Ого. Какое сильное заявление. Слишком сильное, твою мать, Драко. И где публика, где аплодисменты?

Блейз видел, как он выходил. Студенты. Все эти дети. Они расходились после ужина. Интересно, что было на ужин, подумал Драко. Вероятно, мясо. Он вспомнил, что хотел бы больше любить мясо. Но его надо было слишком долго жевать. Поэтому он притворялся. Хотя на самом деле не любил его. Смешно. Странно, что он притворялся. Если тебе что-то не нравится, то не нравится. Зачем притворяться?

― Все в порядке, Драко? Ты выглядишь так, как будто только что бросился со скалы.

― Отвали, Забини.

― Не вопрос.

― Ты ешь его?

― Кого?

― Это яблоко.

― Не прямо сейчас.

― Я пропустил ужин.

― Ладно, бери.

Огрызок лежал рядом с ним на земле. Мокрый. Коричневеющий. На мокрой траве у озера. Он взглянул на него и задумался.

Как он выглядел? Так же, как Поттер? Весь в крови, потный, задыхающийся, сложившийся пополам от боли?

Никто ему ничего не сказал. Никто, кроме Забини. Который расщедрился на чертово яблоко.

А если бы он был Поттером? Ах, если бы он был Поттером. Наверняка к нему сбежались бы армии идиотских жополизов. А ну-ка, кто быстрее заштопает Мальчика-которому-уже-давно-следовало-бы-сдохнуть. Позвали бы Мадам Помфри и торжественно унесли его в больничное крыло, завернув в шелковые простыни.

А Драко лежал там. В грязи. У озера. В леденящем холоде приближающейся ночи. И все, на что он мог рассчитывать – только армии слизняков, жаждущих добраться до его крови, слизать ее с его пальцев. А он так старался избегать массовых сборищ.

И, разумеется, Снейп. Который почти заметил его. Возможно, он действительно его заметил. И если так, то можно попрощаться со значком старосты. Навсегда.

Живот скрутило от внезапного страха.

Великолепно. Потому что это все еще кое-что для него значило. У него еще оставалось что-то, кроме "коснуться и попробовать и вы**ать и Грейнджер", что могло привлечь его внимание. Хорошо. Ему почти захотелось вернуться в замок, бегом, чтобы сказать этой суке.

"Видишь? Я еще не совсем твой, как ты могла подумать, Грейнджер. Еще есть что-то, что не кричит твое имя. Не имеет отношения к боли, отцам, крови и шрамам. Смотри, еще осталась крошечная часть меня, которая для меня, Грейнджер. Наплевать, насколько маленькая, потому что она есть.

Есть.

Чуть-чуть. Но есть.

И поэтому он еще держался.

Еле-еле. Но держался.

За должность Старосты. За Квиддич. За тот день, когда он почувствовал, как деньги Малфоев коснулись его пальцев и обожгли, обещая поднять его - выше, еще выше, прочь отсюда, блин. Драко вцепился в землю. Почувствовал, как холодная вода и грязь проникают под ногти. Как странно он, должно быть, выглядел. Выйдя вот так на улицу. Придя сюда. Распластавшись на земле и закрыв глаза.

Какое безумие. Полное гребаное безумие. А если подумать, что час назад. Два или три. Что тогда. Было.

Драко почувствовал, что его снова затягивает. Нет. Пожалуйста, нет. От**ись.

Но он опять был там. В классе, с Грейнджер.

Задавал себе те же самые вопросы. Те же безмолвные ответы. Те же мысли, от которых его хватка начинала ослабевать. И должность Старосты, и Квиддич, и жгуче-восхитительно-прекрасные-деньги начинали ускользать от него.

Что она подумала? Что она думает?

Где она сейчас?

Грейнджер.

Не важно, за сколько всего он будет пытаться держаться.

Грейнджер.

Его пальцы вонзились глубже в грязь.

Из всех грязнокровок в школе. Из всех грязнокровок в мире. Он ненавидел ее больше всех. Ненавидел и желал и жаждал, как темный густой мясной соус, растекающийся каплями на языке. Оглушительно безнравственно. Так и есть. Ненависть и нужда. И аморальность всего, что он должен с ней сделать. Всего, что невозможно было не сделать.

Если бы он только мог избавиться от этой примитивной животной потребности. Осталось бы только омерзение. Управляемое и безопасное. Банальное отвращение. Он бы успокоился. В одиночестве.

С отцом. Разобрался со всем этим. Может быть, одно последнее наказание. Но не больше. Грейнджер. Больше никаких Грейнджер, чтобы е**ть мозги и напрягать член. И притягивать глаза Драко к своему рту, к влажным, припухшим, раскрасневшимся губам, к шее - средоточию крови, стенкам ее влажного распухшего рта. И внутри всего этого. Его дыхание. Его язык. Его пальцы. Его член. Этот жар, сосущий влажный жар. Она, упавшая на колени; обхватившие его пальцы, порхающий вокруг язык. Губы, сочащиеся, кровоточащие. Тугие. И слышать, как она задыхается под ним.

У Драко опять стоял. Так просто. Так просто, чтобы он встал - всего лишь языки, одна мысль о языках. А иногда.

Одна мысль о ее глазах.

Полное ох*ение.

Но маленький рот Грейнджер. Распахнутый до хруста челюстей, руки, сжимающие его, и он входит. Изо всех сил. Быстро. Сильнее и быстрее и глубже к ней в горло, чтобы почувствовать его дно. И все это время ее губы, ее губы так туго… он мог бы…

Рука Драко потянулась к члену. Он тер его сквозь штаны. Яростно. Даже не замечая этого. Ну вот, приехали. Стоило ему подумать, как это – делать с ней все эти похабные вещи. Злые. Аморальные. Восхитительно извращенно гедонистические. Безнравственные. И необходимые. Это слово начинало заслонять собой все.