Лида продолжала:

— Я никогда так остро не чувствовала, что это моя Усмань. И куда бы я ни попала, дороже и ближе для меня, чем этот лес, наша река, моя Усманка, ничего не будет.

— Забудешь, — сказал грустно Димка.

— Нет! Всё, что кругом, — это я сама.

— И меня забудешь, — опять грустно сказал Димка.

— Тебя? — она посмотрела на него. Не видела, что ли? Подумаешь, Димка! Его Рыжим дразнят. Он картавит немножко… А у Лиды коса. Она отличницей в школе была.

И вдруг она поцеловала его в щёку. Громко чмокнула. Я даже растерялся. Птица в камыше замолчала на минуту, потом ещё громче закричала: «Ку-да? Ку-да?»

— Хочешь, не поеду? — сказала она. — Хочешь, останусь?

Такое сказать! Из-за рыжего Димки не поехать в техникум? Ненормальная!

Димка помолчал и ответил:

— Ты поезжай. Только про меня не забывай. Мне осенью в армию идти. Отслужу, ты учиться кончишь… Мы будем писать письма друг другу.

Больше я не мог слушать. Мне почему-то стыдно стало.

Я бросил помидоры в траву и пошёл домой. Может быть, Димка стоящий парень? Баян купил… Учится играть. Сразу-то никто не умеет играть. Я тоже хочу научиться играть на баяне. Только у меня инструмента нет, вот я Димке и завидую. Разве не так?

Мама разбудила в шесть часов утра. Просыпаюсь я всегда с трудом. Долго лежу с закрытыми глазами. Мне хочется, чтоб про меня забыли, и тогда я ещё немножко посплю.

— Сынок, пора. Не успеешь на автобус, — сказала мама и поцеловала. Я сразу проснулся. Удивительное дело!

По радио тихо передавали музыку. Папа ещё спал, про Женьку и говорить нечего, она посапывала сладко. Захотелось залезть под одеяло, но я пересилил себя, побежал во двор к умывальнику.

Трава была мокрая и хрустящая.

Я забежал под навес, на столбе висел умывальник, я взял зубную щётку. За забором кто-то тихо пел песню про тайгу. Лида, я сразу узнал её голос. Тоже рано встала: к первому поезду боится опоздать.

— С добрым утром! — крикнул я.

— Коля, здравствуй! — ответила она. Она с той стороны забора поставила табуретку, залезла на неё.

— Давай поговорим о том о сём, — сказала она и подмигнула, потом засмеялась. — Поговорим?

Мне трудно было разговаривать: я чистил зубы.

— Я уезжаю, — сказала она. Волосы у неё были уложены на голове в высокую причёску, солнце било в волосы, и они точно светились. Интересно так…

— Ты мне писать будешь? Я попрошу, чтоб тебе дали мой адрес, ты мне обязательно напиши. Очень прошу, а то я буду скучать. Будешь писать, как вы тут живёте, кого ты видишь, кто с кем дружит?

— Ладно… — Я-то знал, кто её интересует, про кого она хотела, чтоб я ей писал, — про Димку.

— Меня никто провожать не будет, — вздохнула она.

— Почему?

— Не люблю. Потому что, когда провожают, это вроде навсегда. Ты без меня будешь скучать?

Сроду-то я не думал над таким вопросом — буду ли я скучать без неё? Но раз она спросила, то я кивнул головой, что буду. Я вдруг вспомнил, как однажды она подарила мне вечную ручку. Какая это была замечательная вечная ручка! Только я её потерял.

— Ты меня немножко проводишь? — спросила Лида.

— Ладно! — пообещал я.

Я быстро позавтракал. Мама дала авоську с едой, денег на автобус, ещё раз поцеловала и попросила:

— Будь умницей. Не шали. С тобой всегда истории приключаются.

— Ладно!

Потом мы с Лидкой пошли вдвоём по улице. На улице, кроме нас, никого не было. Я нёс её чемодан. Он был лёгкий. Лидка оборачивалась, моргала глазами, чтоб не зареветь. Как хорошо, что вчера я не бросил в неё помидором! В чём бы она сейчас шла? В старом платье?

Простились мы у моста. Она помахала рукой и побежала к железнодорожной станции, а я — к автобусной остановке. Мне почему-то было необыкновенно весело и легко.

Ребята были уже в сборе. Зойка Иванова тоже пришла. На всех были пионерские галстуки. Борька принёс отрядный горн. Каждый хотел погудеть, но Борька не давал горн.

Подошёл автобус.

Автобус набился до отказа.

— Куда едет молодёжь? — спросили пассажиры.

— В «Радость», — ответили мы.

— Тогда нужно петь песни.

И мы запели. Шофёр вёл машину быстро, он нам подпевал. Мы доехали до остановки «Радость». Вылезли из автобуса. От шоссе до совхоза было ещё с полкилометра по полевой дороге.

Борька затрубил в горн. Шофёр бибикнул, автобус уехал, мы пошли к домам.

Совхоз «Радость» был в низине. Стояли четырёхэтажные белые дома, в стороне дымилась труба консервного завода — там из фруктов делали разные варенья, консервы. Сейчас в садах поспела вишня, смородина… Из ягоды делали консервы и соки. Дым валил чёрный; издалека, если не знать, можно было подумать, что горит лес или извергается вулкан, как на луне.

Когда мы подходили к домам, на дорогу вырулил газик. Из машины вылез дяденька в тёмных очках. Мы узнали его — это был директор совхоза Леонид Иванович. Он был депутат. Его фотографии во время выборов висели на избирательных участках.

— Кто такие пожаловали? — спросил директор совхоза.

— Это мы, — Борька загудел в горн: — «Гу-гу… гу-гу-гу…»

— Вижу, что вы. Зачем пожаловали? По зелёный горошек? Куда идёте-то? Не люблю случайных гостей, вроде вашего брата.

Борька продолжал дуть в горн, дух у него кончился, горн зашипел. Я увидел, как Ромка раскрыл рот, — сейчас он начнёт откровенничать. Надо про деда издалека расспрашивать, чтоб не догадались, надо вроде нечаянно разузнать, у кого какое здоровье. Поэтому я выступил вперёд и сказал:

— У нас задание. Мы боимся опоздать. Мы понимаем… Урожай поспевает. — Я не знал, что говорить дальше. — Поиски полезных дел. Точно, мы ищем полезные дела. Чтоб помочь. Правда! Старушку перевоспитать… Мы много полезного сделали. Мы не лазаем в чужие огороды. Мы ищем полезное дело.

Я знал теперь, что нужно говорить.

— Правда, правда, — закивали Толя и Серёжа.

— Леонид Иванович, — подал голос шофёр газика. — На утренний поезд опоздаем.

— В девять поеду… Подожди! — Леонид Иванович рассматривал нас. — Интересно! Очень интересно! Полезное дело ищете?

— Да! А у вас ничего нет? У вас все живы и здоровы? Нет сторожа с бородой, с больной внучкой? Мы пришли помогать. — Я ждал ответа.

— У нас все здоровы, — сказал Леонид Иванович.

— Тем более! А то бы мы… Мы всегда готовы. Мы такие! Давайте и вам поможем.

Я не соображал, что говорил, потому что в это время я думал: «Если в совхозе все здоровые, значит, здесь нет больной Паньки».

— Ладно, уговорили! — вдруг улыбнулся Леонид Иванович. — Вообще-то вы доброе дело задумали. Спасибо вам, ребята!

И он по очереди пожал нам руки. Конечно, приятно, когда тебя благодарят, когда тебе руку жмут. Борька опять в горн загудел: «Гу-гу… Гу-гу-гу…» Весело загудел.

— Вы стойте здесь, — попросил директор совхоза. — Я мигом… Я сделаю, как вы задумали.

Он вскочил в газик, газик покатил к консервному заводу. Мы видели, как машина затормозила у складов. Через минуту подкатила грузовая машина.

— Садись, — приказал шофёр. — Молодцы, ребята!

Мне почему-то не хотелось садиться.

— Поехали! — заорал Илюха.

«Гу-гу», — задудел Борька.

— Коля, чего стоишь? — протянула из кузова руку Зойка Иванова.

— А моторка красная в совхозе у кого-нибудь есть? — спросил я у шофёра.

— Моторка? Какая моторка?

— Ну, лодка с мотором.

— Зачем нам лодка, мы не рыбаки. Да и ни к чему нам лодка. У нас летом речка-то почти полностью пересыхает. А по Телячьему броду я проеду — колёс не замочу, — сказал шофёр.