– Не думаю, что сюда будет доставать солнечный свет.

Хоро высказывала свое мнение по размещению мебели и даже по размеру окон.

Сперва Лоуренс думал, что она принуждает себя выглядеть веселой, но, глядя, как она раз за разом говорит «О, вот так гораздо смелее», «О, твой вкус как у дурня» и тому подобное, он решил, что такие вещи ей нравились с самого начала.

Внезапно он подивился, строят ли волки свои жилища.

– Вот тут самое солнечное место… да. Здесь я буду спать, самое подходящее место.

Комната на втором этаже, где больше всего солнца, обычно достается хозяину лавки. От этой мысли Лоуренс вдруг переключился на действительность и наморщил нос.

Конечно, это всё фантазии.

И тем не менее вид и планировка здания, которое они рисовали, были как у той лавки на продажу – лавки, которая взаправду существовала. Сам того не ожидая, Лоуренс оказался настроен довольно серьезно.

– Вообще-то здесь хозяину полагается…

Хоро, явно не слушая жалобы Лоуренса, обращенные наполовину к нему самому, продолжала рисовать, добавляя то одну деталь, то другую.

Если предаваться мечтам, когда нужно заниматься делом, это может выйти боком.

Едва Лоуренс об этом подумал, начисто забыв, что собирался подбадривать Хоро, сама Хоро произнесла:

– А для меня место в твоей лавке есть?

– А…

«Конечно же, есть?» – говорило ее невинно улыбающееся лицо.

Ответить Лоуренсу было нечего.

Внезапно ему захотелось сказать хоть что-нибудь, даже если это заставит Хоро огрызнуться на него.

Но едва он попытался, как Хоро нажала ему на язык своим тонким пальчиком.

– Если ты ляпнешь что-нибудь странное, весь мой труд пойдет насмарку.

Лоуренс подивился, в какой степени она шутила, а в какой была серьезна.

Если говорить о том, сколько времени кто-то занимал сердце Хоро, то разница между Миюри из прошлого и Лоуренсом из настоящего была поистине громадна.

Хоро принуждала себя.

Лоуренс говорил и говорил себе, что любая улыбка в конце концов станет искренней – дай только время.

Пристально глядя Хоро в глаза, он кивнул.

И повел перо к спальне на втором этаже.

– А… – вырвалось у удивленной Хоро. Тогда Лоуренс сказал:

– Если будущее торгового дома в одних руках туманно, то две пары рук не лучше ли?

Лоуренсу эта фраза показалась довольно слабой, но все же он пририсовал столик в углу комнаты.

Хоро фыркнула.

Они решали, куда какую мебель ставить, какие товары будут в их вымышленной лавке. Она казалась настолько реальной, что можно прикоснуться, и в то же время невероятно идиллической.

Хоро и Лоуренс переговаривались – иногда смеясь, а иногда и огрызаясь.

И все равно время от времени, после того как они вместе решали что-то, Хоро вдруг замолкала и молча смотрела полными радости глазами.

У нее было такое покойное лицо, словно она и впрямь была в этой идеальной лавке, проводя день за днем под восходящим и заходящим весенним солнышком.

Наконец ее лицо стало сонным, и она погрузилась в дрему.

Конечно, Лоуренс не стал ее будить, но и в постель не отнес.

Он продолжил работать, улыбаясь Хоро. Та время от времени просыпалась и вытирала рот.

Внезапно Лоуренс осознал кое-что.

Всякий раз, когда Хоро просыпалась, у нее было немного беспокойное выражение лица. Сначала Лоуренс думал, что это от неудобства краткого сна, но вскоре почувствовал, что дело немного в другом. Проснувшись, Хоро смотрела на Лоуренса какое-то время, точно пытаясь уяснить для себя, он приснился ей или нет, а потом расслаблялась и снова засыпала.

Осознав, что Хоро старалась убедиться, что он, Лоуренс, по-прежнему здесь, рисовать он больше не смог.

Хоро прожила на свете много веков, по сравнению с которыми время, проведенное ею с Лоуренсом, было просто крохотным. Несомненно, ей оно казалось настолько коротким, что стоит ей заснуть, и оно пролетит совсем. Тем более – сразу после вечного прощания с прежним товарищем по стае, с которым, как Хоро была убеждена, она когда-нибудь встретится.

Вот почему Хоро хотела держать глаза открытыми подольше.

«У меня мало времени», – много раз говорил ей Лоуренс. «Я должен вернуться к своему торговому пути – я не могу путешествовать с тобой вечно», – много раз говорил ей Лоуренс.

Но по-настоящему не хватало времени как раз Хоро.

Она ведь жила очень долго. То время, которое она могла провести с ним, и то, что она могла делать вместе с ним, было просто ничтожным на фоне всего того, что она сможет сделать за, несомненно, колоссальное время, отведенное ей в будущем. Каким бы драгоценным ни было ее время сейчас, какая бы гора вещей ни воздвиглась на этом складе, все равно придет день, когда она все это потеряет.

Вот почему он хотел быть с ней хоть чуть-чуть больше. Хоть чуть-чуть дольше. Ведь время, которое она могла провести с Лоуренсом, было таким кратким.

Лоуренс отложил перо и погладил челку посапывающей рядом Хоро. Ее брови чуть нахмурились, уши дернулись, но она не пробудилась.

Лоуренс с болью смотрел на ее спящее лицо. Ему как будто что-то давило на грудь.

Они приехали в этот город, чтобы разузнать о банде наемников Миюри и о планах компании Дива. Однако они совершенно не намеревались исправлять, тормозить или нарушать эти планы.

Лоуренс хотел бы иметь возможность делать это, но реальность была такова, что возможностью он не обладал. Лоуренс был всего лишь торговцем. Хоро, конечно, была сильна, но противник – могущественная компания с целой армией наготове.

Более того, мастер сражений, возглавляющий банду Миюри, боялся, что Лоуренс и Хоро встанут против компании Дива. Значит, исход был настолько очевиден, что даже дурню было ясно: бросать вызов Диве – абсурд.

Лоуренс пообещал Хоро сделать для нее все, что в его силах. Но даже если Йойтсу угрожало вторжение, уж конечно, Хоро сама не захотела бы, чтобы Лоуренс ставил на кон свою жизнь. И, хотя доподлинно он этого не знал, но предполагал, что Хоро и сама не стала бы драться за Йойтсу. Впрочем, вполне могла бы приложить усилия, чтобы осложнить вторгшимся жизнь.

Иногда ему казалось просто обидным, что, хотя ее истинным обличьем была гигантская волчица, она путешествовала по уголкам и закоулкам такого огромного мира в облике такой хрупкой девушки и в компании такого приземленного торговца, как он. Похоже, она отчаянно пыталась держаться в ритме окружающего мира.

Кроме того, она путешествовала в поисках своей родины и следов своих старых товарищей. Это, безусловно, нельзя было назвать продвижением вперед; скорее, это была попытка увидеть последствия поступков, которые все равно нельзя изменить.

Можно назвать это попыткой как-то возместить то, что она провела несколько веков в пшеничных полях захолустной деревушки, но ведь не вина Хоро, что мир так сильно изменился за это время.

Размышляя, Лоуренс вновь погладил челку Хоро.

Что они в действительности могут сделать в этом городе? Разнюхать планы компании Дива, а потом поднять руки перед всей громадностью этих планов? Или, осознав всю абсурдность этих нацеленных на быструю прибыль планов, молча дрожать от ярости?

В любом случае, поделать ничего было нельзя.

Тем белым утром в монастыре Уинфилда, играясь с искрящимся снегом, Хоро говорила.

Сейчас, по крайней мере, они могут знать, что происходит.

И это все, что они могут.

Лоуренс искренне сожалел, что он не какой-нибудь герой из героической легенды. Хоро была ему неописуемо дорога, а он ничего не мог для нее сделать; это заставляло его задуматься, есть ли в его жизни вообще какой-то смысл.

Спящее лицо Хоро выглядело уставшим от плача.

Даже раздраженная улыбка – уже хорошо. Даже страдальческая улыбка – уже хорошо.

Лоуренсу хотелось бы сделать так, чтобы завтра Хоро думала о чем-нибудь другом.

Чтобы она не сидела перед очагом, вспоминая раны прошлого и пряча их за улыбающимся лицом. Нет, Лоуренс хотел, чтобы ее глаза сверкали под утренним солнцем, а лицо светилось предвкушением того, что ей готовит новый день.