Галка заметалась по комнате. На столе увидела тетрадь и вырвала лист. Быстро написала: «Срочно для Фонарикова. Васька, Пашу Наоборот и его дружков не вздумай даже пальцем тронуть. Все объясню потом. Они меня закрыли, выручайте».
Скомкала бумажку и бросила в форточку. Из кустов выскочил Васька и подобрал записку. Прочитал ее и скорчил рожицу. Увидев Ваську, Орлов показал Фонарикову кулак и вызывающе крикнул:
— Девчонок обижаешь, да? Ты вот меня попробуй задень. Слабо, да? Руки коротки?
Васька потоптался на месте и нетерпеливо предупредил:
— Проваливай... Видали мы таких... И вообще пальцем не трону.
Звягинцев недоуменно посмотрел на Фонарикова: что это такое с ним случилось?
Глава третья СХВАТКА
Перед сумерками Копытов забежал в общежитие и, переодевшись в штатский костюм, вышел на улицу. Он решил побывать на берегу Быстрянки и понаблюдать, кто из жителей поселка уплывает на ночь, чьих лодок нет на пристани. Старшина надеялся, что таким путем можно узнать о браконьерах. На худой конец, это лучше — не гоняться за ними по ночной порожистой реке, а подождать их возвращения на берегу.
Он направился по широкой улице, ведущей к Быстрянке. Со двора пресвитера Руденко доносился стук топора. Копытову это напомнило о заявлении сегодняшней посетительницы, и старшина шагнул за ограду. От земли уже поднималось несколько венцов. Бревна пахли смолой. Копытов прикинул, во сколько обойдется такая пристройка. Выходила большая цифра.
В ограде обтесывал бревно небритый мужик. Копытов спросил у него, сможет ли он увидеть Руденко. Плотник буркнул:
— Пошто не увидишь. Явится...
Копытов присел. Смеркалось. Над березкой, росшей во дворе, закружились майские жуки. Старшина поймал одного кепкой и зажал в ладони. Царапаясь жесткими ножками, жук рвался на волю. Копытов улыбнулся про себя и весело сказал:
— Лети, усатый разбойник.
Плотник заткнул за пояс топор и бросил:
— Покедова... Придет хозяин, скажи: расчет пусть завтра готовит...
— Недоволен чем-то?—спросил Копытов.
— А то недоволен, что обжулил нас ваш Руденко. За полцены мы по пьяному делу согласились ему строить.
Копытов усмехнулся.
— Так уж и обжулил...
Мужик, распалясь, стал рассказывать, как Руденко пригласил мастеровых в гости, ворковал с ними не хуже голубя, вспомнил Иисусова отца, который тоже был плотником. Потом усадил мужиков за стол и налил по стакану водки. Они покряхтели, выпили. Повторили... Наутро Руденко показал плотникам написанный на листке договор. В нем мужики обещали сделать пристройку за небольшую сумму. И внизу стояли их росписи, кривые и непонятные — топорами они работали лучше. Мужики, конечно, возмутились, но Фома покачал головой и невинно заглянул каждому в глаза:
— Братья, поимейте совесть. От слов своих отказываетесь. Не берите греха на душу, господа нашего побойтесь...
Мужики не боялись господа, но поговорили-поговорили между собой и решили, что от слов своих и вправду отказываться не дело. Ну, а сейчас рассудили иначе. Он, этот Руденко, разве по совести поступил — напоил людей и под пьяную лавочку состряпал грязную бумагу? А ведь у них, баптистов, закон такой— не пить водки. Зачем тогда пресвитер ее подавал другим? Зачем?
От мужика попахивало перегаром. Копытов спросил:
— Сегодня тоже Руденко угостил?
Плотник мотнул бородой.
— Жди. Теперь ему угощать интереса нет.
Мужик ушел, а старшина долго еще улыбался проделке божьего праведника. Ловко он околпачил плотников.
Теперь Руденко уже не казался старшине смиренным и тихим человеком, какой боится и муху обидеть.
Копытов посмотрел на часы. Было уже поздно. Старшина направился к Быстрянке. Он подошел к яру и залюбовался рекой. Она лизала галечные отмели, с разбега набегала на торчащие из воды валуны и расплескивалась усами-волнами, которые без конца догоняли одна другую. По крутизне глиняного яра вилась узкая тропка, выныривала наверх и терялась в кустах тальника и черемушника.
Пристань, где большинство жителей оставляли лодки, была чуть ниже по течению, но Копытов туда не торопился. Он знал, что если браконьеры и задумали вылазку, то они или уже уплыли, или будут дожидаться темноты, чтобы лишний раз не попадаться людям на глаза.
Вот за горами спряталось солнце. Берега с той и другой стороны отбросили тени, и только на середине реки струя еще алела, но и она постепенно наливалась свинцовой тяжестью.
Смолкли пичуги, с реки дохнуло свежестью. Копытова окружила непривычная тишина. Ее нарушил скрежет железа о камни. Кто-то плыл на лодке, толкая ее шестом вверх по реке.
— Сюда подплывай,—донеслось до старшины.
Копытов прилег на землю и заглянул вниз. В сгущающейся темноте еле различил двоих.
— Что долго? Я уж ждать устал...
— То да се. А тут еще пацаны на пути...
— Ну?
— Да вроде сидят, рыбачат...
Снова шест застучал по гальке.
Случайно услышанный разговор, сам не понимая почему, Копытов мысленно стал увязывать с исчезновением материалов с лесосклада, хотя и понимал, что в этом нет никакой логики. Скорее всего он слышал браконьеров. Что те, двое, задумали какое-то нехорошее дело, сомнений не вызывало.
Участковый инспектор мысленно представил план поселка. На излучине реки стоит лесосклад. Между прочим, стоит на самом берегу, прижавшись к воде высоким забором. Копытов упрекнул себя, что раньше не учел этого факта. А что, если?.. Старшина спустился с яра к воде и, стараясь не загреметь камнями, осторожно зашагал в сторону лесосклада. За поворотом на мгновение вспыхнула спичка, и старшина затаил дыхание. На реке что-то творилось...
В чернильной темноте над головой пронеслась летучая мышь, на перекате, словно маятник, хлопала по воде ветка от застрявшей коряжины.
Забор Копытов не увидел, а, вернее сказать, почувствовал, так как в нос пахнуло разопревшей корой. Он хотел было подняться наверх и обойти изгородь со стороны дороги, но сделал неловкий шаг, и из-под ног вырвался камень.
— Ты, Павлуха, балуешь? — спросил кто-то совсем близко. Копытов только теперь по-настоящему понял, что попал в переделку.
Скрипнула и отошла в сторону доска забора. Тотчас в образовавшейся дыре появилась свежераспиленная плаха. Она попала на что-то твердое, видимо, на сучок, и заскрежетала. Потом с шумом упала на гальку.
— Потише нельзя? — со злостью сказал стоявший у реки. Второй хихикнул и весело сказал:
— Не боись. Сторож дрыхнет, а больше здесь живой души не найдешь. Был бы ты компаньон хороший — распили бы бутылочку прямо под носом у сторожа, на штабелях...
— Только о вине и думаешь,— примирительно сказал тот, кто стоял у воды.— На сегодня хватит. Заделывай заплот, да и отправимся, Павлуха.
— Это мы мигом,— согласился Павлуха.
Старшина обдумывал, как лучше задержать воров. Надо дождаться, чтобы тот, которого звали Павлухой, вылез с территории лесосклада. Тогда у обоих преступников путь отрезан.
Павлуха закурил и направился к реке. Старшина медлил. Он надеялся, что сейчас воры присядут и разговорятся. А послушать их смысл есть.
Но Копытов ошибся.
— Отталкивайся, Павлуха, быстрей! — услышал он. Старшина рванулся на голос.
— Стой!
В лодке молчали. Заскрежетали шесты. Копытов заходил все глубже и глубже в обжигающую холодом воду. Лодка уходила. Старшина спружинил тело и, отталкиваясь от дна, грудью бросился вперед. Уцепился за борт. В то же мгновение Копытов почувствовал острую боль. Пальцы расслабли. Потеряв опору, старшина ткнулся головой в воду.
Копытов был неплохим пловцом. Он тут же вынырнул и сделал несколько энергичных гребков. Отфыркиваясь, повернул к берегу. Намокшая одежда тянула ко дну.
Перебарывая течение, Копытов стал прибиваться к берегу. Наконец он выполз на отмель и, тяжело дыша, уткнулся в камни. Потом, слегка пошатываясь, встал и посмотрел на середину реки.
Оттуда донеслось несколько всплесков, и все стихло. «Чуть рыб не накормил, вояка!»—усмехнулся старшина. Он скинул с себя одежду и принялся ее выжимать...