Но тут вмешался Женька.

— Я так не согласен, — сказал он, и на глазах у него показались слезы. — Почему я клялся Родиной, а она только — честное пионерское?..

— Это справедливо, — поддержал его Сережа. — Пусть тоже клянется Родиной.

— Ну что ж, — неохотно согласился Витя. — Пусть поклянется.

— А как это — Родиной? — испуганно спросила Лена.

— Очень просто, — ответил Витя. — Повторяй за мной: именем Родины клянусь, что никогда и никому не раскрою тайны про нашу научную работу, и если я нарушу это слово, пусть меня все презирают, и любой член нашей компании имеет право дать мне по морде.

— Именем Родины клянусь… — повторяла за ним Лена.

— А ты не разговариваешь во сне? — недоверчиво спросил у Лены Женька Иванов.

— Как это — во сне? — удивилась Лена.

— Бывают люди, — с важностью сказал Женька, — которые ночью во сне рассказывают все, что с ними происходило днем. Вот я, например, прежде разговаривал во сне. И чтобы не выдать нашу тайну, перед сном клал в рот «Кис-кис» или «Театральную», но не рассасывал ее, а просто держал во рту. Я из-за этого раз чуть не подавился.

— Я не знаю, — окончательно растерялась Лена. — По-моему, я никогда не разговаривала во сне. Только когда болела гриппом и у меня был бред. Но я спрошу у мамы…

— Ладно, — сказал Витя, — мы тебе доверяем. А пока что мы тебя введем в курс дела.

И Витя начал рассказывать о химии высокомолекулярных соединений, через каждое слово спрашивая у Лены: «Понятно?» — а она в ответ кивала головой.

Я никогда не думала, что отличница Лена Костина так слабо разбирается в химии и так туго соображает. Она кивала головой и ничего не понимала. Женька Иванов разбирался в этом в тысячу раз лучше, чем она.

Чем больше горячился Витя, чем больше щеголял Женька химическими названиями, тем более скучным становилось Ленине лицо. Нет, она не разбиралась в химии, и мечта о том, что можно будет сделать из полимерных пленок искусственную мышцу, ее, по-видимому, не увлекала. Но кое в чем она разбиралась и поэтому сумела поставить всех нас в неловкое положение своим вопросом.

— А почему все это такая тайна? — спросила она вдруг.

— Так ведь если мы найдем катализатор, это будет иметь военное значение, — сказал Витя. — Я ведь тебе говорил…

— Если найдете, — возразила Лена, и в ее голосе выразилось большое сомнение. — Но то, что вы занимаетесь этими химическими опытами, по-моему, скрывать совсем не нужно. И тем более делать из этого секрет и тайну…

— Нет, нужно! — вмешался Сережа. — Мы так договорились — и кончено. А тебе, если не нравится, можешь отправиться…

Сережа страшно разозлился, покраснел, и у него на лбу, над носом вздулась такая синяя жилка, — она всегда у него вздувается, когда его обижают.

Мне это тоже было неприятно, хотя я понимала, что в словах Лены много справедливого.

— Но ведь ты поклялась Родиной, — с упреком сказал Витя.

— Я сдержу данное слово, — ответила Лена. — Только я не понимаю, к чему это… А реактивов у нас дома никаких особенных нет. Есть только маленькая бутылочка живого серебра от прибора, которым мама измеряет больным давление, и разные лекарства. Их можно считать реактивами?

— Вообще-то можно, — нерешительно ответил Витя. — А ртуть нам пригодится. У нас есть немного ртути… Женька для этого специально разбил термометр и сказал дома, что нечаянно, но она уже кончается.

— Я разбил два термометра, — поднимаясь на носки, чтобы быть выше, сказал Женька. От него вкусно пахло хлебом с маслом.

Мы проводили Лену до самого ее дома и постояли еще немного в ее парадном. Витя со своей палочкой показывал разные выпады и приемы, какие применяют мастера рапиры, и говорил что д'Артаньян не справился бы с современным мастером спорта, потому что с тех времен искусство сражения на шпагах шагнуло далеко вперед. Лена рассказывала, что у нее сегодня дома еще будет урок английского, что она уже прочла по-английски «Принц и нищий» Марка Твена и что когда она была с мамой на американской выставке, то экскурсовод спрашивал, не из Англии ли эта девочка — такое хорошее у нее произношение. Даже Сережа, обычно совершенно несклонный к хвастовству, рассказал, что ездил в воскресенье с отцом на рыбную ловлю и поймал на дорожку щуку весом в девять с половиной килограммов. Я тоже не удержалась и сказала, что папа собирается купить мотороллер и учить меня водить его, хотя папа никакого мотороллера не собирался покупать и, напротив, считал, что те, кто ездит на мотороллере, являются «полуфабрикатом для крематория».

Я до сих пор не понимаю, почему мы так «выпендривались» друг перед другом. Очевидно, это заразно. Начнет один, а остальные тоже не могут удержаться.

В общем, мы довольно долго простояли в парадном у Лены, а потом пошли домой. Витя забыл, что ему нужно прихрамывать, и шел ровно и нес свою тросточку в руке, как шпагу, но на нас никто не нападал. А когда мы уже подходили к дому, я оглянулась и заметила, что за нами идет Коля. Он сейчас же скрылся за спинами прохожих. По-видимому, он все время шел за нами. По-видимому, ребята заметили его еще раньше. По-видимому, они его видели, но ничего не сказали.

Я подумала, что это нехорошо и что с Колей нужно что-то решать. Нужно сделать так, чтобы он ходил с нашей компанией. Чтобы он лучше учился. И чтобы я лучше училась. Но как все это сделать?

Я представила себе, как мы подходим к нашему дому и идем через подъезд во двор, и в это время выскакивает целая ватага мальчишек во главе с Петькой из соседнего дома, они нас окружают, и вот уже меня хватают чьи-то руки, и какой-то мальчишка сыплет мне за шиворот зернышки шиповника. В это время неизвестно откуда появляется Коля и своими сильными руками, которые он развил, делая зарядку с кирпичами, расшвыривает мальчишек, дает под дыхало Петьке, который вырвал из рук у Вити его тросточку-шпагу, и мы обращаем в позорное бегство всю эту ватагу. После этого Витя пожимает Коле руку и говорит, что просит его от нашего имени войти в нашу компанию и принять участие в поисках катализатора.

Я знаю, что некоторые мечты сбываются, но я никогда не думала, что такие глупые мечты сбудутся так скоро.

Только мы подошли к нашему двору, как из-за газетного киоска выскочили Петька и еще двое таких же здоровых мальчишек, и Петька выхватил у Вити его тросточку и поломал ее на колене, а другой парень дал Сереже подножку, и он растянулся на земле, а Женька отскочил в сторону и закричал: «Папа!» — но это он для того, чтобы испугать этих ребят, потому что никакого папы поблизости не было, — а я все оглядывалась назад, чтобы увидеть Колю, но его не было видно. И тот мальчишка, который свалил Сережу, закрутил Вите руку за спину, а Петька схватил меня за руку, а третий мальчик, по-моему какой-то новый, потому что мы его раньше не видели, стал сыпать мне за шиворот зерна шиповника.

Я снова оглянулась, но Коли не было. И тогда я применила против Петьки прием, которому меня научил папа: я резко наклонилась, ухватила его руками сзади под коленки, а головой ударила в живот, и он смешно шлепнулся на тротуар и здорово треснулся и хотел меня лягнуть ногой, но я отскочила и дала портфелем по морде этому новому мальчику, который мне сыпал за шиворот шиповник.

А Сережа и Витя вдвоем напали на третьего мальчика. Но тут вмешались прохожие и стали кричать на меня: «Хулиганка!» — и мы убежали домой.

Когда мы отдышались, Витя стал говорить, что если бы Петька не вырвал у него из рук тросточку, то он бы ему показал, и что я молодец, потому что не растерялась, а я сказала, что надо, чтобы с нами вместе из школы ходил Коля, и все согласились, что это не помешает.

— Кого ты больше любишь: папу или маму?

Детям постоянно задают этот нелепый и бестактный вопрос. Если бы у взрослого спросили: «Кого ты больше любишь: жену или мать?» — и он должен был бы ответить прямо и честно, взрослый очень задумался бы перед тем, как задавать ребенку такой вопрос. И все-таки, когда я знакомлюсь с новой подругой или новым товарищем и бываю у них дома, я часто задумываюсь, а кого он или она любит больше: мать или отца, хотя никогда, понятно, об этом не спрашиваю.