Каждое слово Пуно Тавура все больше и больше раздражало редактора. События в городе разворачиваются удивительнейшим образом, и ценна каждая минута, а он позволяет себе какие-то дурацкие выходки. Черт знает где пропадал, когда так нужен, и эта форма…

— Тавур, мы разыскиваем вас все утро. Срочно нужна корреспонденция о Таркоре. Вы беретесь ее сделать?

— Дорогой шеф, с Таркором дело будет обстоять так: или газеты всего мира наполнятся небывалыми сенсационными сообщениями или… или об этом никто ничего и никогда не узнает. По-видимому, произойдет последнее. Ченснепп приложит все усилия к тому, чтобы ни одна строчка о Таркоре не появилась в газетах.

— Ченснепп приложит усилия! Скажите, пожалуйста! А наша задача, господин Тавур, заключается в том, чтобы узнать все и дать читателю достоверную информацию.

— Да Нум Ченснепп просто не позволит печатать.

— Вы забываете, что наша газета помещает сведения о любых событиях, дает самую разностороннюю информацию, не считаясь с тем, угодно ли это кому-либо или нет. "Трибуна" сто двадцать лет была и остается свободным и независимым органом печати!

— О, господин редактор, вы меня обрадовали. Благодарю вас. Значит, вы готовы поместить в "Трибуне" корреспонденцию о происходящем сейчас в столице? — Пуно Тавур встал, оправил китель, подтянулся, и теперь его небольшая складная фигурка уже не казалась такой смешной, как тогда, когда он вошел в кабинет. По-мальчишески задорно он поглядывал то на редактора, то на его помощника. — Итак, вас интересует, почему затеяли бомбежку?

— Да ведь это само собой разумеется!

— Великолепно. Значит, вы даете слово, — еще раз подчеркнул Тавур, что мои статьи пойдут.

— Даю слово.

— Мне жаль вас, шеф. Не позже вечера вам придется отказаться от своего слова.

— Послушайте, Тавур…

— Вы напрасно кипятитесь и теряете время, читая мне лекции о славном стодвадцатилетнем и независимом существовании "Трибуны". Вы, очевидно, решили, что Отэн Карт заинтересован в разоблачении своего конкурента, и потому так легко дали слово. Думаю, вы ошиблись. Отношение к этому делу Карта будет зависеть от исхода событий в Пропилеях.

— При чем здесь Пропилеи?

— Пропилеи, так же как и Таркор, окружены войсками, туда стягиваются пожарные и санитарные машины, полиция и спасательные отряды. Туда, как и в Таркор, не будет допущен ни один корреспондент.

— Аджин, что он говорит?

— Я люблю новости, шеф, и стараюсь узнавать их первым. Вот почему я в этой форме, господа. Аджин, вы всегда были хорошим парнем, скажите по совести, мне идет военная форма? Вы молчите, я вас понимаю. Ну что же, господа, мне нужно ехать. Меня ждут. Через несколько часов я привезу материал, и мы продолжим разговор о независимости "Трибуны". До скорой встречи!

Пуно Тавур совершенно правильно информировал редактора "Трибуны". Пропилеи, так же как и Таркор, были окружены войсками. Но больше того, предусмотрительный Фурн сделал все возможное, чтобы о происходящем в Пропилеях узнали еще меньше, чем о случившемся в Таркоре.

Как только Отэн Карт немного оправился от сообщения Ритама, Фурн подал ему мысль немедленно направить к Пропилеям служащих и рабочих завода резиновых изделий. Фурн уже имел опыт, полученный в Таркоре, и действовал более осмотрительно и практично, чем действовали в ченснепповском институте.

Через несколько минут после того, как машина доставила Карта и Фурна к Пропилеям, туда стали прибывать автобусы, грузовики, автомобили и мотоциклы, заполненные служащими и рабочими контор и заводов концерна "Карт-каучук". Фурн подсказал Карту, в каком духе следовало, по его мнению, объяснить людям создавшееся положение, и тот, став на подножку своей машины, произнес проникновенную речь, призывая всех своих сотрудников "принять посильное участие в деле, которое может сослужить огромную службу науке".

— Сегодня, — продолжал Карт, — мы внезапно столкнулись с явлением, до сих пор совершенно неизвестным науке. Объяснять вам, дорогие соотечественники, в чем суть этого явления, еще преждевременно, как потому, что мы сами слишком мало знаем о нем, так и потому, что непременно найдутся люди, готовые посеять панику и недоумение среди честных тружеников нашего города.

Отэн Карт не лишен был дара слова и умел, когда это требовалось, говорить много, не сказав ничего, а когда нужно, то в нескольких словах выразить многое. Он упомянул, что от бдительности, с какой служащие станут охранять Пропилеи, будет зависеть благополучие и спокойствие их самих, населения столицы, а может быть, и всей страны. Сообщил также, что немедленно выезжает в город, чтобы побыстрее вернуться с виднейшими представителями Национального научного общества.

Карт действительно тотчас же уехал, однако не к ученым, как заявил, а в военное министерство.

Фурн занялся обеспечением охраны Пропилеев. Он распорядился расставить прибывших цепочкой на расстоянии не больше двух шагов друг от друга вдоль наружной стороны чугунной ограды, о плачевном состоянии которой обычно так сокрушался заботливый Ритам. Фурн сам объехал на джипе Пропилеи, проверил посты, выделил старших, связных, от имени Отэна Карта объявил о приличных наградах за точное выполнение инструкций и позаботился, чтобы этой своеобразной охране были своевременно доставлены еда и питье. Апрельский день выдался тихим, безоблачным, и, следовательно, не нужно было беспокоиться о каких-либо укрытиях для выставленных пикетов.

Одновременно со служащими к Пропилеям стали прибывать вызванные Фурном отряды полиции. Вдоль ограды вытянулась вторая, более редкая цепочка из полицейских, которые посматривали за служащими Карта и за тем, чтобы к ограде не подошел никто из посторонних. Фурн рассчитывал на взаимное недоверие и не ошибся. Уже к двум часам дня полицейские задержали нескольких служащих, пытавшихся, оставив цепь охранения, перелезть через ограду, а служащие задержали двух корреспондентов, которые подкупили полицейских и стремились во что бы то ни стало проведать, что же творится в Пропилеях.

Вскоре к вилле Отэна Карта стали подходить войска. Они располагались на опушке букового леса-заповедника, примыкавшего к вилле с юго-востока, на севере, вблизи Асуйского аэродрома, на берегу озера Эно, вдоль шоссе, ведущего в город. На юго-западе, заняв ближайшие к Пропилеям холмы, спешно устанавливались артиллерийские батареи, а на юге, смыкаясь с частями, стоявшими у букового заповедника, располагались моточасти, оснащенные ракетным оружием ближнего действия и специальные отряды министерства внутренних дел. Из города прибывали санитарные машины, пожарные части. Из Лонара приехали горноспасательные отряды, из порта были привезены водолазы с тяжелым снаряжением. Фурн ждал приезда Карта, волнуясь и вместе с тем сгорая от нетерпения снова лицом к лицу встретиться с питомцами Родбара. Сражение обещало быть интересным. Страстный охотник, он руководил окружением Пропилеев с чувством особого подъема. Он вспоминал свои охотничьи похождения на островах Паутоо и хорошо понимал, что эта облава не шла в сравнение ни с какими, даже самыми грандиозными охотами паутоанских князей.

Зверь был обложен.

Там, за уникальной оградой, сквозь зелень деревьев виднелись постройки Анфилады Искусств. В них теперь и хозяйничало вырвавшееся на свободу чудовище. Фурн прислушивался, стараясь уловить уже знакомое ему гудение, но ничего не услышал. Вокруг было настороженно тихо. Не верилось, что Пропилеи, окружены тысячами людей. Чем больше народу прибывало сюда, тем глубже, тревожнее становилась тишина: все понимали, что происходит нечто необычайное, и все приутихли, как солдаты перед решающим боем.

Около трех часов дня всеобщую тишину нарушил шум подъезжавших к привратницкой автомобилей. Вместе с Отэном Картом прибыл военный министр в сопровождении трех генералов.

Старшим офицерам, собравшимся у ворот, было приказано не впускать в Пропилеи ни одной живой души.