Но так не могло долго продолжаться. Настал конец неестественному уединению большого учёного.

Избрание в члены Совета науки явилось для Люция ошеломляющей неожиданностью. Он долго не мог осознать, как это могло произойти, что побудило учёных выдвинуть его имя на соискание чести, которой немногим удавалось добиться.

Пришлось покинуть привычную обстановку, руководить другими, уделять часть времени работе учебной.

Учить других! Не каждый был достоин такого доверия!

Против своих ожиданий, Люций быстро привык к новому положению. Расширение рамок работы пришлось ему даже по вкусу. Коллективные исследования были интереснее и продуктивнее одиночных. Но ошибка, допущенная родителями, — индивидуальное воспитание, развившее природное влечение к одиночеству, — заставляла его считать себя недостойным работать в мировых институтах и лабораториях.

Теперь их двери широко открылись перед ним — можно сказать, против его воли. Он не мог не войти. И Люций вошёл, сперва с недоверием к самому себе, потом с радостью и увлечением.

Но время от времени старая, укоренившаяся привычка сказывалась, и для решения какой-нибудь интересной частной задачи Люций возвращался в свою лабораторию. Новые мысли почему-то приходили ему в голову именно тут, дома.

Товарищи шутили, называя эти периодические исчезновения «периодами улитки». Но Люций вскоре возвращался, каждый раз удивляя весь учёный мир новой проблемой, за которую следовало немедленно браться всем вместе, решать силами всей мировой биологии.

Шло время, и «периодов улитки» стали ожидать с нетерпением. Они приносили новое. Они ощутимо двигали науку вперёд!

Люций был ещё молод. По понятиям людей восемьсот пятидесятого года девяносто — сто тридцать лет были порой зрелости, а отнюдь не пожилым возрастом. А Люцию было только восемьдесят.

Никто ещё не произнёс в связи с его именем слова «бессмертие», но Мунций, позабывший, когда сам был избран в члены Совета, видел и понимал, что имя его сына рано или поздно будет выбито на стене Пантеона — величайшая честь для человека новой эпохи.

Люди не ждали смерти учёного для того, чтобы увековечить его имя. Это часто делалось при его жизни.

Кто из учёных втайне не мечтал добиться столь великой чести. Благородное честолюбие — украшение человека!

Люций, незаметно для себя, становился во главе биологов всей Земли. Ещё за глаза, но уже многие признанные учёные называли его «Учитель». Было ясно, что очень скоро это слово будут произносить открыто.

В то время, когда произошло падение болида, вызвавшее все последующие события, значения которых ещё никто не мог даже заподозрить, Люций находился в очередном «периоде улитки». Но, несмотря на то, что его мозг был занят очень серьёзной проблемой, учёный не мог не заинтересоваться редчайшей находкой Владилена.

Памятники старины хранились очень тщательно. Человечество не забывало прошлого. Решение о снятии какого-либо монумента выносилось специальной комиссией исторической секции Совета. Правда, могильные памятники были сняты все сразу много веков тому назад, когда были ликвидированы все кладбища, а имена достойных занесены на золотые доски, установленные внутри, на стенах, и вокруг Пантеона. Но было странно, что памятник, установленный на могиле героя, мог развалиться от времени и погрузиться в землю. Это казалось необъяснимым.

Когда Мунций улетел, чтобы в стенах археологического института тщательно изучить куски мрамора и заняться розысками материалов о героях с фамилией «Вол…ы», Люций вернулся к прерванной работе. Но забыть, выбросить из головы всё, кроме изучаемого вопроса, на этот раз никак не удавалось. Он всё время помнил о памятнике и ожидал известий от отца.

Наконец Мунций вызвал сына к телеофу.

Ничего интересного, однако, Люций не узнал во время этого первого свидания.

Мунций сообщил, что работа продвигается медленно, так как оказалась значительно труднее, чем предполагалось вначале. Бурная эпоха зарождения коммунистической эры оставила после себя необозримое море архивных материалов. Найти среди этого изобилия нужный документ было совсем не просто, несмотря на идеальный порядок, в котором эти документы содержались.

На золотых досках Пантеона удалось обнаружить тридцать две фамилии, схожие по длине и по первым трём буквам. Нужно было найти материалы обо всех тридцати двух, чтобы определить, кто из них был похоронен на том месте, где нашли обломки памятника.

— Мне помогают семь человек, — сказал Мунций. — Но работа движется буквально черепашьими темпами. Пока удалось только твёрдо установить, что героев-братьев с фамилией, начинающейся на «Вол…», не было ни в первом, ни во втором веке коммунистической эры. А начиная с третьего века это звание вообще больше не присваивалось. Здесь мы, похоже, ошиблись. Как дела у Владилена?

— Пока ничего не удалось найти, — ответил Люций. Поиски недостающих кусков мраморного памятника не увенчались успехом. Под поляной и в ближайших районах леса их не было. Надежда узнать имена и отчества героев, что значительно облегчило бы розыски, рухнула. Предстояло и дальше искать почти что вслепую.

— Я начинаю допускать, — сказал Мунций во время одного из последующих свиданий у телеофа, — что фамилия на памятнике была написана несимметрично. В этом случае буква «Ы» могла быть не последней. На одной из досок Пантеона я видел, например, фамилию Героя Советского Союза Ивана Архиповича Володных. А если буква «Ы» не последняя, то фамилия написана не во множественном числе, а в единственном. Наша задача, естественно, сильно усложнится. Ещё хуже, если буква «В» не первая и перед ней были другие. Тогда придётся искать не по фамилии, а по месту, где находилась могила. Представляешь себе трудности такого поиска?

— Так что же делать? — спросил Люций, всматриваясь в явно утомлённое лицо отца. — Может быть, прекратить розыски?

— Искать! Ещё и ещё раз — искать! Я теперь не успокоюсь, пока не добьюсь успеха.

Прошёл месяц.

И вот как-то утром Мунций вызвал сына к телеофу я сообщил, что прилетит в середине дня. И не один, а с врачом Ио.

Люций не обратил внимания на имя, названное отцом.

— Документы нашлись? — спросил он.

Не отвечая, Мунций задал встречный вопрос:

— Где Владилен?

— Он ещё здесь.

— Попроси его прилететь к тебе. Его помощь может понадобиться. Мы будем скоро, ждите нас!

И Мунций выключил телеоф, так и не удовлетворив любопытство сына.

Но Люций понял, что отец находится в отличном расположении духа. Это говорило о том, что им достигнут какой-то результат.

Владилен прилетел сразу, как только узнал о предстоящем прилёте Мунция.

— Меня интересует история этого памятника, — сказал он, здороваясь с Люцием. — Вы не знаете, зачем я могу понадобиться?

— Не имею ни малейшего представления. Мой отец иногда любит задавать загадки. Так и в этот раз. Он мне ничего толком не рассказал.

— А кто такой Ио?

— Какой-то врач. Вероятно, знакомый отца, который, как и вы интересуется находкой.

— Вы его знаете?

— По-видимому, нет. Я знаю, и знаю очень хорошо, другого Ио. Но тот так известен, что и вы не можете не знать его.

— Вы говорите об Ио — члене Совета?

— Да.

— Его все знают. Так же, как вас, Люций. А не он ли это?

— Конечно, нет. Ио не такой человек, чтобы поддаться обыкновенному пустому любопытству. Исторические памятники его не интересуют.

— А вот вас они интересуют, — заметил Владилен. — И это очень хорошо. Нельзя замыкаться в рамках одной какой-нибудь науки, не правда ли?

Люций промолчал.

Немного погодя на площадку перед домом Люция опустился арелет бледно-голубого цвета. Аппарат был двухместный, и из него вышел Мунций и за ним очень высокий худощавый человек с седыми волосами.

Люций вздрогнул, увидя его.

— Вы были правы, — сказал он. — Но что это значит? Зачем он здесь?

— Выходит, он более любопытен, чем вы думаете, — тихо сказал Владилен, направляясь вслед за хозяином дома навстречу прилетевшим.