Однажды она раскрыла сердце своей дурной подруге, Севере. Это было на пастбище, в конце дороги Кувшинок. Там росла старая яблоня, она была вся в цвету, так как, пока тянулись все эти дела, наступил май месяц, и Мариета пасла своих овец у берега реки, а Севера пришла поболтать с нею под этой цветущею яблоней.

Но, по воле бога, Франсуа, который тоже находился там, услышал их разговор; видя, что Севера идет на пастбище, он заподозрил, что она хочет завести какие-нибудь козни против Мадлены; река была низка, и он тихонько прошел по берегу ниже кустов, которые так высоки в этой местности, что укрыли бы и проезжавшую подводу с сеном. Когда он дошел до цели, он сел, почти не дыша, на песок, и не прятал своих ушей в карман.

И вот как работали эти два женских языка. Сначала Мариета призналась, что ей не нравится ни один из ее поклонников и все это из-за какого-то мельника, который совсем не был с нею любезен, и один не давал ей спать. Но у Северы была мысль — соединить ее с одним из своих знакомых, который очень этого хотел; доказательством этому служило то, что он обещал крупный свадебный подарок Севере, если она устроит его женитьбу на маленькой Бланшэ. Вероятно, Севера получила вперед задаток от него и от некоторых других. Потому-то она и делала все, что могла, чтобы отвратить Мариету от Франсуа.

— Да провались ты со своим подкидышем! — сказала она ей. — Как, Мариета, девушка с вашим положением и вдруг выйдет замуж за подкидыша! И ваше имя будет мадам Родинка, ведь другого имени у него нет. Мне будет стыдно за вас, бедная моя душенька. А затем, ведь вы должны будете еще препираться из-за него со своею невесткой, ведь это ее сердечный дружок, и это так же верно, как то, что мы здесь вдвоем.

— Насчет этого, Севера, — вскричала Мариета, — вы давали уже мне понять не один раз; но я не могу этому поверить; моя невестка уже в годах.

— Нет, нет, Мариета, ваша невестка совсем не в тех годах, чтобы без этого обойтись; ей всего тридцать лет, а этот подкидыш был совсем мальчишкой, когда ваш брат нашел, что он в чересчур большой близости с его женой. Потому-то он однажды здорово и избил его кнутовищем и выгнал вон из дому.

У Франсуа было очень большое желание выскочить из-за кустов и крикнуть Севере, что она солгала, но он не позволил себе этого и оставался тихо сидеть.

И тут уж Севера не пожалела красок и наврала таких гадостей, что Франсуа бросило в жар, и он с трудом себя сдерживал.

— Значит, — сказала Мариета, — он пытается на ней жениться, ведь теперь она вдова: он уже дал ей хорошую часть своих денег и захочет, по крайней мере, воспользоваться имением, которое он выкупил.

— Но он поплатится за свое неблагоразумие, — сказала та, — ведь Мадлена поищет кого побогаче теперь, когда она его обобрала, и найдет такого. Ей, конечно, нужно взять мужчину, чтобы обрабатывать свое поместье, а пока она найдет, кого ей надо, она оставит у себя этого большого дуралея, который служит ей даром и развлекает ее в ее вдовстве.

— Если она ведет такую жизнь, — сказала Мариета, страшно раздосадованная, — то в каком же почтенном доме я живу! Знаете, моя бедная Севера, я очень скверно устроена, обо мне будут плохо говорить. Знаете, я не могу больше, там оставаться, мне нужно оттуда уйти. Да, вот они, эти ханжи, которые находят во всем дурное, потому что только один бог видит их бесстыдство! Пусть она только попробует теперь что-нибудь плохое сказать про вас или про меня! Ну, что же, я откланяюсь ей и перейду жить к вам, а если она на это рассердится, я ей отвечу; а если она захочет меня заставить вернуться к ней, я буду жаловаться и все о ней расскажу, слышите вы?

— Есть гораздо лучший способ, Мариета, вам нужно выйти замуж, как можно скорее. Она не откажет вам в своем согласии, так как она торопится, я в этом уверена, освободиться от вас. Вы мешаете ее связи с прекрасным подкидышем. Но вы не можете ждать, видите ли, так как могут сказать, что он одновременно и ваш и ее, и никто не захочет на вас жениться. Выходите же поскорее замуж и берите того, кого я вам предлагаю.

— Кончено! — сказала Мариета, одним ударом ломая свою пастушечью палку о старую яблоню. — Я даю вам свое слово. Пойдите за ним, Севера, пусть он приходит сегодня к нам делать мне предложение, и пусть наше оглашение будет в следующее воскресенье.

Никогда еще Франсуа не был таким грустным, как выходя из под речного откоса, где он спрятался, чтобы услыхать эту бабью болтовню. На сердце у него был тяжелый камень, и, дойдя до середины обратной дороги, он почувствовал, что у него не хватает духа вернуться домой; свернув по дороге Кувшинок, он пошел посидеть в дубовый лесок в конце луга.

Когда он остался там совсем один, он стал плакать как ребенок, и сердце его разрывалось от горя и стыда; ему было страшно стыдно от этих обвинений и от мысли, что его бедный дорогой друг Мадлена, которую он всю жизнь так честно, благоговейно любил, получает от его услуг и добрых намерений одну только оскорбительную брань злых языков.

«Боже мой! боже мой! — говорил он сам себе. — Возможно ли, чтобы свет был так зол и чтобы такая женщина, как Севера, имела наглость мерить на свой аршин честь такой женщины, как моя дорогая мать… И такая молоденькая девушка, как Мариета, ум которой должен бы быть обращен к невинности и правде, ребенок, который еще не ведает зла, и она, однако же, слушает слова дьявола и верит им, будто изведала его укус; в таком случае и другие поверят этому; а так как большая часть смертных привычна ко злу, то почти все подумают, что если я люблю мадам Бланшэ, и она меня любит, значит, между нами любовная связь».

Вслед за тем бедный Франсуа начал проверять свою совесть и опрашивать себя, пребывая в большой задумчивости, не был ли он чем-нибудь виноват в том, что Севера так плохо думала о Мадлене; хорошо ли он действовал во всех отношениях, не подавал ли он повода к таким дурным мыслям, хотя бы против своего желания, но из-за неосторожности или недостатка скромности. Но сколько он ни искал, он не мог найти ничего похожего на то, чего у него никогда и не было в мыслях.

И вот, все думая и размышляя, он сказал себе еще так:

«Эх! а даже если бы моя дружба и перешла в любовь, что плохого нашел бы в этом господь в настоящее время, когда она вдова и вольна выйти замуж. Я отдал ей хорошую часть моего состояния, а также и Жани. Но у меня остается еще достаточно, чтобы быть хорошей партией, и она не причинит убытка своему ребенку, взяв меня в мужья. Значит, с моей стороны не было бы пустым тщеславием желать этого, и никто не мог бы заставить поверить, что я люблю ее из-за выгоды. Я — подкидыш, но она-то не обращает на это внимания. Она любила меня как своего сына, а это самая сильная привязанность, она смогла бы меня полюбить и иначе. Я вижу, что ее враги заставят меня ее покинуть, если я на ней не женюсь; а покинуть ее еще раз для меня все равно, что умереть. К тому же я еще ей нужен, и было бы подлостью оставлять столько хлопот на ее руках, когда, кроме моих денег, есть еще и мои руки, чтобы ей служить. Да, все то, что мое, должно быть ее, и так как она часто мне говорит, что хочет расплатиться со мной понемногу, то я заставлю ее бросить эту мысль, сделав все общим с разрешения бога и закона. И еще она должна сохранить свою добрую славу для сына, и только замужество поможет ей ее сохранить. И как это я еще никогда об этом не думал, и нужен был змеиный язык, чтобы я догадался. Я был чересчур прост, ничего не подозревал, а моя бедная мать так добра к другим, что никогда не думает о вреде, который могут нанести ей самой. Итак, все к лучшему, по воле неба, и мадам Севера, желая причинить зло, услужила мне, научив меня моему долгу».

И больше уже не удивляясь и ни о чем себя не спрашивая, Франсуа пошел своей дорогой, решив тотчас же переговорить с мадам Бланшэ о своей мысли, и попросить ее на коленях взять его, как свою поддержку, во имя бога и на вечную жизнь.

Но когда он пришел в Кормуэ и увидел Мадлену, которая пряла шерсть на пороге своей двери, то в первый раз в жизни ее лицо произвело на него такое впечатление, что он оробел и просто застыл. Вместо того, чтобы, как обычно, подойти прямо к ней, поглядеть на нее открытыми глазами и спросить ее, хорошо ли она себя чувствует, он остановился на маленьком мосту, будто рассматривая шлюзы мельницы и поглядывая на нее сбоку. А когда она сама повернулась к нему, он отвернулся в другую сторону, сам не понимая, что с ним и почему то самое дело, которое показалось ему только что таким простым и нужным, вышло, на поверку, далеко не легким.