимо, предопределением судьбы. Он вынужден выполнять то, что ему предписано. Стэлла была готова к наихудшему. Значит, и он замешан в несчастье, которое должно свалиться на семью Нельсона.

После обеда Стэлла пошла в бюро для найма прислуги и наняла двух неопытных деревенских девушек. Они таращили на нее глаза и смеялись, когда она давала им надлежащие хозяйские наставления. Было бесполезно искать других, все знали дом Нельсона и сумасбродства хозяина.

Из маленькой тайной резервной суммы она уплатила уволенным девушкам. Она с горечью видела, как эта сумма таяла с каждым днем.

Она хотела научить кухарку, как готовить вкусный чай, как вдруг через окно увидела Мэрривена. Визит его был ей неприятен, хотя лично против него она ничего не имела.

— Я пришел по очень щекотливому делу, мисс Нельсон, — начал он и покачал головой, желая этим заранее подчеркнуть, что не способен выполнить свою миссию. — Право, очень щекотливое дело! Я просто не знаю, как начать…

Она испуганно ожидала, что он пришел напомнить о старом долге, который, впрочем, она могла сейчас вернуть. Она облегченно вздохнула, узнав, что его визит связан со вчерашним поведением Артура.

— Я только могу предположить, что он мог вам сказать. Разрешите, пожалуйста, присесть.

— Ах, извините, что я вас не пригласила. — Она придвинула ему кресло. Он сел и поблагодарил.

— Он слишком тяжело оскорбил вас, чтобы вы могли дать ему прощение.

— Не будем об этом говорить, мистер Мэрривен. Артур еще очень молод и не умеет вести себя в присутствии женщины.

— Вы так думаете? — многозначительно спросил он. — Мне очень жаль, но я не могу согласиться с вами. Он достаточно хорошо знает женщин, чтобы уметь выполнять свои обязанности по отношению к ним.

— Разве он вам все рассказал? — это ее изумило. Ясно, что болтливость является особенностью этой семьи.

— Да, он проболтался мне и просил, чтобы я оказал на вас влияние. — Он поперхнулся. — Я ответил, что он не должен льстить себя надеждой. Я не могу поддерживать брачное предложение другого лица, когда…

Воцарилась тишина. Она мысленно повторила его слова и вдруг вскрикнула:

— Что? Другого лица? Не хотите ли вы сказать… Ах, нет! Вы не можете так думать.

— Именно я думаю о себе, — спокойно возразил Мэрривен. — Непреодолимым препятствием является, по-видимому, разница в летах.