Оценки могут принадлежать разным субъектам, один из которых может оценивать какое-то состояние как «хорошее», а другой — как «безразличное» или «плохое». Оценки «Хорошо, что А», и «Плохо, что А», принадлежащие двум разным субъектам, не противоречат друг другу. Описания же «Истинно, что А» и «Ложно, что А» противоречат друг другу, даже если они принадлежат разным субъектам. Далее, оценки одного и того же объекта, даваемые одним и тем же субъектом, могут иметь разные основания. Выражения «Хорошо, что А, с точки зрения С» и «Плохо, что А, с точки зрения D» не противоречат друг другу, даже если они принадлежат одному и тому же субъекту. Субъекты и основания разных оценок не могут быть отождествлены, оценки не являются интерсубьективными в том же смысле, что и описания.
Между истиной и ценностью имеется асимметрия еще в двух аспектах. Во-первых, установление истинностного отношения мысли и действительности чаще всего особо не отмечается: просто сказать «Трава зеленая» все равно, что сказать «Истинно, что трава зеленая». Установление ценностного отношения всегда требует специальных языковых средств: «Хорошо, что трава зеленая». Во-вторых, слово «истинный» употребляется, как правило, только применительно к утверждениям. Слово «хороший» многофункционально. «Хорошо, что снег бел» — это эллиптическая оценка, говорящая о соответствии белого снега какой- то, не указанной явно идее (оценка с опущенным основанием). «Хороший снег является белым» — в этом утверждении фиксируется одно из свойств, входящих в стандартное представление о том, каким должен быть «настоящий» снег. «Этот снег хороший» — оценка, основанием которой является «образцовое» представление о снеге, и т.п.
Эти различия между истинностным и ценностным употреблениями языковых выражений существенно затемняют параллель между истиной и ценностью как двумя характеристиками отношения мысли к миру. Затемняют, но отнюдь не разрушают и не устраняют ее.
Сложность проведения различия между описаниями и оценками во многом связана с тем, что многие выражения языка имеют «смешанный», описательно-оценочный характер. Одно и то же выражение, например, аксиома какой-то теории или принцип морали, может в одной ситуации функционировать как описание, в другой — как оценка, и нередко даже с помощью контекста трудно определить, в какой из этих двух противоположных ролей употребляется выражение.
Оценочное утверждение не является ни истинным, ни ложным. Оно стоит, как говорят, «вне категории истины». Истина характеризует отношение между описательным утверждением и действительностью; оценки не являются описаниями. Они могут характеризоваться как целесообразные, эффективные, разумные, обоснованные и т.п., но не гак истинные или ложные. Споры по поводу приложимости к оценочным утверждениям терминов «истинно» и «ложно» во многом связаны с распространенностью двойственных, описательно-оценочных выражений, которые функционируют в одних ситуациях как описания, а в других — как оценки.
Если под оценкой понимается каждый случай подведения объекта под мысль и установления тем самым ценностного отношения, все оценки можно разделить на явные, выраженные эксплицитно в языке, и неявные, неосознанные или только подразумеваемые.
Стандартная форма явных абсолютных оценок «Хорошо (плохо, безразлично), что то-то и то-то». Иногда такие оценки выражаются в форме: «Должно быть (не должно быть; безразлично, будет ли) так, что то-то и то-то».
Формы вхождения в рассуждение или теорию неявных оценок гораздо более многообразны.
К выражениям оценочного характера относятся всякого рода стандарты, образцы, идеалы и т.п. Очевиден оценочный элемент в советах, пожеланиях, методологических и иных рекомендациях, предостережениях, просьбах, обещаниях, угрозах и т.п.
Ценностное отношение мысли к действительности находит свое выражение также в разнообразных нормах. Их область крайне гетерогенна и включает законы государства, правила всякого рода (правила игры, грамматики, ритуала, исчислений и т.п.), команды, директивы, технические (или целевые) нормы, моральные нормы и т.д.[233].
Обычно нормы противопоставляются и описаниям, и оценкам. Попытки установить связь оценок и норм редки, причем заранее предполагается, что вопрос об этой связи весьма сложен. Чаще всего утверждается, что оценки как-то лежат в основе норм или каким-то образом влекут нормы. Попытки выявить точный механизм этой связи приводят обычно к громоздким и содержательно неясным конструкциям[234].
В действительности эта связь проста. Нормы представляют собой частный случай ценностного отношения между мыслью и действительностью. Как таковые они являются частным случаем оценок. Именно тем случаем, который представляется нормативному авторитету настолько важным, что он находит нужным установить определенное наказание за приведение действительности в соответствие с оценкой. Норма — это социально навязанная и социально закрепленная оценка. Средством, с помощью которого оценка превращается в норму, является санкция, или наказание, в широком смысле слова.
Формально идею, что нормы — это частный случай оценок, можно реализовать по-разному. В частности, может быть принято определение: Обязательно A =Dr Хорошо, что А, и хорошо, что если не-А, то наказание.
Этим определением норма, предписывающая какое-то действие, разлагается на две оценки. Одна из них — это позитивная оценка самого действия, другая — позитивная оценка условной связи между воздержанием от данного действия и наказанием[235].
Наказание многолико и разнородно, начиная с лишения жизни и кончая осуждением историей. Соответственно, и граница области норм не является четкой. В частности, правовые нормы — это жестко закрепленные социальные оценки со строго фиксированной санкцией. Методологические правила — оценки, отказ от реализации которых грозит возникновением каких-то, не оговоренных заранее затруднений в исследовательской деятельности. Правила игры — оценки со своеобразной санкцией: человек, пренебрегающий ими, выбывает из игры («играет в другую игру»). Грамматические нормы — оценки с расплывчатой санкцией, во многом сходной с наказанием за нарушение правил игры, и т.д. Разнообразие возможных видов человеческой деятельности — от преобразования природы и общества до игры в крестики и нолики — лежит в основе разнообразия тех наказаний, которыми сопровождается нарушение норм, и разнородности поля самих норм.
Нормы как оценки, стандартизированные с помощью санкций, являются достаточно узким классом оценок. Нормы касаются человеческих действий или вещей, тесно связанных с деятельностью, в то время как оценки могут относиться к любым объектам. Нормы направлены в будущее, оценки могут касаться как прошлого и настоящего, так и того, что существует вне времени.
Многие выражения имплицитно включают нормативный и, значит, оценочный элемент.
Вопросы, имеющие характер требований, просьб или рекомендаций предоставить определенную информацию, неявно содержат оценку.
Существенным является различие между реальными и номинальными определениями. Первые представляют собой описания. Они претендуют на соответствие действительности и являются истинными или ложными. Вторые — это, в сущности, завуалированные предписания. Они требуют употреблять определяемый термин в задаваемом ими значении, не считаясь с особенностями реальной ситуации. Более того, сама эта ситуация в случае необходимости должна быть преобразована так, чтобы не приходилось отступать от предписанного значения. Номинальные определения не имеют истинностного значения[236]. Как предписания номинальные определения являются оценками и представляют собой обычную форму неявного введения ценностных отношений и оценок.
Хорошо известные трудности разграничения реальных и номинальных определений — это только частный случай тех затруднений, с которыми почти всегда связано различение истинностного и ценностного типов сопоставления мысли и действительности. Зачастую языковое выражение в одном контексте звучит как реальное определение, а в другом выполняет функцию номинального. Иногда реальное определение, описывающее какие-то объекты, обретает оттенок требования, как употреблять термин, соотносимый с ними. Номинальное определение может нести отзвук описания. Из психологии восприятия известны графические фигуры, которые при пристальном их рассматривании предстают то выпуклыми, то вогнутыми. Сходным образом одно и то же определение при вдумывании в него может казаться то реальным, то номинальным.
233
О многообразии и разнородности норм см.: Wright G.H. von. Norm and Action. A Logical Inquiry. — London, 1973. — Ch. 1. Г. фон Вригт выделяет три главных типа норм: правила (их прототипом могут служить правила игры; к правилам относятся, по всей вероятности, законы логики и математики); предписания (например, законы государства) и технические нормы, говорящие о том, что должно быть сделано для достижения определенного результата. Помимо этих трех групп, фон Вригг выделяет также обычаи, моральные принципы и правила идеала. Последние группы норм занимают как бы «промежуточное» положение между главными типами норм.
234
См., например: Szewczyk /. Zagadnienie zaleznosci wzajemnej ocen i norm // Studia fflozoficzne. — 1964. — N 3.
235
См. об этом: Ивин А.А. Ценности в научном познании // Логика научного познания. Актуальные проблемы. — М., 1987. — С. 242; Ивин А.А. Логико- философское исследование ценностей // Исследования по неклассическим лоткам. — М., 1989. - С. 268—270.
236
К.Айдукевич определяет реальное определение как однозначную характеристику предмета, а номинальное — как терминологическую конвенцию. Первое является истинным или ложным, второе не имеет истинностного значения (Ajdukiewicz К. Tizy pojfcia definicji // Jfzyk i poznanie. — Warszawa, — 1965. — T. 2). Истолкованные таким образом реальные определения являются описаниями, а номинальные определения — предписаниями.