Тогда я был поставлен перед фактом неожиданного для меня отвода 25–й и 95–й дивизий на новые рубежи. Приказ об этом был отдан Г. В. Жуковым через штаб военно–морской базы и стал известен штабу армии уже от командиров соединений, получивших его для исполнения. Отход не везде прошел организованно. Мы уменьшили свой и без того ограниченный, трудный для маневрирования силами плацдарм. То, что части, отошедшие на новые рубежи, могла лучше поддерживать корабельная артиллерия, трудно было признать убедительным доводом в пользу такого «уплотнения обороны».

Потом мне удалось во многом убедить Гавриила Васильевича, и больше он никогда не отдавал приказов сухопутным войскам через мою голову. В свою очередь я, прежде чем проводить в жизнь серьезные решения по армии, докладывал о них командующему OOP, получая его согласие. Так, по обоюдной договоренности мы усилили руководство некоторых соединений. Комдивом 25–й Чапаевской был назначен командир кавалерийской дивизии генерал–майор И. Е. Петров, а на его место — командир 241–го полка полковник П. Г. Новиков.

С созданием оборонительного района в ведение его командования и штаба постепенно перешли многие вопросы, связанные с обеспечением нормальной жизни города, с частичной эвакуацией населения и ненужного для обороны имущества. Мне уже не нужно было в такой степени, как раньше, вникать в различные городские дела, часами обсуждая их с председателем облисполкома Т. Д. Кальченко и другими товарищами.

Командование Приморской армии сосредоточило свое внимание на руководстве боевыми действиями на сухопутных рубежах Одесской обороны. Флот помогал нам огнем кораблей, людскими подкреплениями, делился боеприпасами из своих фондов.

К вечеру 20 августа фронт в Западном и Южном секторах стабилизировался по линии Палиово, хутор Октябрь, Вакаржаны, Фрейденталь, Францфельд. На новом рубеже продолжались такие же упорные бои. 24–го противнику удалось захватить в Южном секторе Петерсталь.

В эти же дни враг перешел в наступление в Восточном секторе, нанося удар в направлении Шицли, Новая Дофиновка. Он стремился выйти на побережье непосредственно у Одессы с восточной стороны, чтобы держать под обстрелом город и порт.

Части Восточного сектора, поддерживаемые корабельной и береговой артиллерией, оборонялись упорно. И в первый, и во второй день наступления атаки были отбиты. Потом мы временно теряли деревню Шицли, но вновь восстанавливали положение контратаками. К 24 августа противнику все же удалось оттеснить наши части на линию Александровка, совхоз Ильичевка, Корсунцы, хутор Черевичный. Враг оказался здесь всего в 4–5 километрах от берега моря. Разведка доносила, что на это направление он перебрасывает свежие силы, особенно на перешеек между Куяльницким и Хаджибеез–ским лиманами. Наш фронт вытянулся по берегу до Чебанки включительно. Между тем возникала реальная опасность, что противник, выйдя к морю у Фонтанки, захватит удобные позиции для обстрела Одесского порта.

Чтобы помешать этому, нужны были резервы. Восточный сектор их не имел. Взять что‑нибудь из других секторов не представлялось возможным: ожесточенные вражеские атаки не прекращались и там. Армия могла сейчас получить резервы лишь за счет сокращения фронта, а точнее — путем ликвидации Чебанкского шлейфа. В этом случае высвобождался целый полк морской пехоты.

Такое предложение я и высказал Г. В. Жукову.

— Но в Чебанке новейшая береговая батарея, — возразил Гавриил Васильевич. — Это гордость Черноморского флота, батарею оставлять нельзя.

Я и сам знал, что такое 412–я береговая батарея, огонь которой не раз помогал нам сдерживать и отбрасывать назад вражеские войска. Слышал я и о том, что только на днях личный состав батареи заменил новыми тяжеловесные стволы 180–миллиметровых орудий, выполнив эту работу своими силами чуть ли не за одну ночь. И все же я настоял, чтобы мое предложение было обсуждено Военным советом оборонительного района.

Военный совет сперва не соглашался с моими доводами. Но я продолжал доказывать, что другого способа получить резервы нет, а положение в Восточном секторе крайне тяжелое. Не сегодня–завтра противник может просто отрезать Чебанку вместе с батареей. А тогда придется взрывать перемычку и затоплять район Пересыпи, откуда, очевидно, надо уже теперь выселять жителей…

— Пересыпь затоплять нельзя — там живут тысячи рабочих, — резко сказал секретарь Одесского обкома партии А. Г. Колыбанов, также являвшийся членом Военного совета.

Что же делать?

Наступило тягостное молчание. После нескольких минут раздумья контр–адмирал Жуков сказал:

— Отводите войска.

Военный совет района принял решение, по которому в ночь на 25 августа береговая батарея в Чебанке была взорвана. Утром морская пехота, прикрывавшая ее, с ходу вступила в бой на самом напряженном участке Восточного сектора, и вражеские атаки были отбиты. Потом противник все же вышел здесь к морю. Однако мыс с отметкой 47.4, откуда просматривался Одесский порт, остался в наших руках.

В боях, которые шли в конце августа в Восточном секторе, большую помощь войскам оказали корабли Черноморского флота. Маневрируя вдоль берега, лидер «Ташкент», эсминцы «Фрунзе», «Смышленый», «Беспощадный» и другие вели огонь по боевым порядкам противника, зачастую сами попадая под обстрел и бомбежку. В то же время флотская авиация наносила удары по скоплениям пехоты и танков у Булдинки, Свердлова, Старой Дофиновки и Кубанки. Действия морских бомбардировщиков, прилетавших из Крыма и с Кавказа, являлись существенной помощью нашим войскам в условиях, когда на самом одесском плацдарме мы имели единственный полк истребителей, использовавшихся и для штурмовок неприятельской пехоты. С 20 августа до конца обороны флотские бомбардировщики совершили в район Одессы 1647 самолето–вылетов. Их удары по врагу были мощными и точными.

Шестидневные бои в Восточном секторе обескровили 13–ю и 15–ю румынские дивизии, а добился противник немногого. Правда, выход к восточному берегу Большого Аджалыкского лимана дал ему возможность обстреливать оттуда артиллерией город и порт. 28 августа враг предпринял на всем фронте сектора ночные атаки, к которым раньше не прибегал. По и они были отбиты. Части Восточного сектора захватили два неприятельских орудия и три миномета, взяли в плен роту 89–го румынского полка.

Исход этих боев на правом фланге Одесской обороны заставил немецко–румынское командование отказаться от дальнейших попыток выйти к городу с востока. В первых числах сентября противник перешел на этом направлении к обороне.

Тем временем мы приступили к объединению полков и отрядов, действовавших в Восточном секторе, в новую стрелковую дивизию. Она получила наименование Одесской, а позже — 421–й. Возглавил ее полковник Г. М. Коченов, бывший командир Тираспольского укрепрайона.

Но если в каком‑то одном секторе на время становилось спокойнее, то вообще под Одессой не было ни дня затишья. Враг упорно рвался к городу, продолжая наращивать свои силы. К началу сентября он сосредоточил против нас 17 пехотных дивизий, 3 кавалерийские бригады и 1 танковую.

Атаки противника чередовались с нашими контратаками. Однако мы не всегда могли отбросить врага назад. Направляя на узкие участки фронта массированный огонь артиллерии и удары авиации, он ценою больших потерь вклинивался в нашу оборону. Левый фланг армии нам пришлось отвести на линию Сухого лимана. К середине сентября Одесса была городом, зажатым в тиски, городом, который ежедневно обстреливался артиллерией и подвергался все усиливающимся бомбежкам.

Разрывы снарядов и бомб часто вызывали пожары. Для их тушения были созданы в разных местах запасы морской воды. Водопровод не работал. Население получало небольшие порции питьевой воды из артезианских колодцев. Жители почти круглые сутки стояли в очередях за водой, за продуктами.

Но заводы, мастерские работали, оказывая большую помощь армии. Усилиями одесских рабочих было построено 5 бронепоездов. На заводе имени Январского восстания получили вторую жизнь 44 поврежденных танка. Там же было налажено покрытие броней тракторов. На них поставили пулеметы, и три десятка таких тракторов–танков пошли из заводских ворот на фронт. Одесса дала Приморской армии около 1300 минометов, сотни траншейных огнеметов, четверть миллиона ручных гранат, 90 тысяч бутылок с горючей смесью, десятки тысяч противотанковых и противопехотных мин. Вот только орудийными снарядами город не мог нас обеспечить. А их часто не хватало. Бывали дни, когда 76–миллиметровые пушки совсем умолкали.