— С чего ты взял? Я не волнуюсь и никого не жду, — смущенно пробурчал он.

Сержант улыбнулся, обнажив ровные белые зубы, легонько толкнул Дмитрия плечом.

— Ладно, Митя, не обижайся... Не зря часами интересуешься... Девушка она хорошая, не будь я семейным человеком, отбил бы у тебя...

Дмитрий нахмурился, чуть было не сказал в ответ что-то грубоватое, но вдруг почувствовал, что ему хочется, очень хочется, чтобы сержант говорил и говорил о ней, чтобы хвалил ее и даже отбить грозился...

— Ты, Митя, не тушуйся, — с добрыми нотками в голосе продолжал Борисенко. — Война войной, а сердце сердцем... Я вот лежу, бывало, под обстрелом или отбиваю с пулеметчиками атаку, а нет-нет да и вспомню свою Глашу, Глафиру Петровну, и дочурку Ниночку... Ждут ведь, на крыльях полетел бы к ним, а тут эта проклятая немчура лезет и лезет... А теперь вот что подумают жена и дочь? Как они там? Письма-то не идут от меня. Шли, шли и перестали. Сколько слез будет — убит папка... А я ведь еще живой — и не могу сообщить им об этом... Трудно, Митя, трудно и хорошо, когда тебя ждут, когда есть кому поплакать... Вон и сестрица наша идет!

Дмитрий вскочил, хотел было кинуться навстречу Полине, но застеснялся, подождал, пока она подошла сама.

— Добрый день! — с улыбкой обратилась она ко всем сразу.

Повеселевшие бойцы наперебой здоровались.

— Почему задержалась? Была в Березовке? Узнала? — нетерпеливо допытывался Дмитрий.

— Вот сделаем перевязки, потом расскажу.

Дмитрий помогал перевязывать раненых. Ему хотелось поскорее закончить это и услышать рассказ Полины о походе в Березовку. И тут же он поймал себя на мысли, что ему хочется остаться наедине с ней, и от этого ему стало неловко, он даже покраснел, как будто был уличен в чем-то крамольном.

Дмитрий опять провожал ее, и по дороге Полина рассказывала о походе в Березовку.

— Люди говорят, что полковник не ушел из лесов, действует где-то, а где — никому из березовцев неизвестно. В Березовке даже уверены, что тех двух солдат у стога прикончили бойцы полковника... А мне теперь кажется, что полковник — выдумка, никакого полковника нет...

Дмитрий тоже подумал об этом, но ему не хотелось расставаться с мыслью о полковнике, с мыслью о том, что кто-то может помочь им.

— Ты еще узнай, уточни.

— Хорошо, Митя, я еще схожу в Березовку.

— А ты не боишься ходить по той дороге?

— Ой, Митя, боюсь, очень боюсь... Я бегом, бегом... и на стога не смотрю... Ты знаешь, мне теперь по ночам снятся вилы. Они гоняются и за мной и за тобой... Я и тебя, Митя, во сне вижу...

— И ты мне вчера снилась...

— Правда? Ой, расскажи — как, хорошо или плохо?

— Хорошо...

— Ты все-таки расскажи, ну, расскажи, Митя...

— Я поцеловал тебя во сне, — чуть слышно прошептал он.

Полина остановилась, испуганно глянула на него.

— Не надо, Митя, не надо так видеть меня, иначе я рассержусь на тебя, очень рассержусь...

Дмитрий опустил голову, злясь на себя за эту неумную выдумку. Ведь сочинил, соврал! Он и в самом деле видел ее во сне — она бежала по улице, она была далеко от него, он только любовался ею, но не целовал, он только кричал: «Остановись, я тебя нарисую...» Зачем же ему нужно было придумывать поцелуй? Глупо...

— Ой, Митя, кто-то идет! — вскрикнула Полина.

Дмитрий встрепенулся, машинально сорвал с плеча автомат.

— Где?

— Там, — кивнула в сторону Полина.

Он ухватил ее за руку, и они встали за толстое дерево.

— Это же Романов! Председатель райисполкома. А с ним Сеня Филин, секретарь райкома комсомола. Давай окликнем их, — сказала Полина.

— Молчи, — приказал Дмитрий.

Послышался голос:

— Выходи, выходи, Ружилина, чего прячешься.

— Зовут.

— Молчи, — оборвал ее Дмитрий.

— Да что ты заладил «молчи», «молчи»! Своих боишься? — Полина выскочила из-за дерева и смело пошла навстречу Романову. Дмитрий видел, как ей пожимали руку, расспрашивая о чем-то.

— Иди сюда, Гусаров! — позвала она.

Дмитрий подошел.

— Вот какой ты, Гусаров... Ну здравствуй, — поздоровался Романов. — Ишь ты, с трофейным автоматом...

— У нас еще один есть, — похвалилась Полина.

— Значит, два автомата, — задумчиво проговорил Романов. — По логике вещей двумя автоматами владели два солдата... А скажите-ка, други милые, не вы ли, часом, устроили на лугу побоище при помощи оружия старостихи Василисы кутузовских времен? Не вы двух солдат вилами к земле припечатали?

— Мы, — вырвалось у Полины.

Романов рассмеялся.

— Ну вот и решена задачка с двумя неизвестными... Молодцы. Открыли счет, — похвалил Романов и обратился к Дмитрию. — Показывай, Гусаров, своих раненых.

Дмитрий еще раньше дал себе слово даже под страхом смерти никому не говорить о раненых товарищах. Полина и дед Минай не в счет, доктор Красносельский тоже не в счет. Они помогли, они лечили, кормили, без них он, санитарный инструктор, ничего не сделал бы. Можно ли сказать о раненых Романову? Чем он поможет?

Будто разгадав его мысли, Романов сказал:

— Я думаю, будет лучше, если перевести раненых на нашу базу.

— У вас есть база? — удивился и обрадовался Дмитрий.

— Кое-что имеется, — скромно ответил Романов.

Пока они разговаривали, Сеня подхватил Полину под руку и отвел в сторону. Дмитрий ревниво поглядывал на них. Уж слишком вольно ведет себя этот комсомольский вожак, чуть ли не обнимает девушку, что-то доказывая ей.

— Ну как же, Гусаров? Договорились насчет раненых? Завтра людей подошлю, помогут перебазироваться твоему лазарету, — пообещал Романов.

Партизаны ушли. Полина грустно смотрела им вслед, жалуясь:

— Не хочет Сеня Филин брать меня в отряд...

— Как не хочет? Да не имеет права! Кто у них командир?

— Романов. Тебя и раненых берут, а меня...

— С Романовым и решим. Он добрый. А этот Филин совсем не понравился мне. Какой-то он...

— Бедовый парень, — поспешила возразить Полина. — Он мне приказал оставаться в Подлиповке, работать как работала, и присматриваться к молодежи. Это, говорит, очень важное задание. Может быть, он прав...

— Нет, не прав! — решительно запротестовал Дмитрий. — Мы добьемся — ты будешь в отряде! — горячо доказывал он, веря в это и радуясь тому, что они с Полиной будут вместе, вместе пойдут в бой...

Темнело. Откуда-то с лугов, будто прячась от сырой осенней стужи, заползал в лес белый-белый туман с розоватыми прожилками.

Дмитрий и Полина стояли в подлеске неподалеку от Подлиповки. Сквозь облетевшие ветви хорошо просматривалось знакомое село. Кое-где в хатах зажигались робкие огоньки и сразу прятались. Видимо, люди занавешивали окна.

— До свидания, Митя, — сказала Полина и протянула ему руку — мягкую, теплую, с тонкими хрупкими пальцами и коротко остриженными ногтями.

Дмитрию не хотелось расставаться. Он готов стоять здесь хоть до утра, стоять и молчать, чувствуя тепло ее руки, прислушиваясь к ее ровному дыханию. А еще ему хотелось бережно взять Полину под руку и проводить до самого дома, остановиться у крыльца. Потом она проводит его до темного-претемного леса, потом он ее до крыльца... Он готов ходить так всю ночь!.. «А вдруг в селе ночуют немцы? У Полины пропуск, а у меня нет», — подумал Дмитрий. Эта предостерегающая мысль сразу развеяла его грезы.

— Митя, ведь человек не виноват в том, что ему снится. Правда? — нарушила молчание Полина. — Я не сержусь на тебя...

— Полина, я соврал...

— Соврал?

— Я не целовал тебя во сне.

— Ой, Митя, это хорошо! Если во сне целуются, значит наяву ссорятся... Я не хочу, чтобы мы поссорились...

То, что увидел и услышал Дмитрий на партизанской базе, поразило и удивило его. Он думал, что встретит здесь лихих ребят, которые только то и делают, что нещадно бьют врага, налетают на немецкие колонны и громят их... А в этом лесном лагере слышался мирный перестук топоров, шаркали рубанки и повизгивали пилы. Дмитрий разочарованно смотрел на все это, и ему казалось, будто он попал не в партизанский отряд, а на какую-то стройку. Разве таким он представлял себе героический партизанский лагерь?