Каримов представил Анатолия Садыкову.
— Поэт Депринцев.
Рисуясь, Анатолий продекламировал приглушенным, тягучим голосом:
Я очень рад, друзья, что случай Меня привел сегодня к вам,
Что в нашей жизни невезучей Есть место истинным друзьям!
Что есть на свете вы, Садыков,
Что вместе с вами сотни миль Бок о бок по стопам великих Прошли Георгий и Равиль.
Это произвело на Азиза потрясающее впечатление. Жорка и Равиль оказались равнодушными. Правда, Муртазин, чтобы блеснуть начитанностью и некоторым знанием поэзии, заметил как бы между прочим:
— Лишь люди с острым умом могут за считанные секунды сочинить подобный экспромт!
— Ты прав, душу из меня вон! — поддержал его Жорка.
Анатолий дипломатично промолчал: «экспромт» был сочинен по дороге сюда.
В комнату вошла Рита. Она была в черном туго обтягивающем талию платье и темных туфлях на высоких каблуках. Все невольно ахнули: Черная Змея!
— Прошу вас! — пригласила Рита, — дамы ждут.
— Не торопись, — вышел на середину комнаты Эргаш. — Дай-ка литруху, да займи чувих чем-нибудь минут тридцать. Мы тут обмозгуем кое-какие дела.
Рита послушно вышла, оставив после себя густой запах дорогих духов.
— Итак, — театрально вскинул руку Эргаш, — на повестке дня два вопроса: ход операции «Черная Змея» и экскурсия в ювелирторг. Изменения или добавления будут?
Добавление внес Равиль:
— Предлагаю третий вопрос.
— Какой?
— Прием поэта Анатолия Депринцева в корпорацию. И поставить это первым вопросом, иначе поэт на время должен удалиться.
— Возражений нет? — осмотрел Эргаш собравшихся.
— Нет.
Эргаш откашлялся, налил всем по стакану водки.
— Выпьем за единодушное утверждение повестки дня… Вот так, — крякнул он. — А теперь — к делу, Итак, прием в корпорацию Анатолия Депринцева. У кого будут вопросы?
— Пусть расскажет автобиографию, — бросил Равиль.
— Пожалуйста, маэстро, — кивнул Эргаш Анатолию.
— Значит, во-от, — встал Депринцев. — Родился я в тысячу девятьсот тридцать пятом году, в семье служащего. Учился и работал в Ташкенте. Печататься начал с двадцати пяти лет. Сейчас живу, значит, творческим трудом… Скоро вчерне закончу поэму о колхозной деревне. После этого начну цикл стихов о людях преступного мира.
— Отлично! — одобрил Эргаш.
— Как понять фразу «Живу творческим трудом»? — поинтересовался Равиль.
— Значит, питаюсь и одеваюсь за деньги, которые буду получать за произведения, во-от… Пока, конечно, не получаю: сами знаете, путь в литературу, значит, тернист. Не каждому удается сразу оседлать Пегаса,
20-4836 305
— Какие еще будут допросы?
Жорка бросил, развалившись на стуле:
— Скажи, Депринцев, душу из меня вон, не доводи-лось ли. тебе бывать в «почтовом ящике»?
— Нет, — растерянно заморгал Анатолий.
— Возможно, кто-нибудь из твоих родных или близких удостаивался этой высокой чести? — не унимался Жорка. Беспечной развязностью он хотел заглушить все усиливающийся страх.
— Дядя, значит, сидел, — вспомнил Анатолий.
— Когда?
— Во времена культа.
— Сойдет! — одобрил Эргаш. — Вопросов больше нет? Предлагаю: Анатолия Депринцева принять в члены корпорации.
Предложений больше не поступило.
— Разрешите поздравить вас, коллега, с высоким доверием, — подошел Эргаш к Анатолию. — Надеюсь, что вы сделаете все, чтобы быть достойным этого смелого, общества.
— Постараюсь, во-от, — пообещал Депринцев.
— Переходим к вопросу об экскурсии в ювелирный магазин. Суть дела вот в чем.
Эргаш сказал, что в последнее время все они находятся в денежном затруднении. Ночные операции в соседнем городе не обеспечивали полностью материальных, расходов присутствующих. Между тем, имелась возможность разбогатеть буквально за два-три часа. Как известно, на участке Карима Сабирова недавно выстроен замечательный ювелирный магазин. По последним данным, в нем находится большая партия ценностей на довольно кругленькую сумму. Ценности берется реализовать один из ташкентских скупщиков.
У Жоры появилось желание встать и тут же покинуть этот дом. Лишь боязнь накликать на себя немилость Эргаша заставила его сидеть.
— С планом познакомитесь перед операцией, — закончил Эргаш. — Сейчас давайте поговорим о другом. Перед посещением магазина мы должны обеспечить себе стопроцентные алиби. У кого имеются на этот счет какие-нибудь соображения?
Первым нашелся Садыков:
— Я добуду себе бюллетень!
— Не блестящий выход из положения, однако принять можно. — Эргаш посмотрел на Равиля. — Ты что скажешь?
Равиль с трудом переложил бродившую в голове мысль в слова:
— Можно поругаться с предком. Он запрет меня в комнату. Я ночью вылезу.
— Твоя очередь, Анатолий.
— Меня мало кто знает в Янгишахаре.
— Тебя знает Голиков. Этого достаточно.
Анатолия передернуло при этих словах… Он не мог
равнодушно слышать фамилию участкового.
— Тогда вот что, значит, есть у меня в Ташкенте два кореша. Они скажут, что я был у них, во-от, — не совсем уверенно ответил Анатолий.
— Жора?
— Ничего не могу придумать, душу из меня вон! — весело отозвался Шофман, хотя у самого дрожали колени.
— Ты сейчас в отпуске?
— Да.
— Ладно, вот что сделаешь. Завтра объявишь матери и невесте, что уезжаешь в Самарканд… Подожди, не перебивай. Купи железнодорожный билет и все прочее… Они тебя проводят до вокзала. Ты сядешь в поезд. На следующей станции сойдешь и ночью возвратишься в Янгишахар. После операции первым поездом отправишься в Самарканд.
— Здорово! — позавидовал Равиль.
Нет, Жорка не был согласен. Он ни за что не сделает так, как советовал Эргаш. У него пока еще «все дома».
— О себе я сам побеспокоюсь, — прошелся Эргаш по комнате.
— Когда мы это самое… магазин очистим? — поинтересовался Азиз.
— В самое ближайшее время. Ждите, как говорят, дальнейших директив… Перед обсуждением третьего вопроса пропустим по стопке.
Собутыльники выпили.
— Переходим к третьему вопросу, — Каримов отставил стакан и бросил взгляд на Депринцева. — Зимой мы уже обсуждали его. Правда, без Анатолия. По разным причинам наш план осуществить до сих пор не удалось.
Дальше тянуть нельзя. Да и обстоятельства назрели, вот-вот лопнут.
Эргаш сверлящим взглядом окинул всех собутыльников. Те покорно молчали, ожидая, когда Каримов выложит новый план.
— Нашему новому члену корпорации грозит «почтовый ящик». Да, да, — повторил он, заметив, как Анатолий невольно съежился. — Будьте уверены, у меня точные сведения. Дело не пустили в ход только потому, что это пока невыгодно одному высокому лицу.
— Кому? — невольно вырвалось у Жорки Шофмана.
— Стань на вассер, у двери, — приказал ему Эргаш. — Так вот, это не выгодно самому Абдурахманову. У них там сложнейший, как говорят, конфликт. Бахтияров — Абдурахманов — Шаикрамов — Абдулин — Голиков — Рита — Айтуганов и, наконец, Депринцев.
Все переглянулись.
— Вся ниточка будет распутываться с дебоша нашего уважаемого коллеги в кафе. Да, да, с тебя, Депринцев. Заварил кашу, черт бы тебя побрал! — выругался Каримов. Успокоившись, он продолжал: — Чтобы оборвать эту ниточку, надо убрать Айтуганова. Пока Айтуганова, — счел нужным добавить Эргаш. — Тогда и Голикову не несдобровать: его съест Абдурахманов за то, что «на участке неспокойно». Уразумели? То-то.
Эргаш поднял руку, призывая собутыльников к порядку.
— Ти-хо! О последствиях не беспокойтесь: у нас высокий покровитель… Заметет следы. Бросаем жребий, кому идти на дело. Обладатель туза — счастливчик…
Каримов достал колоду карт, отсчитал пять верхних и, подмигнув старым дружкам, бросил их на стол.
— Равиль!
Тот взял карту.
— Азиз!
Садыков схватил очередную.
— Жора!
Шофмана словно кипятком обдали.
•— Ну, — моргнул ему Каримов.
Жорка несмело потянул свой жребий.
— Теперь и я возьму, — сказал Эргаш.