— Я этого ни капельки не опасаюсь! — сказал Филдинг спокойно. — Думаю, тут нет особых вариантов.

Но Стелла все не успокаивалась.

— Но для всех нас это просто ужасно! Я-то надеялась, что ты не уступишь Гертруде! Неужели нельзя было спустить это на тормозах?

Он удивленно поднял брови.

— Милое дитя! А как же моя профессиональная репутация? Это был бы конец мне как врачу!

— Не знаю, но ведь ты сам сказал, что готов подписать свидетельство о смерти. Зачем ты ждешь патоанатомического исследования? Думаешь, они найдут яд? Все знают, что дядя имел с тобой столкновение по поводу меня… Для полиции этого будет достаточно, чтобы начать подозревать меня… Или тебя…

— Они могут подозревать кого угодно, — холодно сказал Филдинг. — Но они, будь даже семи пядей во лбу, не смогут доказать, что я имел просто возможность, подчеркиваю, возможность отравить твоего дядю. Не надо за меня бояться. Я совершенно не боюсь результатов этого исследования.

— Послушай, я вовсе не хотела сказать, что это ты отравил дядю, — проговорила Стелла. — Просто все это безобразно. Это вредит семье… Единственный положительный момент во всем этом — то, что теперь мы можем свободно пожениться. Правда, милый? Я уверена, моя мама ничего не имеет против. В принципе у нее все мысли заняты Гаем. На меня она вообще особого внимания не обращает.

Он протянул руку через стол и погладил ее по щеке.

— Ты права, это действительно крайне положительный момент…

Она благодарно кивнула.

— Да, да, и в особенности потому, что я терпеть не могу скандалы. Я бы и так вышла за тебя, милый, просто теперь это проще и приятнее, чем когда дядя был жив.

Филдинг поднялся, обошел стол и стал у нее за спиной.

— Сейчас я позвоню Дженнеру, чтобы он подавал следующее блюдо… Но сперва я хочу поцеловать тебя…

Она подняла к нему лицо, и он нежно погладил ее по шейке, так, что у нее побежали мурашки по коже…

— А скольких девушек ты так вот целовал до меня? — прошептала Стелла, как только ее губы оказались на свободе.

— О, целые толпы! — рассмеялся Филдинг.

Она засмеялась в ответ:

— Думаю, это чистая правда. Ты ведь ухаживал за Бетти Мэзон до меня, так ведь?

— Никогда! Что ты!

— Нет, я не то чтобы ревную, — успокоила она его. — И ничего страшного, если ты за ней и ухаживал. Просто я думаю, что ты из тех мужчин, которые просто не могут пройти мимо девушки, если только у нее нет заячьей губы или горба… Чувствую, мне предстоят тяжелые испытания, когда мы поженимся!

— Ты сказала это таким тоном, словно испытания предстоят скорее МНЕ, чем ТЕБЕ! — саркастически заметил он.

— Ну конечно, мне бы не очень хотелось, чтобы ты увивался за каждой юбкой теперь, когда мы, можно сказать, помолвлены! — кивнула Стелла.

— Я буду следить за собой! — серьезным тоном пообещал он и позвонил Дженнеру.

Вошел Дженнер с сообщением о том, что два пациента дожидаются доктора в хирургическом кабинете.

— Кто это такие? — спросил Филдинг.

— Малыш Джоунс, сэр, и миссис Томас насчет ноги своей дочери…

— А, черт с ними. Я никого не приму до двух часов. Переведи часы назад или как-нибудь уж там… Ступай.

— Хорошо, сэр.

— Не думай, что раз я к тебе зашла, ты должен сидеть со мной как привязанный, — поспешно сказала Филдингу Стелла. — Я сейчас ухожу.

— Брось, никто, кроме тебя, не имеет для меня значения! — легкомысленно хохотнул Филдинг.

Стелла посмотрела на него со странным чувством.

— И ты никогда не думаешь о людях, которые не имеют для тебя значения?

— Нет, просто у этих пациентов нет ничего особо срочного. Хочешь еще сливок?

— Нет, спасибо. Если это та миссис Томас, что живет в Северном Городке, то лучше иди к ней. Она говорила моей тетке Гарриет, что девочке больно обуваться. А ведь так ужасно, когда страдает ребенок, не правда ли? Я как-то раз ходила к дантисту лечить зуб, и он вечно заставлял меня ждать в приемной, отчего мне становилось много хуже. Так что лучше иди к больным.

Он недовольно встал, резко отодвинув стул.

— Ты, кажется, уже начинаешь пилить меня. Неужели я не буду иметь возможности поесть спокойно, когда мы поженимся?

— Нет, милый, ты будешь есть и переваривать пищу в полном покое! — засмеялась Стелла и отправила ему воздушный поцелуй.

Она закончила трапезу в одиночестве, а затем направилась назад, в «Тополя». По дороге она издалека заметила, что ставни на всех окнах закрыты. Это оказалось делом рук тетки Гертруды, которая вернулась в дом, на сей раз вместе со своей младшей дочерью Джанет.

Теперь, поскольку в библиотеке и столовой царил полумрак, семья вынуждена была сидеть в весьма унылой и крайне неудобно обставленной гостиной в задней части дома. Миссис Лаптон обсуждала с сестрой, как следует поступить с одеждой покойного брата, а Джанет, бледная серьезная девушка двадцати пяти лет, пыталась глубокомысленно рассуждать по поводу эскиза Гая, изображавшего интерьер для одного дома в Доркинге. Стелла замерла в дверях, и Гай искоса враждебным взглядом прошелся по ней. Но Стелле стало его немного жаль, ведь пока она поедала всякие вкусности, Гаю пришлось пробавляться отвратительной холодной телятиной и рисом. Стелла встряхнула головой и вошла в гостиную.

— Хэлло, Джанет! — кинула она.

Миссис Лаптон отвлеклась от беседы и оглядела Стеллу, поджав губы. Нет, не то чтобы она завидовала тому, что Стелла привлекательнее ее дочерей. Скорее Гертруда не могла одобрить некоторое излишнее увлечение косметикой и нарядами, которые к тому же очень недешевы. Ведь на все эти румяна и тени, все эти дурацкие цацки и тряпки тратились деньги ее брата Грегори.

— Ну, Стелла, и где же ты была, позволь спросить?

— Выходила, — коротко отвечала Стелла.

Миссис Лаптон с удовольствием отметила, что ее дочери ни за что бы не стали отвечать старшему в таком возмутительном тоне.

— А я думала, что хоть один день ты могла бы и дома побыть, — заметила Гертруда. — И потом, неужели у тебя не нашлось платья, более приличного по случаю траура?

— Не-а, ничего такого.

— Но ведь у тебя же наверняка есть черное платье!

— Ну, раз это так необходимо, я попрошу маму купить мне такое.

Миссис Лаптон напряглась.

— Чем меньше твоя мать станет ездить в Лондон за покупками, тем лучше, — заявила она резко.

— Именно! — сказал Гай с издевкой и злостью.

Джанет страшно боялась всяких ссор и поспешила умиротворить всех:

— У тетушки Зау великолепный вкус! А вот я никогда не могу себе ничего выбрать, собственно, я и не особенно интересуюсь одеждой… Впрочем, как и драгоценностями. Странно, правда? А вот Агнес…

— Это не то что странно, это просто трагично! — ядовито улыбаясь, заметила Стелла. — Потому что в этой шляпке ты похожа на вересковый кустик.

— Ой, Стелла, ну что ты говоришь? Неужели это действительно неважно выглядит?

— Очень неважно, — с серьезным видом кивнул Гай.

— Наверное, вы просто надо мной подтруниваете, но это меня не обижает. В конце концов, в жизни есть масса вещей поважнее одежды, ты не согласна?

— Вот уж нет, — торжественно сказала Стелла. — Я так никогда не думала!

Джанет немного смешалась:

— Но… Я уверена, что ты только так говоришь. Гай только что показывал мне свой набросок интерьера для апартаментов… Я просто в восторге. Я раньше никогда не думала, что зеленоватый мрамор может быть так красив. Но сама я совсем ничего не понимаю в искусстве, вы бы просто застонали, если бы увидели мои рисунки. И так странно, ведь моя сестра Агнес здорово рисует и у нее бездна хорошего вкуса. Да, кстати, мама звонила ей, и она передавала всем глубокие соболезнования… Она была готова сама приехать, но у ее ребенка режутся зубки, и она просто не может его оставить сейчас…

— Я пошлю малышу чудесный подарок на крестины! — произнес Гай с чувством благодарности за то, что малыш хоть одного родственника удержал дома.

— Да ты что! — засмеялась Джанет. — Ты ведь знаешь, что крестины были уже давно! Ребенку ведь целых шесть месяцев!