Получив разрешение на наступательные военные действия, Григорий Аникиевич и Яков по возвращении начали запасать оружие, пушки, «шеломы», «жамы», панцири, кольчуги и готовиться к серьезному походу. Однако им пришлось ограничиться лишь запасанием боевых материалов, — выступить открыто против сибирского хана им не довелось; главным и даже единственным препятствием к этому служил недостаток в людях, годных для серьезных походов. Прирожденные богатства — пушной зверь, обилие рыбы и «угодие» земли под хлебопашество — привлекли и на старые, и на новые места многих нетяглых и бесписьменных людей, которых братья снабжали всем необходимым для ведения хозяйства, селили по городкам и деревням, позволяли им самим выбирать удобные для поселения уголки, — но эти пришлые элементы были весьма мало пригодны для образования из них воинов. Только бесшабашное вольное казачество во главе с Ермаком дало Строгановым возможность осуществить свои намерения.

Вывариваемую в большом количестве соль Строгановы на крупных и малых судах отпускали для продажи вверх по Каме — к Чердыню и дальше, вниз по ней — к Казани и Нижнему Новгороду, и вверх по Оке — до Калуги и Коломны, поставив, таким образом, сбыт этого продукта еще шире, чем он был при их отце, и почти совершенно освободив торговлю от всяких пошлин; так, например, только Строгановы не платили денег при проезде их судов мимо Касимова, где в то время жил татарский хан Ших-Алей, имевший право на поборы со всех провозившихся по Оке товаров.

Григорий Аникиевич умер, вероятно, в 1575 году; в позднейших документах, например, в грамоте, данной в 1576 году на имя сына его Никиты и племянника Максима Яковлевича, он уже не упоминается.

Строгановы Никита Григорьевич и двоюродный брат его Максим Яковлевич, дети Григория и Якова Аникиевичей, первые в роде «именитые люди», известны, главным образом, тем, что призвали к себе на службу волжских казаков во главе с Ермаком и снабдили их средствами для похода в Сибирь. При жизни родителей они играли подчиненную роль, после же их смерти продолжали совместно управлять пермскими землями вплоть до 1579 года, когда вместе с дядей, Семеном Аникиевичем, жившим в Сольвычегодске, решили поделить все имущества, находившиеся до тех пор у них в общем владении. По их просьбе, для утверждения раздела и уверстания каждой части оброком, из Москвы был прислан «сотной писец» Иван Яхонтов, впервые приведший в некоторую известность для московского правительства строгановские владения. Из его описи, известной под именем «Сотной книги» (подлинник ее в 1626 году сгорел во время пожара в Новгороде, сохранились лишь списки, частью опубликованные, но едва ли полные и вполне сходные с оригиналом), видно, что к этому времени в пермских владениях Строгановых состояло 4 городка, 11 деревень, 28 починков, 1 мельница, 352 двора, людей взрослых мужского пола 758 душ, земли пахотной 4 329 четвертей, лесу пашенного 677 четвертей, сена — 17 669 «копен» («копна» — земельная мера, равная '/10 десятины). Всего же земли, на основании жалованных грамот, к этому моменту во владении Строгановых числилось свыше 8 миллионов десятин. По этому разделу две части имущества поступили в общее владение и пользование Семена и Максима Яковлевичей, они получили: земли по Каме протяжением свыше 100 верст, по Чусовой — 20 верст, по Сылве — 40 верст и др., 3 городка, 2 острожка, 8 деревень, 21 починок, 1 875 десятин пахотной земли и свыше 10 тысяч «копен» сена; остальная треть досталась отдельно Никите Григорьевичу и состояла из земель, лежавших главным образом по той же Каме, от реки Пыскорки до рек Инвы и Косвы, протяжением на 74 верст, с городком Орел, 3 деревнями, 4 починками и пр.; подобным образом были поделены и сольвычегодские владения. После раздела Максим Яковлевич поселился в Чусовском городке, Никита Григорьевич — в Орле, а Семен продолжал оставаться в облюбованном им Сольвычегодске.

Сольвычегодские владения Строгановых, находясь в относительно мирном уголке России, были в сравнительной безопасности от нападений и грабежей со стороны полудиких инородцев. Наоборот, пермские их земли в этом отношении были поставлены в гораздо более неблагоприятные условия; окруженные со всех сторон инородцами, даже в значительной степени населенные ими, обретаясь в непосредственном соседстве с неспокойной Сибирью, они неоднократно подвергались уже и раньше набегам как со стороны ближайших туземных племен, которых Строгановы постепенно вытесняли и ограничивали в пользовании природными богатствами края, так и со стороны людей сибирского хана Кучума, который близость Строгановых и возводившиеся ими укрепления мог рассматривать как угрозу целости его владений. Над обеспечением безопасности пермских земель Максим Яковлевич и Никита Григорьевич должны были серьезно призадуматься. В их распоряжении были значительные запасы боевых средств, заготовленные еще их родителями, но ощущался большой недостаток в людях, способных к ратному делу. И вот в конце 1578 года братья прослышали, что по Волге и Хвалынскому (Каспийскому) морю подвизается шайка казаков, своими грабежами иностранных и русских купцов, даже царских послов (например, русского посла в Персию — Карамышева) навлекшая на себя гнев Иоанна и подвергавшаяся вследствие этого преследованию царских воевод. Максим Яковлевич и Никита Григорьевич задумали воспользоваться для своих целей услугами именно этой шайки. Весною 1579 года они послали на Волгу к Ермаку Тимофеевичу, Ивану Кольцо, Никите Пану, Якову Михайлову, Матвею Мещеряку и другим главарям атаманства «вернейших своих служителей» с предложением поступить к ним, Строгановым, на «службу честную». В посланной ими казакам «ласковой» грамоте, датированной б апреля 1579 года, Максим Яковлевич и Никита Григорьевич убеждали их «быть не разбойниками, а воинами царя Белого и… примириться с Россией». «Имеем крепости и земли, — писали они дальше, — но мало дружины; идите к нам оборонять Великую Пермь и восточный край христианства» (Карамзин. Т. 9. С. 224). Как известно, казаки приняли это предложение и осенью того же года, «на самом рек заморозе», подымаясь вверх по Волге, Каме и Чусовой, прибыли к Строгановым в числе 540 человек. Число это, впрочем, в летописных указаниях весьма сильно варьирует; в то время как Есиповская и Строгановская летописи в полном согласии называют 540, Ремезовская повышает его до 6 000 человек, что совсем невероятно. Точно так же летописные указания, а вслед за ними и мнения исследователей расходятся и по вопросу о том, был ли Ермак действительно приглашен Строгановыми или же, убегая от преследования царских воевод, сам пришел к ним. Известное основание для второго предположения можно найти в той же Есиповской летописи, в которой повествуется: «Побегоша казаки (преследуемые царскими воеводами) вверх по Волге… и дойдоша до Камы, и Камою до устья Чусовой, на ней же Строгановы вотчины и русские люди живуще…» Противоположное предположение опирается на упомянутую в тексте «ласковую» грамоту, в его же пользу определенно высказывается строгановский летописец, наконец, в царской грамоте на имя одного из позднейших представителей рода Строгановых прямо сказано: «Предки его призвали с Волги атаманов и казаков, Ермака с товарищи, в свои вотчины…» Возможно, что Максим Яковлевич и Никита Григорьевич, призывая опальных казаков и боясь гнева Иоанна, старались держать этот {поступок по возможности в тайне, почему он, может быть, и остался для некоторых летописцев неизвестным. Что делали казаки у Строгановых в первый год по прибытии, не вполне ясно. Некоторые источники утверждают, что они будто бы сражались с вогуличами, напавшими на пермские земли Строгановых, но это совершенно невероятно, так как разумеещееся здесь нападение произошло уже после отплытия Ермака в Сибирь. Историк Миллер полагает, что в течение первого года они занялись распашкой необработанных земель, приведя в годное для хлебопашества состояние один из берегов Чусовой на протяжении 70 верст. Это предположение, по крайней мере во всем его объеме, также слишком гипотетично и маловероятно.