С улицы доносился грохот. Где-то близко рвались снаряды. Враг вел яростный обстрел города.

— Партбилет при вас?

— Как всегда!

— Сдайте его в сейф.

В заключение секретарь сказал:

— Начинайте действовать осмотрительно. Без острой необходимости не рискуйте. — И, пожимая руку на прощание, добавил неофициально: — У вас есть замечательное качество для работы в торговле.

— Какое? — высоко вскинул тонкие длинные брови Виктор.

— Обворожительная улыбка, — ответил секретарь. — Постарайтесь сделаться этаким веселым торгашом, мечтающим разбогатеть при «новом порядке», открыть свою лавочку.

— Если даже черти на сердце скребут, улыбайся, будь обходительным! — добавил старший Измайлов.

— Да, роль нелегкая, — еще раз крепко пожав руку, сказал секретарь.

Виктор Измайлов сразу же покинул город и вернулся только на пятый день, когда фашисты установили свою власть. Он поступил на работу в продуктовый магазин, но торговать было нечем. Покупателей мало, так что некому было улыбаться, не на ком испытывать силу обаяния «молодого торговца»...

Потянулись долгие тревожные дни ожидания. Прошло уже две недели, а на связь никто не приходил. Не имея опыта подпольной работы, Виктор действовал по своему усмотрению. С помощью брата он установил контакт с Марией Ивановной Дунаевой, поручил ей присматриваться к людям и приближать к себе тех, кто, не страшась последствий, готов вести борьбу с фашистскими оккупантами.

Это задание Дунаева выполняла с большой осторож:-ностью.

Однажды, когда Виктор вывозил товар с базы, к нему подошел мужчина с приятной наружностью. На левой щеке виднелась бородавка.

— Измайлов? Виктор Васильевич?

— Да.

— Очень приятно, я торговый агент. Вы собрались в магазин?

— Туда.

— Разрешите мне поехать с вами?

— Пожалуйста.

В дороге незнакомец неожиданно спросил:

— Вы не знаете, где можно купить конфеты к чаю?

Сердце Виктора забилось чаще, он с радостью посмотрел в строгие глаза долгожданного связного.

— Вчера к исходу дня их продали...

Попутчик крепко пожал Измайлову руку.

— Наконец-то! — невольно вырвалось у Виктора. — Я уже заждался вас.

— И нам хотелось раньше связаться с вами, но...

— Понимаю!

— Завтра вы должны встретиться с Добрым, представителем подпольного обкома партии. Он будет вас ждать возле речки, у замка Любарта.

В назначенное время Виктор и связной, захватив для отвода глаз удочки и нехитрые рыбацкие снасти, отправились на встречу.

Возле замка «рыбаки» миновали ветхий мостик и пошли вдоль берега. В условленном месте сидел полный мужчина лет сорока. Из-под густых бровей он внимательно наблюдал за поплавками, а уголком глаза осмотрел приближавшихся.

— Ну как, клюет? — спросил связной.

— Пока не очень, а начнет садиться солнце — обязательно клюнет, — ответил тот густым басом.

Вокруг никого не было. Связной подсел ближе:

— Это он, Виктор Измайлов.

— Забрасывайте удочки, — кивнул Добрый Виктору.

Виктор пристроился рядом, а связной отошел в сторонку и тоже закинул удочки.

Добрый подробно расспрашивал Измайлова, как он устроился, с кем встречается, что делают его брат и друзья.

Вытащив удочку и поправив червячка, Добрый по-отечески наставлял Измайлова. Он говорил о том, что подпольщики должны прежде всего разоблачать версию фашистов о небоеспособности Красной Армии, распространять листовки со сводками Совинформбюро, подымать дух у населения и веру в победу Страны Советов.

— Учтите, товарищ Измайлов, кроме вашей группы действуют и другие. Так что, если вдруг у вас появятся негласные помощники, не удивляйтесь.

Добрый потянул удочку, хотя и не клевало, насадил на крючок нового червячка.

— Ваши люди вооружены?

— Нет.

— А у вас лично есть пистолет?

— Нету.

— Через два-три дня мы передадим вам пару пистолетов и несколько гранат. Но никаких серьезных операций без согласования с нами не предпринимайте, чаще информируйте нас обо всем, что происходит в городе. Связного вы всегда найдете в часовой мастерской, что у центрального входа на базар. Спросите Ивана Денисовича. Ну, пора расходиться...

Только он это сказал, послышался легкий свист: связной предупреждал — чужой!

Подошел невысокий, щупленький человек. В руках он держал длинное бамбуковое удилище.

— Здравствуйте. Богатый нынче улов?

— Здравствуйте, — отозвался Добрый. — Сегодня не везет...

— Эге, надо умеючи! А вы что ж, так-таки с пустыми руками и возвращаетесь? — пристально глядя на собравшегося уходить Виктора, спросил он. — Не стыдно?

— Был бы у меня такой красивый поплавок, как у вас, может, и клюнуло бы. — Не скрывая иронии, Виктор кивнул на новенький красный поплавок с длинным гусиным стержнем на удочке незнакомца.

— Ну-ну... — хмыкнул под нос «рыбак» и удалился.

— Остерегайтесь таких, — предупредил Добрый. — Глупец, простачков ищет! Да, чуть не забыл, — спохватился он, — в любом случае мы друг друга не знаем. Встретились только здесь.

— Понятно.

* * *

Дунаева свела Пашу с Наташей Косяченко и Анной Остапюк. Посоветовавшись, девушки решили прежде всего достать медикаменты для раненых военнопленных.

Паша обошла несколько аптек. В одной из них она встретила знакомую провизоршу. Та дала ей ваты, с десяток бинтов, несколько пузырьков с йодистой настойкой и два термометра...

Домой Паша вернулась радостная: оказывается, кое-что можно сделать, стоит только начать.

В тот же день зашла на квартиру, где жила Шура Бе-локоненко.

— Если бы не счастливая встреча с Дунаевой, — делилась Паша с подругой, — я бы долго еще билась одна, как рыба об лед. А ты, Шура, будешь с нами?

— Куда ты, Паша, туда и я! — твердо заявила подруга.

Впрочем, Паша и не сомневалась именно в таком ответе Шуры Белоконенко. Девушки горячо обнялись: и дальше они пойдут одной дорогой, но на этот раз более трудной — суровой дорогой борьбы.

С хозяйкой квартиры, Марией Григорьевной Галушко, Шура сдружилась еще до войны. И когда она возвратилась в Луцк после неудачной эвакуации, Мария Григорьевна снова охотно ее приютила.

Сейчас Галушко так же радушно приняла и подругу своей квартирантки, Пашу Савельеву, понравившуюся ей с первой встречи. У Паши была гордая осанка, говорила она вдумчиво, не торопясь, как бы взвешивая каждое слово. И Галушко сделала вывод: «Серьезная, собранная».

Однажды, услышав разговор Паши и Шуры о бесчинствах фашистов, хозяйка тяжело вздохнула и, по привычке склонив голову набок, пытливо спросила, что же делать, как жить дальше.

— Больше всего жалко мне тех, кто в лагере военнопленных, — горестно промолвила она. — Если б не дети... — И на полном добродушном лице ее появились глубокие морщинки.

У Марии Григорьевны было трое маленьких детей. Подумав об этом, Паша ободряюще гляиула на хозяйку:

— А вы не огорчайтесь, Мария Григорьевна. Не обязательно самой идти на риск. Если хотите помочь военнопленным, для начала достаньте какую-нибудь одежонку. Ведь у многих осталась мужская одежда. Или сухарей соберите.

На добром лице Марии Григорьевны засветилась улыбка.

Как-то вечером, когда Паша, Шура и Мария Григорьевна обдумывали, как лучше передать в лагерь медикаменты, в дверь постучали.

— Кто? — громко окликнула Мария Григорьевна.

— Свой!

Вошел среднего роста мужчина, худощавый, с выразительным бледным лицом и пышной каштановой шевелюрой. Он осведомился, не помешал ли своим приходом, и, не дожидаясь, пока хозяйка квартиры его представит, отрекомендовался:

— Ткаченко.

Паша и Ткаченко удивленно посмотрели друг на друга.

— Вы? — обрадовался Ткаченко.

— Как видите, Алексей Дмитриевич! — ответила Паша, восторженно пожимая руку старого знакомого, и тут же пояснила Шуре: — Алексей Дмитриевич — инженер, мы давно знаем друг друга.

— Не ожидал вас здесь встретить! Вы все время в Луцке? — интересовался Ткаченко.