Когда осенью 2011 года Бахманн на короткий период стала фаворитом республиканской гонки на левом фланге началось смятение. Ведь вначале демократы не воспринимали ее всерьез, называя «политической психопаткой», «религиозной фанатичкой» и «пустышкой». Но затем даже колумнист либерального журнала New Republic Джонатан Чайт вынужден был признать, что «Бахманн – прекрасный оратор и очень эффективный менеджер. Не случайно она собрала рекордную сумму пожертвований на свою кампанию в Конгресс (на $ 14 миллионов больше, чем остальные кандидаты). И хотя многие в Америке сравнивают ее с Сарой Пейлин, Бахманн, на самом деле, куда более харизматичная фигура» [182] .
Самым опасным, с точки зрения партийной элиты, кандидатом являлся Рон Пол – 76-летний конгрессмен от Техаса, который на президентских выборах 1980 года уже выставлял свою кандидатуру от либертарианской партии. «Республиканские бонзы, – писал в интернет-блоге студент Гарварда Том Рикс, – делают сейчас все возможное, чтобы остановить Пола. На кокусе в Айове, где у него были все шансы на успех, неожиданно исчезли бюллетени двух графств, и многие специалисты предполагают, что они были специально выведены из оборота» [183] . Один из победителей кокуса бывший сенатор от Пенсильвании Рик Санторум заявил по этому поводу, что «небольшая фальсификация – это еще не конец света».
Пола называли убежденным изоляционистом. Он был единственным конгрессменом, голосовавшим против нападения на Ирак. Он не поддерживал военных действий в Афганистане, выступал за выход США из НАТО и ликвидацию американских военных баз за рубежом. Более того, Пол посмеивался над паникерскими настроениями республиканцев в иранском вопросе и не видел ничего страшного в том, что Тегеран может обзавестись ядерным оружием.
Оригинальностью отличался и его подход к экономическим проблемам. Пол был категорически против выделения крупных субсидий банкирам во время кризиса 2008 года. Он требовал провести государственный аудит ФРС и критиковал систему управления экономикой с помощью эмиссии и бюджетного дефицита.
Кроме того, как и все либертарианцы, Пол утверждал, что «большое правительство» представляет серьезную опасность для личных свобод граждан. «В США его давно уже считают подвижником, – писала The New York Times. – Хирург-акушер, который продолжал принимать роды после своего избрания в конгресс, отказался от пенсии, причитающейся законодателям, и не раз в одиночку противостоял всему депутатскому корпусу, вызывает симпатии у многих американцев» [184] .
В первую очередь речь, конечно, шла об университетской молодежи, которая просто боготворила Рона Пола. В блогосфере он, безусловно, был самым популярным кандидатом, и многие эксперты опасались, что он может вновь пойти на выборы как независимый кандидат и сильно потрепать нервы представителям двух ведущих партий. «Рон Пол надеется возродить традиционные американские ценности, отказавшись от инородных влияний, – писал The American Thinker. – Займи он Белый дом, он стал бы настоящим Юлианом-отступником – императором, который пытается повернуть время вспять» [185] .
Весной 2012 года в республиканской гонке вперед вырвался Рик Санторум, про которого говорили, что он способен сколотить влиятельную консервативно-популистскую коалицию. Конечно, прагматики называли Санторума «токсичным кандидатом», который абсолютно неприемлем для либерального крыла Великой старой партии и независимых избирателей. Однако его радикальный консерватизм был по душе евангелистскому большинству республиканцев, которое подарило когда-то победу близкому приятелю Санторума – Джорджу Бушу-младшему. «Когда кандидат в президенты, – отмечала британская газета The Independent, – во всех проблемах США винит Сатану и осыпает проклятиями Барака Обаму с его «жульнической теологией», это может показаться странным для европейских агностиков, но сделает его героем провинциальной Америки, обожающей религиозных фанатиков и проповедников» [186] .
Демократы утверждали, что победа Санторума в их интересах, и призывали действовать по сценарию «Мартовских ид» (фильм Джорджа Клуни о президентской кампании вымышленного кандидата-демократа Майка Морриса, проигравшего праймериз по вине республиканцев, голосовавших за его соперника – политика крайне левых взглядов). Как известно, во многих штатах на промежуточных выборах могут голосовать не только независимые избиратели, но и представители соперничающей партии. И «комитеты политических действий», поддерживающие демократов, объявили о начале кампании, призывающей сторонников Обамы отдать свои голоса Санторуму». «Он станет настоящим стихийным бедствием для республиканцев, – говорил представитель демократического комитета штата Иллинойс Билл Сандерленд, – и позволит Обаме одержать оглушительную победу». Вспомним, как в 1964 году ставленник консервативного крыла Барри Голдвотер обошел предпринимателя Нельсона Рокфеллера, который был фаворитом республиканского истеблишмента, а затем с треском проиграл выборы действующему демократическому президенту Линдону Джонсону» [187] .
Политологи отмечали, что ни один из республиканских кандидатов не способен спровоцировать массовый психоз, как это удалось Рейгану с его «утром в Америке» и Обаме с его «переменами, в которые мы можем поверить». «Вместо того чтобы выдвинуть абстрактный лозунг, который привлечет под их знамена миллионы, республиканцы вязнут в конкретных деталях, – писал колумнист The Forbes Марк Адоманис, – Ньют Гингрич уже на тридцатой секунде своего выступления начинает описывать технические детали проекта налоговой реформы, Рик Перри назидательно рассказывает о «безнравственности» однополых браков, а Мишель Бахман пытается поведать миру о консервативных экономистах и теологах. Митт Ромни делает все возможное, чтобы оставаться на уровне бессодержательной, но счастливой болтовни, однако удается ему это с трудом» [188] . Очень показательным в этом смысле был успех темнокожего республиканца Германа Кейна, владельца сети пиццерий, который быстро снял свою кандидатуру. У Кейна не было даже минимального политического опыта, однако обращался он напрямую к озлобленным, загнанным в тупик согражданам и на какое-то время стал фаворитом гонки.
Многие говорили о кризисе в республиканской партии. «Великая старая партия, – писала The New York Times, – все больше напоминает расколовшееся зеркало, осколки которого невозможно склеить: неоконы и изоляционисты, менеджеры Уолл-стрит и ненавидящие их чаевники, евангелисты и либералы, сторонники и противники снижения налогов, сторонники и противники поголовного медицинского страхования. Этот список можно продолжать до бесконечности» [189] . Иллюзию единства долгое время обеспечивала фигура Обамы. Чтобы не иметь ничего общего с «президентом-социалистом», республиканцы вынуждены были резко сдвигаться вправо, поскольку на самом деле Обама – типичный центрист. В результате программы большинства кандидатов было очень сложно отличить друг от друга. «Все они любят Израиль, Рональда Рейгана и своих жен, – отмечал немецкий журнал Der Spiegel, – и люто ненавидят темнокожего президента» [190] .
Конечно, многие ожидали, что республиканцы выставят против Обамы боевого генерала. Некоторое время потенциальным кандидатом называли Дэвида Петреуса (в ряде консервативных центров его уже величали будущим президентом), однако Обама в начале бросил вероятного соперника в Афганистан, а затем назначил его главой ЦРУ. «Петреус отказался играть роль Эйхенхауэра и послал республиканцев к черту» [191] , – писал журнал The Nation.
Пожалуй, наименее комфортно республиканские кандидаты чувствовали себя в вопросах внешней политики. Ведь одно дело критиковать обаманомику, и совершенно другое – действия демократической администрации на международной арене (после успешных контртеррористических операций политику Обамы поддерживало более половины американцев). «Тем не менее, по словам The Foreign Affairs, республиканские кандидаты называли президента безхребетным и безвольным политиком, который не верит в идею американской исключительности». «При этом складывается ощущение, – писал журнал, – что сами они убеждены: стоит Америке захотеть и Пакистан откажется от поддержки террористов, а Иран – от ядерных амбиций. Послушать их – так получается, что пара авианалетов в добавление к жестким экономическим санкциям – и вот вам – voilà – ядерная программа свернута» [192] .