Существование «избранной рады» всегда вызывало аллергию у чиновников, которым не удалось в нее войти. Пожалуй, наиболее ярко их настроения выразил советник президента по вопросам национальной безопасности генерал Джеймс Джонс, который, по словам известного американского журналиста Боба Вудворда, ежедневно изобретал новые прозвища для людей из ближайшего окружения Обамы, называя их «тараканами», «мафией», «предвыборным штабом» и «политбюро» [121] .
Пригласив в администрацию Джонса и сохранив на своем посту республиканского министра обороны Роберта Гейтса, Обама был убежден, что умаслил Пентагон. Однако генералы по-прежнему считали, что «гражданская команда» состоит из «леволиберальных пораженцев» и «слабаков». Когда же президент полностью переложил на них формирование стратегии в восточных войнах, они окончательно уверились в некомпетентности его администрации. В этом смысле многим показалось характерным интервью главнокомандующего в Афганстане Стэнли Маккристала, опубликованное в журнале Rolling Stone под названием «Генерал, сорвавшийся с катушек» [122] . Маккристал, которого поклонники называли «воином-полубогом», позволил себе ряд ернических высказываний в адрес президентской команды, за что и был уволен. Однако пришедший ему на смену генерал Дэвид Петреус относился к советникам Обамы не менее скептично, называя их «стопроцентными пиарщиками». Те, в свою очередь, величали армейских военачальников «цепными псами Буша» и призывали их как можно быстрее вывести войска из Ирака и Афганистана. По словам Вудворда, на одном из совещаний в Белом доме Обама размахивал докладной запиской, в которой утверждалось, что, если армия пробудет за Гиндукушем еще десять лет, это обойдется американской казне в триллион долларов. «Если бы президент и его высший генералитет, – писал Вудворд, – приложили к ведению войны в Афганистане хотя бы половину тех усилий, что они тратят на взаимные распри, победа была бы у нас в кармане» [123] .
За время президентства Обамы пропасть, которая существует в США между военными и гражданскими чиновниками, только углублялась. Как и в 1960-е годы, библией американских офицеров стала книга Самуэля Хантингтона «Солдат и государство» [124] , в которой провозглашается, что «профессиональная военная каста обладает своим, отличным от остального общества мировоззрением и духовным складом, а идея гражданского контроля себя не оправдывает, поскольку военные намного лучше знают, как себя вести в той или иной ситуации, чем их наставники из администрации и конгресса» [125] . Наиболее радикально настроенные представители генералитета провозгласили даже, что в период затяжных войн на Ближнем и Среднем Востоке Америка должна вернуться к практике, сложившейся во время Второй мировой войны, когда генеральный штаб полностью определял военную политику страны и был абсолютно неподконтролен гражданским властям.
Однако конфликт военных и гражданских чиновников нельзя было назвать главным источником противоречий в администрации. Куда более серьезным вызовом для Обамы была оппозиция старых кланов демократической партии, которые ассоциировались с четою Клинтонов. Многие политологи утверждали, что с тех пор как Хиллари Клинтон потерпела поражение на праймериз 2008 года, она мечтала о реванше. Неслучайно, выступая в начале сентября на заседании Совета по международным отношениям, госсекретарь США объявила, что «растущий государственный долг Америки представляет угрозу для национальной безопасности». «Критикуя обаманомику, – писал The American Thinker, – Клинтон дистанцируется от внутриполитического курса нынешней администрации и дает, таким образом, понять о своем желании участвовать в президентской гонке 2012 года» [126] .
Политологи утверждали, что Клинтон надеется обойти своего нынешнего шефа на внутрипартийных выборах за счет голосов умеренных избирателей. «На посту госсекретаря, – утверждал Томас Фриман, – ей намного легче набрать очки перед очередной схваткой с Обамой. Заседая в сенате, она не смогла бы остаться в стороне от ожесточенных дебатов по реформе здравоохранения и сохранить лицо. В Госдепе же она не только приобретает опыт в международной политике, но и выстраивает отношения с умеренными республиканцами вроде главы Пентагона Роберта Гейтса» [127] .
Клинтон поддерживали и специальные представители президента в горячих точках, и, в том случае, если она вновь скрестит копья с Обамой, обещали агитировать за нее, восхваляя дипломатические таланты госсекретаря, сумевшего не наломать дров, работая под началом «неопытного молодого дилетанта». Вице-президент США Джо Байден, который руководил когда-то сенатским комитетом по международным отношениям, пытался противостоять натиску со стороны клинтоновских протеже и отстоять линию Обамы во внешней политике. Накал страстей демонстрировала характеристика, которой Байден наградил специального посланника в Афганистане и Пакистане, одного из ярых приверженцев Клинтон Ричарда Холбрука: «Это самый эгоистичный ублюдок, которого я когда-либо видел» [128] .
ЧАЙНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ
Противоречия, существовавшие в администрации, не могли не повлиять на результаты промежуточных выборов в Конгресс, которые состоялись 2 ноября 2010 года. Как и предсказывали многие политологи, демократы потерпели на них сокрушительное поражение. «Из темно-синей нижняя палата Конгресса превратилась в багрово-красную, – писала The New York Times. – Такой резкой смены декораций на Капитолийском холме не было с 1948 года. Даже триумф республиканцев в 1994 году не сравнится с нынешней консервативной революцией» [129] .
Эксперты отмечали, что среди избирателей-республиканцев была зафиксирована самая высокая явка с 1970 года, а среди демократов – самая низкая за всю историю. Демпартия, которой в 2006 и 2008 годах удавалось переиграть своих оппонентов даже в южных и западных штатах, считавшихся традиционной вотчиной республиканцев, потеряла очки на либеральном Северо-востоке и в районе Великих озер. В 2008 году симпатизирующие демократам комментаторы поспешили провозгласить конец республиканской эры и объявить Великую старую партию «теряющей влияние региональной группировкой южан». Однако, как писала The Washington Post, «республиканцы утерли нос левым либералам, похоронившим их два года назад, и доказали, что могут разгромить партию Обамы даже на ее поле» [130] . Свидетельством тому стала победа консервативных кандидатов в таких штатах, как Нью-Йорк, Пенсильвания и Висконсин, не говоря уже о триумфе республиканца Марка Кирка, который был избран на освобожденное Обамой кресло сенатора от Иллинойса.
Политологи объясняли провал демократов тем, что их оппонентам удалось перехватить инициативу и склонить на свою сторону несколько групп населения, которые в 2008 году поддержали Обаму. Речь шла о женщинах, католиках, гражданах ниже среднего достатка и независимых избирателях. Что же касается традиционного электората Обамы – молодежи, афроамериканцев и латиноамериканцев – большинство из них проигнорировали промежуточные выборы.
В первую очередь, разочарование американцев в правящей партии было связано с удручающим состоянием экономики США. Несмотря на то, что администрация официально объявила об окончании рецессии, экономический рост по всем прогнозам должен был составить не более 1 %, при этом бюджетный дефицит уже превышал 1,5 трлн. долларов, а уровень безработицы, по некоторым данным, достиг в 2010 году 17,5 %, сравнявшись с аналогичным показателем периода Великой депрессии.
Отвернулись от Обамы и спонсоры. Даже Джордж Сорос, который всегда вкладывал деньги в предвыборные кампании Демпарии, на этот раз заявил, что останется в стороне, поскольку не верит в то, что «может остановить лавину». Как писал The Economist, «бизнесмены Силиконовой долины, которые два года назад воспринимали Обаму как выгодное вложение капитала, сейчас решили не инвестировать средства в заведомо проигрышное дело» [131] . И это при том, что в январе 2010 года Верховный суд отменил ограничения на финансирование партийных предвыборных кампаний, и выборы в Конгресс, по оценкам экспертов, стали самыми дорогими в американской истории. Демократам, правда, крупные корпорации выделили совсем немного, львиная доля средств была переведена в фонд Республиканской партии.