Лусинда

Я, Флорело, рождена
Под несчастною звездою.
Дни проходят чередою,
А на сердце — боль одна;
Боль, что ни на миг единый
Не дает легко вздохнуть
С той поры, как в дальний путь
Я пустилась из Медины.
Следую в цыганском платье
За возлюбленным своим,
Чтоб, неузнанная им,
Все о нем могла узнать я.
Но надежды нет мне в мире,
Я не верю ничему.
Пресловутому письму
Месяца уже четыре.
Или умер он давно,
Иль пустился в Новый Свет;
Разницы большой тут нет:
Смерть, разлука — все одно.

Флорело

Разве мог он, получив
От родителей посланье,
Продолжать свои скитанья?
Я уверен, что он жив.
Более того, замечу:
Коль предчувствия не лгут,
То сегодня же он тут
Попадется вам навстречу.

Лусинда

В день, когда песок, что ныне
Устилает берега,
Превратится в жемчуга;
В день, когда из ясной сини
Ливень золотой прольется;
В день, когда мы, взяв ведро,
Сможем черпать серебро,
Словно воду, из колодца;
В день, когда мы сможем брать
Угли голыми руками,
А река, что перед нами,
Потечет от моря вспять;
В день, когда, как флот Энея,
Корабли, что тут стоят,
Превратятся в рой наяд;[14]
В день, когда на каждой рее
Розы расцветут живые;
В день, когда диск солнца вдруг
Обновит извечный круг,
Встав на западе впервые;
В день, когда слетят с небес
Наземь звезды и планеты,—
Здесь, на набережной этой,
С ним я встречусь. В день чудес.

Флорело

Все устроит рок могучий.
Что в неведенье своем
Мы несбыточным зовем,
То подстраивает случай.
Здесь, как я уж говорил,
Встретишься с людьми любыми,
И не только что с живыми,—
С выходцами из могил.

Лусинда

Упования мои
Заблудились в дебрях горя.
В яростном житейском море,
Бросив руль своей ладьи,
На родные берега
Взором я гляжу усталым
И несусь, гонима шквалом,
В гавань своего врага.

Флорело

Не довольно ль маскарада?

Лусинда

Я не вижу в нем вреда.

Флорело

Что ж, пускай. Но уж тогда
Говорите так, как надо.

Лусинда

Если о любовной муке
Может рассказать цветок,
И луна, и мотылек,
Если скорбь есть в каждом звуке:
В диком реве водопада
И в журчании ручья,—
Может быть, смогу и я
Разговаривать как надо.
Хоть слова людские слабы,—
Грустной повестью своей
Из бесчувственных камней
Выжать слезы я могла бы.

Флорело

Я, сеньора, не о том.
Вы цыганкою одеты,
И должна одежда эта
Быть в согласье с языком.
Вы могли бы без труда
Здесь прослыть цыганкой истой,
Если бы не слишком чистый
Выговор. Вот в чем беда.

Лусинда

Ну, а нравится тебе
Вид мой?

Флорело

Вид? Он без изъяна.
Что ж, красавица гитана,
Погадай мне о судьбе.

Лусинда

Ручку мне позолоти,
Розанчик ты мой пригожий.

Флорело

Браво! Вот теперь — похоже.

Лусинда

Ну, тебе пора идти.
Я же здесь, в тени укромной,
Притаюсь.

Флорело

Да будет так.

Лусинда

О возлюбленный мой враг!
О дон Лопе вероломный!

Флорело уходит.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Лусинда одна.

Лусинда

Свирепый ящер, обитатель Нила,
Умеет стонам подражать людским;
Стенаньем привлеченный пилигрим
Становится добычей крокодила.
Хоть я себя цыганкой обрядила,—
С египетским сородичем своим
Не сходна я: того, кто мной любим,
Притворной бы слезой не погубила.
Я — пилигрим любви. Пришла сюда
За ускользнувшим счастием в погоне.
Читать судьбу мне велено судьбой.
Твоя рука победою горда,
Но я по линиям ее ладони
Прочту свою победу над тобой.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Лусинда в глубине сцены, Фахардо, Кастельянос.

Фахардо

От нее мне столько мук,
Что теряю я терпенье.
вернуться

14

…как флот Энея, Корабли, что тут стоят, Превратятся в рой наяд. — Эней — в греческой мифологии один из троянских героев, сын царя Анхиза и богини Афродиты; после гибели Трои много путешествовал. В эпической поэме Вергилия «Энеида» рассказывается, что Юпитер превратил корабли Энея в наяд, то есть нимф вод, чтобы уберечь Энея и его спутников от опасностей морского путешествия. (См. «Энеида», кн. 9, стихи 70—122.)


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: