Волгин быстро составил меню обеда. Сообщив его другим и получив полное одобрение, он обратился к Владилену, спрашивая, что делать дальше. До сих пор он не заказывал ничего сам и не знал, как это делается.

— Теперь, — сказал Владилен, — скажи заказ распределителю.

— А где он?

— Кто?

— Распределитель.

— О! — улыбнулся Владилен. — Он очень далеко отсюда, на пищевом заводе.

— Значит, по телеофу?

— Нет. Просто назови номера выбранных блюд и сообщи количество их.

— Кому назвать?

Владилен посмотрел на Волгина, как мог бы посмотреть учитель на бестолкового ученика, не могущего понять очевидной вещи.

— Я думал, ты знаком уже с техникой питания, — сказал он. — Никому! Просто назови номера.

— Вот так, сидя за столом?

— Конечно. Ну назови их мне, я послушаю.

Волгин перевёл свой разговор с Владиленом другим.

— Любопытно, — сказал Джордж Вильсон. — Видимо, где-то здесь спрятан микрофон и передатчик. Ваши слова будут переданы распределителю.

— Вряд ли тут столь простая техника, — заметил Кривоносов. — Вероятно, что-нибудь новое для нас. Надо будет расспросить Владилена.

Волгин громко, стараясь говорить чётко, перечислил выбранные номера, прибавив, что обедают пятнадцать человек.

Не прошло и минуты, как вся середина пустого стола исчезла и появилась вновь, уставленная закрытыми блюдами и приборами. Это произошло так быстро, что никто не успел ничего заметить. Было такое впечатление, что всё, что стояло сейчас перед ними, возникло (именно возникло) из воздуха.

— Такой фокус я видел только в кино, — сказал Второв. — Но там понятно, как это делается.

Ксения Станиславская вскрикнула и испуганно отшатнулась от стола. Мэри и Владилен рассмеялись.

— Говори сейчас же, — сказала Мельникова, обращаясь к Мэри, — как это происходит?

Эти слова она произнесла довольно чисто на новом языке.

— Очень просто, — ответил за Мэри Владилен. — Рама стола опустилась вниз, а на её место поднялась другая, на которую автоматы уже поставили заказанные блюда. Всё это происходит очень быстро, ждать не приходится.

— Мы это видим, — сказал Котов. — Вот на столе что-то вроде бокалов. Они могли опрокинуться при столь быстром подъёме.

— Одно вытекает из другого, — ответил Владилен. — Автоматы не обладают сознательной осторожностью человека. И, чтобы облегчить их работу, рама стола снабжена металлической прослойкой, а все предметы сервировки магнитным дном. Попробуйте, не применяя силу, поднять любой из бокалов или тарелку, и вы убедитесь в этом.

Почти все тотчас же последовали его совету. Тарелки и бокалы слабо, но вполне ощутимо притягивались к поверхности стола.

— Всё ясно! — сказал Котов.

Волгин вспомнил дом Мунция на берегу Средиземного моря и свои попытки увидеть работу «официантов». Там это происходило как-то иначе.

— Я не знаю, как оборудована столовая в доме Мунция, — ответил Владилен на вопрос Волгина. — Существует много систем. Под нами, — он указал вниз, — обширное помещение, занятое сложной системой механизмов. В частном доме её не устраивают. Думаю, что вам доставляли всё по трубам, к домашнему сервирующему автомату.

Волгина удивили слова «частный дом», произнесённые Владиленом. Они звучали совсем по-русски, и их поняли все, кроме Вильсона.

— Разве у вас существует частная собственность? — спросил Второв.

— Собственности не существует, но есть частное владение. Дом принадлежит человеку, пока он в нём живёт. То же и со всем остальным. Тот костюм, который сейчас надет на вас, принадлежит не всем, а только вам, не правда ли?

— Я думал, что слово «частный» давно забыто.

— Оно не хуже других и означает то, что надо. Можно сказать «личный» — это одно и то же.

— Слова остаются, но меняется смысл, — заметил Котов.

— Совершенно верно.

Когда обед кончился, Владилен сказал:

— Можно убрать!

И рама, как называли верхнюю часть стола, снова исчезла. Но на этот раз она опустилась не столь стремительно, и они смогли проследить за её движением. На месте рамы тотчас же появилась другая — пустая и чистая.

— Хотелось бы посмотреть, как всё происходит там, внизу, — сказал Котов.

— Я думаю, это можно будет устроить. Но входить в это помещение нельзя без механика, — пояснил Владилен.

— Всё же мне кажется, что народу на улицах не так много, — заметил Второв, когда они вышли из столовой. — Население Ленинграда, вероятно, во много раз увеличилось с нашего времени, а раньше людей было больше.

— Сейчас самая рабочая пора, — сказала Мэри, — Люди на работе. А что касается количества населения, то полгода назад в Ленинграде было восемнадцать миллионов четыреста сорок одна тысяча человек.

— Откуда вы знаете так точно?

— Это моя специальность. Я работала в статистическом управлении. Чтобы обеспечить людей всем необходимым, надо знать количество населения в каждом населённом пункте. Учёт ведётся постоянно. Иначе поток продукции может оказаться недостаточным или чрезмерным.

— Вероятно, заводы работают всегда не на полную мощность?

— Разумеется. Резервы обязательны, на случай непредвиденного увеличения населения. Но случается, правда, редко, что заводы приходится загружать полностью.

— Как же поступают в таких случаях? Строят новые?

— Иногда. Но это не так просто. Завод не построишь в один день. Если количество населения грозит превысить ёмкость города, а на постройку новых домов и заводов нет времени, город закрывают, то есть желающим въехать отвечают, что места нет. Или же обращаются к уже живущим с просьбой переехать в другой город. Обычно на такую просьбу отзывается больше людей, чем нужно. Ведь никто не связан местом работы, трудиться можно везде. В настоящий момент Ленинград имеет резерв на полтора миллиона человек.

— Ещё раз, — улыбнулся Второв, — откуда вам известна эта цифра?

— Я уже сказала, что моя профессия, и любимая при этом, — статистика. Сейчас я не работаю по специальности, меня прикрепили к Дмитрию, а теперь и к вам. Но привычка заставляет меня ежедневно прослушивать сводки.

— И вы их запоминаете?

— Невольно. Хорошая память необходима работникам статистических управлений.

— Выходит, — сказал Волгин, — что я оторвал тебя от любимого дела. Мне очень жаль.

— Я сама предложила свои услуги. Для дочери Люция это было естественно. И потом любая работа приятна, если она приносит пользу.

— Пребывание возле меня ты считаешь работой?

— А разве не так? Ведь я делаю не личное, а общественное дело.

Волгин был обескуражен такой откровенностью.

— Если так рассуждать, — сказал он, — то и мы, которые ничего не делаем, а только осматриваем Землю, заняты работой.

— Вы на особом положении. Но, в сущности, вы заняты полезным трудом. Вы знакомитесь с жизнью того общества, в котором будете трудиться. Вас можно сравнить с подростками, которые ещё не работают, а учатся. А ведь про них нельзя сказать, что они ничего не делают.

— Допустим, — вмешался в разговор Владилен, — что ты сидишь в кресле и читаешь книгу или смотришь её. Как ты считаешь, чем ты занят?

— Отдыхом.

— Не совсем так. Книга расширяет твой кругозор, даёт тебе новые знания, а следовательно, делает тебя более полезным членом общества.

— Тогда и отдых, и питание — всё работа.

— Безусловно. Человек всегда трудится, так или иначе. Абсолютно ничего не делать невозможно. Это смерть.

— Оригинальная философия, — заметил Второв, который и без перевода понял всё, что было сказано.

— Человек называет трудом то, что приносит непосредственно осязаемый результат, например, труд на заводе или в каком-нибудь управлении, — продолжал Владилен. — Всё остальное он называет отдыхом, но это чисто внешнее разделение. Безусловным отдыхом является только сон.

— Об этом мы ещё поспорим, — сказал Волгин. — А что тут? — спросил он, указывая на дом, мимо которого они проходили.