— Что с тобой? Нездоровится? Вот тебе раз! — захохотала Рита. Тревога уже исчезла с ее лица. — Ты же доктор. Выпиши себе бюллетень и лежи дома сколько угодно. Я бы на твоем месте по десять дней каждый месяц бюллетенила!

— И не надоело бы?

— Что ты! Вон Эргаш совсем ничего не делает, и ему не надоедает… Знаешь, — Рита остановилась, отвела Катю в сторону, — дай мне бюллетень. Я завтра приду к тебе и ты найди у меня чго-нибудь… Это же не трудно сделать!

— Чудачка ты, Рита!

— Трусишь? Эх ты!.. Слушай, — прищурила Рита плутоватые глаза. — Я бы поехала в Ташкент и свела с ума всех мужчин. Здешние как тюлени… Впрочем, ладно. Пойдем танцевать?

— Не хочу.

— Зачем же ты пришла в парк? — Рита потянула Катю на середину аллеи. — Ты что-то скрываешь, Катька!.. Только ты зря это делаешь, я же твоя подруга, у нас не должно быть секретов. Что ты скрываешь?

Катя взглянула на Горлову: что ей было известно? Возможно, что-нибудь узнала об Анатолии?

— Ну что ты молчишь, чудачка? — Рита снова увлекала ее в сторону. — Не грусти. Когда человек грустит, ему кажется, что все люди нехорошие. Я никогда не грущу. Не веришь? Вчера, например, танцевала с Эргашем…

Катя снова взглянула на Риту. Как давно они не встречались!

Когда они приехали в Янгишахар, Кате казалось, что она ни одного дня не сможет прожить без Риты. Тогда ей было трудно одной. Рита же умела успокоить, отвлечь, и Катя забывала о прошлом, о неудачном замужестве…

Может быть, так до сих пор бы и проходил ее досуг, если бы на пути не встретился Сергей. Он словно раскрыл ей глаза, и она, оглядевшись, поняла, что дружба с Ритой — не из лучших.

Рита не обиделась. Изредка, встречаясь с Катей, по-прежнему рассказывала о своих похождениях, в которых теперь все большее место занимал Эргаш. Она и сегодня уже дважды упоминала о нем.

— Ты бы могла найти себе получше парня, — участливо сказала Катя.

— Зачем? Мне с ним весело… Потом — никто не запретит мне любить того, кого захочу. Я свободная женщина!

— Это низко… — ужаснулась Катя.

— Низко? — Рита скривила накрашенные губы. — Ты, оказывается, стала идейной! Я и не знала. Наверно, не зря встречаешься с Голиковым: он уже успел перемешать твои мозги…

Катя отшатнулась от Риты:

— Что ты говоришь?

— То, что слышишь! Думаешь, я не знаю, что ты любишь его?.. Только расскажи ему все, нечего в прятки играть: к тебе же муж приехал!

Странно, отчего неожиданно стало так тихо? Почему перестали смеяться девушка и парень, сидевшие напротив, под чинарой? Не случилось ли что-нибудь? Катя слышала только глухой, очень далекий стук да ощуща-ла в груди острую усиливающуюся боль.

3.

Сергей Голиков посмотрел на часы: до начала кино-сеанса осталось сорок минут. Катя, наверно, уже вышла из дому. Через четверть часа будет в парке. «Хорошо, что нас застала гроза, — улыбнулся Сергей. — Если бы не она, я бы ни за что не признался в любви. Так бы и вздыхал, как гимназист…»

— Гриша! — позвал участковый белоголового парня, стоявшего у окна. — Возьми, пожалуйста, два билета на последний сеанс.

— Хорошо.

Голиков проводил парня взглядом до двери и виновато посмотрел на ребят, сидевших за приставным столом, на котором лежали газеты и стоял графин с водой. Это были дружинники. Они только что зашли в кабинет участкового уполномоченного после патрулирования.

Сегодня вечер проходил без особых происшествий: на участке не было серьезных нарушений. Все с нескрываемой гордостью в связи с этим делились своими впечатлениями. Особенно много говорил Абдулла Зияев. Василий Войтюк и Рийя Тамсааре, слушая его, поглядывали друг на друга, будто спрашивали: «Действительно ли все было так хорошо, как он рассказывает?» Они сидели напротив Абдуллы: Василий высокий, с серебристой россыпью на висках, Рийя — маленькая, подвижная, с короткой неширокой челкой.

— Слышали, как мы сегодня отчитали Эргаша и его компанию? — все больше расходился Абдулла. — В следующий раз мы приведем всех сюда. Правильно, товарищ старший лейтенант?

— Правильно, Абдулла, — одобрил участковый. — Было бы неплохо, если бы вы занялись и Морозом. Мне кажется, что за него можно бороться.

— Кому это нужно? — насмешливо протянула Рийя. Она так скопировала голос Жана, что все захохотали. — * Миф сплошной!

— Мороз, по моему, еще не потерянный парень, — перестал смеяться Войтюк. — В его чудачествах иногда больше горькой серьезности, чем пустой шутки. Мы должны обратить на него внимание.

— Пьет он, вот беда, — заметила Рийя Тамсааре.

— Я помню его трезвенником, — сказал Зияев.

— От водки можно отучить, — решительно заявил Войтюк, нахмурив брови.

Все молча переглянулись. Вспомнили, как он, Василий Войтюк, лучший слесарь хлопкоочистительного завода, еще недавно пил, доводя этим до слез не только престарелую мать, но и соседей, особенно Рийю Тамсааре. Рийя иногда, как она сама говорила, готова была из-за него бежать на край света. Доставалось и участковому. Подполковник Абдурахманов однажды дал ему такого нагоняя, что его с неделю не покидало желание отхлестать Войтюка. Пришлось отказаться от прежних воспитательных воздействий: бесед, приводов в отдел, подписок. Голиков обратился за помощью к товарищам Войтюка, и это отрезвило парня. Правда, не сразу. Еще бывали дни, когда он куралесил, да так, что об этом становилось известно чуть ли не всему Янгишахару.

Голиков взглянул на склоненную голову Войтюка. Было радостно, что человек снова обрел себя и что в этом была кое-какая заслуга и его, участкового уполномоченного. Он вышел из-за стола и, оглядев умолкнувших дружинников, уверенно проговорил:

— Правильно, Василий, от водки можно отучить1

— Надо объявить войну всем пьяницам, — засверкала карими глазами Рийя. — Давайте в парке организуем стенгазету. Не будем сидеть сложа руки. Мы же комсомольцы!.. Кто против, товарищи?

Абдулла Зияев махнул рукой:

— Ну, поехали…

— Что «поехали»? Отступаешь, да? Трусишь, да? — вихрем налетела на Абдуллу Рийя. — Сергей Борисович, видите! Видите, что получается? Василь! — Она звала Войтюка по-украински. — Ты почему молчишь, Василь? Скажи ему!

Сказал сам Абдулла Зияев. Он был неплохой парень, этот Зияев. У него только не хватало организованности. Ему все время нужна была чья-нибудь помощь. Выросший в доме бабушки, доброй, слабохарактерной старушки, он не научился бороться с трудностями. Они пугали его, если рядом не оказывалось сильного друга. Нередко это приводило к печальным последствиям.

— Ничего я не струсил! Чего ты раскричалась? — Абдулла посмотрел на Рийю и тут же отвернулся. — Я с вами. Куда я один? Сергей Борисович, стенгазета, действительно, не помешала бы.

На улице раздались возбужденные мужские голоса. Участковый уполномоченный, не ответив Зияеву, быстро пошел к двери. За ним тотчас последовали Войтюк и Тамсааре. Абдулла сидел, не зная, где он больше всего нужен: здесь, в кабинете участкового, или на улице?

— Иди, иди, не морочь людям голову, — послышался грубый охрипший бас, когда Голиков открыл дверь.

В комнату, держа за локти Жана Мороза, вошли дружинники Пьянцев и Айтуганов. Он шел не сопротивляясь.

— Пьян, — коротко доложил Айтуганов.

— Как говорится, в дым, — подтвердил Пьянцев.

— Миф, товарищ старший лейтенант, — сонно посмотрел на участкового Мороз. — Я сегодня ни одной капли в рот не брал. Кстати, кого интересует моя исповедь?

— Кого? — вступила в разговор Рийя. — Ты скажи, когда перестанешь мутить воду? Ты же взрослый человек. Борода вон какая! Противно, хотя бы побрился… Ваня, ну почему ты пьешь?

Она впервые назвала Мороза его настоящим именем.

В ее голосе было столько искреннего сочувствия, что все невольно посмотрели на нее. Даже сам Мороз, как будто очнувшись, долго не сводил с нее маленьких, прищуренных глаз. Должно быть, к нему давно не обращались так. С ним больше шутили или ругались.