Гермиона стояла у стены, задыхаясь, лицо Драко было в нескольких сантиметрах от нее, когда он схватил ее за плечи и крепко, грубо припечатал к стене. Обездвиженная, злая, неспособная погасить огонь внутри, Гермиона быстро восстановила дыхание.

― Давай, ― прошипела она. ― Ударь меня. ― Драко тяжело дышал, его брови почти сошлись на переносице. Он стиснул зубы так, что они щелкнули у нее перед носом. Гермиона слышала этот звук, чувствовала его ярость. ― Ударь меня, ― повторила она.

Драко скрипнул зубами, на скулах заходили желваки. Близко, так близко от нее, о, черт. Ведь это то, чего хотел бы от тебя отец, не правда ли?

Его близость оглушала. Ее отражение плясало в его глазах. Неважно, насколько Гермиона владела голосом, все равно она выглядела до смерти напуганной.

― Разве это не то, что бы он сказал? ― она начала заикаться. ― Ударь меня. Ударь грязнокровную суку. Мы слабые. ― Ее лицо было так близко, и он хотел ударить, ему это было так... так необходимо, пока она, дрожа, стояла у стены и говорила эти острые, горячие, смертельные слова. ― Давай, ― еще раз повторила она. Остро, горячо, смертельно. ― Ударь меня, Малфой. ― И Драко сделал единственное, что могло его удержать.

Единственное. Он поцеловал ее.

Его губы обрушились на нее, и Гермиона ударилась головой о стену. Девушка глухо вскрикнула, плотно сжала рот и попыталась вырваться, оторваться от него.

― Нет! ― Несмотря на сопротивление, он взял ее за подбородок и заставил посмотреть себе в глаза. ― Иди ты в пень, Малфой! ― всхлипнула Гермиона. Она кожей чувствовала его дыхание, и от этого ее бросало в дрожь. Глубокий, испуганный, жестокий трепет вдоль спины, от которого вставали дыбом маленькие волоски на коже. Она снова попыталась вырваться, но Драко только усилил хватку.

Еще раз, медленно и крепко, он прижался губами к ее губам, и Гермиона замерла. Ее глаза, эти чертовы темные глаза горели огнем. Драко снова отстранился. Бесконечный миг они смотрели друг на друга, на целую секунду дольше, чем надо было, дыша, безмолвно крича, полные чего-то, всего, ничего, что могли бы понять.

― Я ненавижу тебя, Малфой. ― прошептала Гермиона. Шепот был резким, как рвущийся шелк, горячим, в нем чувствовались слезы. ― Я так тебя ненавижу.

И Драко прижался к ее губам еще один, последний раз. И ее рот открылся для него, позволил ворваться, почувствовал влажный жар его твердого языка. Гермиона коротко, резко застонала, когда его рука вцепилась ей в волосы, и он потянул ее назад, все сильнее прижимаясь. Драко был зол. Он целовал ее, чтобы наказать ее, наказать самого себя, и это и было наказанием, отчаянным, диким, безумным. Зубы вонзились в ее нижнюю губу, сильно и жадно. Он втягивал ее в рот и высасывал острую, сладкую кровь, выпуская только для того, чтобы попробовать верхнюю, почувствовать, как она дрожит, угрожает, просит не останавливаться. И он не мог остановиться, пробуя ее язык, прижимая свой рот к ее рту, свой язык... глубже и глубже.

Гермиона чувствовала, что теряет голову. Кровь пульсировала, а сама она словно растворялась, боясь открыть глаза, рукой вцепившись в его рубашку, притягивая к себе, а он прижимался к ней. Она растворялась в стене, а он просто въедался в нее. Драко опять укусил ее, еще сильнее, жадно, в порыве стыда и безумного гнева. Ее вскрик потерялся в темноте его рта. Он обхватил ладонями ее лицо, грубо и жестко, и Гермиона не могла пошевелиться, да и не хотела, и Драко показалось, что он ощутил привкус крови на языке, и он лизал, сосал, с жадностью, пока снова не ощутил этот вкус. Это не может быть просто поцелуем. Мысли неслись с дикой скоростью, бились в голове, разбивались на миллион осколков, каждый из которых выкрикивал ее имя, ее чертово имя – Грейнджер - и им обоим был нужен воздух, так сильно, потому что Драко не мог дышать, он был так зол, что хотел задушить ее хотел чтобы она сломалась-сломалась-сейчас-пожалуйста... и вдруг она начала отталкивать его.

Изо всех сил, упираясь руками в грудь - задыхаясь – потом еще сильнее, локтями, извиваясь, выворачиваясь из-под него, что-то всхлипывая ему в рот; и Драко не мог понять, когда из просто плохого все стало еще хуже, и изо всех сил прижимал чертову грязнокровку к себе. Он опять припечатал ее к стене, жевал ее губу, прижимаясь ртом к ее рту так сильно, что она могла расколоться, потому что хотел, чтобы она разбилась-сломалась-все-что-угодно, только бы не останавливала его. Драко мог поклясться, что она ответила на его поцелуй, а теперь? Теперь он уже ничего не понимал, но удерживал ее, не мог выпустить ее губ, не мог остановить движение языка, он должен был попробовать ее, подавить, показать ей, кто здесь главный, у кого власть, хотел, чтобы она хотела его, всегда безумно хотела его, прижимал твердеющий член к ее бедру, постанывая в ее рот от ощущения контакта, почти двигая им, представляя себе, как оно там у нее внутри: теплое, скользкое, узкое, грязное. Теперь Гермиона стонала громче, пыталась закрыть рот, сомкнуть губы, но его язык - он не мог остановить его, он был в ярости, он так ненавидел ее, что просто не мог его остановить.

А Гермиона сопротивлялась все сильнее... когда она перестала отвечать на поцелуй? И ему становилось все труднее удерживать ее, но Драко был сильным, сильнее ее, все еще сильнее, и ему нравилось думать, что она ничего не может сделать. Она слишком слаба. Не прекращать поцелуй, не останавливать язык, не давать ей кричать, не переставать пробовать ее, не открывать глаза, не понимать, не принимать. Это х**ва неразбериха, и ты буквально пожираешь грязнокровку, это Грейнджер, это вонючая Грейнджер, опять ее имя, ее имя, ее имя, ее чертово имя, и тогда...

Драко оторвался от ее губ и скорчился перед ней на полу.

― ** твою мать! ― прохрипел он, прикрыв руками промежность и член, который вдруг стал мягким. ― Какого хрена, что ты себе позволяешь?

― Какого хрена, что ТЫ себе позволяешь? ― выкрикнула Гермиона.

― Ты ударила меня коленкой, блин...

― А чего ты ожидал? ― снова крикнула она, перескочила через него и отбежала к противоположной стене. ― Ты чертов УБЛЮДОК, Малфой!

Драко зажмурил глаза. Эта боль... эту боль невозможно было забыть. ― Сука, ― сказал он сквозь сжатые зубы.

― Не подходи ко мне! ― воскликнула Гермиона, когда Драко начал подниматься на колени. Дрожа, он встал на ноги и заметил, что палочка снова у нее в руке и указывает прямо на него. ― Клянусь, если ты сделаешь хоть один гребаный шаг...

Он стоял, согнувшись и стиснув зубы, с гримасой боли на лице.